Вячеслав Щепоткин - Крик совы перед концом сезона
Но остальные охотники оказались не такими сентиментальными. Снова выстрелил Волков. Несколько раз грохнуло в других местах леса — видимо, началась «высыпка» вальдшнепов. Да и Савельев теперь жалел об упущенной возможности. Подождав ещё немного и видя, что сумерки переходят в ночь, он двинулся по просеке к Владимиру.
В деревню охотники вернулись в полной темноте. Луна ещё не вышла. С трудом различая дорогу, то один, то другой хлюпали сапогами в лужах. Не входя в избу, в сенях разулись.
— Кто отличился? — громко спросил Валерка, когда все шестеро затеснили прихожую.
— Они из общества охраны животных, — съязвил Адольф. — Только Андрей показал, как надо. Трёх взял.
— А нас ты зря туда записал, — возразил Волков. — У Паши с Карабасом по одному. У меня тоже. Вот Виктору не повезло. Но это ж не в магазине «Дары природы».
— Где ты такой магазин нашёл? — буркнул Карабанов. — Все остальные скоро надо будет закрывать.
— Но «тяга» была… была, — сказал Волков, отводя разговор в сторону. Он увидел, как нахмурился Нестеренко, готовый отреагировать на слова доктора. — Теперь главное — «утрянка». Времени-то у нас, я думаю, Адольф, не много?
— Поесть — и скоро собираться, — сказал егерь, усаживаясь за стол. — До токов идти да идти. Ну, мы с Митрием на «уазике» за селезнем. Кто с тобой ещё, Андрей? — глянул он снизу вверх на подходившего электрика. Тот пожал плечами.
— Я поеду, — сказал Карабанов. Нестеренко согласно кивнул, хотя после той зимней охоты отчуждение к доктору так до конца и не растаяло. Если бы не Владимир, электрик вряд ли решился снова позвать Сергея. Но учитель не случайно стал у них лидером. Он умел прощать сам и ненавязчиво подталкивал к этому других.
— А ты, Паша? — спросил Волков сосредоточенно молчащего Слепцова.
— Возьмёте — пойду с вами.
— Ну, разобрались, слава Богу, — с удовлетворением заметил егерь. — Все при деле.
— За это не мешает налить! — тут же взялся за бутылку Валерка.
— Ох ты, шнырла, — осуждающе покачал головой Адольф. — Портишься прям на глазах. Как демократ.
— А чем тебе плохие демократы? Я — за них. С ними веселей. Круши всё подряд — потом разберёмся.
Нестеренко с удивлением посмотрел на Валерку: что случилось с мужиком? Поставил в ряд стопки — свою, Волкова, журналиста и красноглазого Николая. Усмехнулся:
— Давай наливай, демократ голожопый. Думаешь, кто был ничем, тот станет всем? Вас опять на фу-фу берут. Получишь — от сапога подмётку.
— Да ну его, Андрей! — махнул рукой Адольф. — Разошёлся, как вшивый по бане. Болтает — не знай чево. Давайте, как принято — на кровях. Почин есть.
Все с удовольствием выпили, разговорились. Городские, оторванные несколько месяцев от природы, были возбуждены. С теплом в глазах слушали егеря и его подручных, вспоминали острые моменты вечерней «тяги», и каждый нетерпеливо ждал теперь уже утренних волнений.
Глава шестая
В первом часу ночи Валерка вывел свою троицу из избы. Команда Адольфа, благодаря «уазику», могла отправляться позднее.
Луна уже поднялась высоко. На чёрной грязной дороге хорошо были видны лужи, глубокие колеи, заполненные водой. Мужчины сначала рванули бодро, время от времени возбуждённо переговариваясь. Но налипающая на сапоги грязь постепенно делала шаги короче, а вместо разговоров теперь изредка слышались матерщинные реплики.
Примерно через час Валерка остановил подопечных.
— Всё. Дальше дорога не нужна. Пойдём по полю. Там есть сарай. В нём перекантуемся.
По непаханому полю идти стало легче. Вскоре в лунном свете увидели продолговатый сарай. Полуприкрытая воротина вросла в землю. Валерка осветил фонарём угол с набросанной соломой.
— Тут можно жить, — негромко хэкнул учитель, укладывая рядом ружьё, а под голову рюкзак.
— Только свежеповато, как на улице, — заметил Савельев.
— Дак вон дыра на крыше, — показал лучом фонарика в дальнюю противоположную сторону Валерка. — Держали когда-то лошадей…
— Теперь — мышей, — так же тихо, как остальные, проговорил Слепцов.
Охотники ещё какое-то время поворочались, делая каждый себе удобное гнездо в соломе, и затихли.
— Смотрите не засните, — строго, как детям, за которыми надо следить, сказал Валерка. Однако через несколько минут сам засопел, потом отвернулся от Савельева, возле которого лежал, и беззвучно уснул. «Командир хренов», — с иронией подумал Виктор. Глянул на светящийся циферблат часов — их он надевал только на охоту и рыбалку. Было полтретьего. Выход к шалашам через час.
«Интересно, как тут сделаны шалаши? — подумал Савельев. — Листвы ещё нет. Значит, прикрыты ёлками. А делать это надо заранее. Птицы должны привыкнуть».
Он вспомнил осенние охоты в Вологодской области. У поезда его встречал директор хозяйства. Вечером также выпивали-говорили, а ночью егерь вёз на машине к месту охоты. В октябре тетерева вылетают из чащи леса к убранным полям. Прежде чем спуститься на землю, обсаживают выступающие на опушку берёзы. Клюют почки, греются на солнце. Особенно любят «островки» деревьев, которые немного удалены от леса и поля. Здесь, под деревьями, егерь заранее ставил шалаш, а на толстых ветвях крепил чучела тетеревов.
Несколько раз Виктор попадал на хорошие охоты. К чучелам садилось по двадцать-тридцать тетеревов. Одним выстрелом удавалось взять даже по две птицы. С шумом, ломая сучки, они падали на землю, остальные взлетали, а через некоторое время к чучелам садились новые косачи.
От этих приятных воспоминаний сознание стало плавиться и Виктор начал засыпать. Сколько времени прошло, он не заметил. Вдруг в сарае что-то зашумело, захлопали крылья. Савельев сразу не понял: во сне это или наяву?
— Кто тут? — спросонья сел на соломе Валерка. В дальней части сарая, где была провалена крыша, снова что-то зашуршало, и через мгновенье снаружи донёсся жутковатый звук. Словно кто-то гукнул в длинный отрезок водопроводной трубы: «у-у — ху-у-у».
— Фу! Сова, падла, — сказал, успокаиваясь, Валерка. — Напугала. А вы чё, уснули?
— Нет, стерегли тебя, — насмешливо ответил Савельев.
— Сова? Опять сова?
Павел Слепцов с тревогой быстро поднялся на ноги. Учитель снизу, с соломенного логова, увидел, как на фоне провала в крыше, обозначенного мерцающими звёздами, появилась голова товарища, закрыла большую часть их, образовав чёрный круг, обрамлённый сверкающими блёстками. «Чёрная дыра», — подумал Волков с каким-то суеверным страхом.
— Ну, и што сова? — потянулся в темноте на соломе Савельев. — Наверно, по привычке залетела сюда за мышонком. А тут наш Валерий всхрапнул. Сова поняла: место занято.
— Ты с этим не шути, — недовольно проговорил Валерка. Похоже, ему не понравился намёк на сон. — Зимой она наделала делов. Ни с того, ни с сего заорала в лесу. Зимой! — ты понял? Когда все молчат.
Он включил фонарик, чтобы осветить часы.
— О-о! Пора собираться. По темноте надо залезть в шалаши.
Оказалось, идти придётся на два тока. Один — поблизости, другой — километра за полтора от него.
— Первым прилетает токовик. Старый тетерев. Его стрелять нельзя. Развалится весь ток.
— Знаем, знаем, — сказал Савельев.
— Ну, глядите.
В лунной ночи довольно быстро дошли до первого шалаша. Здесь, как заранее было условлено, остались Волков и журналист. Чтобы не застыть на холодной сырой земле, оба прихватили из сарая по охапке соломы. Постелили на ветки, а сверху Савельев положил непромокаемый плащ. Легли рядом, рассчитывая потом распределить зоны выстрела.
— Курить охота, — прошептал Виктор.
— Нельзя, ты што!
— Да эт я так, — тихо засмеялся Савельев. Умолк. Потом шёпотом спросил:
— А чёй-т они из-за совы расстроились?
— Пашка боится. Говорит: беду принесёт. Стой! Помолчи.
Едва они затихли, как издалека донеслось негромкое бормотанье. Волков подтолкнул напарника: слышишь?
Луна начинала бледнеть, но светила всё ещё ясно. Сквозь ветки шалаша Владимир оглядел территорию, где предстояла битва за любовь. Это был пологий косогор, понижающийся, видимо, к сухому болоту: деревья в той стороне стояли редкие — больше торчало кустарника. А слева и справа к поляне-косогору приближался лес. Оттуда, с левой стороны, снова послышалось бормотанье.
«Начинается!» — с волнением подумал учитель. И только он это мысленно определил, как от тёмного леса к середине косогора с шумным хлопаньем крыльев подлетела большая птица. Едва опустившись, тетерев сразу забормотал. Потом пробежал несколько шагов, огляделся и завёл вторую часть своей песни.
Если первая напоминала грубое воркованье голубя и передать её буквами было нельзя, то вторая представляла из себя весьма различимые слоги, которые Волков не раз воспроизводил, рассказывая знакомым об этой волнующей охоте. «Чуфф-фы-ы», — выводил крупный старый косач, вызывая на поляну тетёрок, а заодно оповещая других крылатых мужиков о своём появлении на току.
