Сью Кидд - Обретение крыльев
Я выскользнула на веранду, чтобы глотнуть свежего воздуха, и увидела Сару.
– Я подумала, ты захочешь узнать, – сказала она. – Суд над Денмарком Визи закончился.
Конечно, свобода этому человеку не светила, но я в изнеможении прислонилась к перилам, все еще на что-то надеясь. Сара подошла ко мне, дотронулась до моего насквозь промокшего платья:
– Его признали виновным.
– Что с ним будет?
– Его казнят. Мне очень жаль.
Я старалась не утонуть в печали, чувствуя, как она захлестывает меня.
Только сейчас я задумалась: почему Сара хотела сообщить мне новость? Они с Ниной знали, что иногда я выходила за территорию усадьбы по своим делам, но понятия не имели, что я бывала у Денмарка. Не ведали, что он называл меня дочерью. Не догадывались, что он был для меня особым человеком.
– После вынесения приговора выпустили указ, – продолжила Сара. – Нечто вроде приказания от судей.
Я изучала ее лицо, рыжие веснушки сделались ярче от солнечного света, а в глазах читалась тревога. И я поняла, зачем она здесь: из-за указа.
– Любой чернокожий, мужчина или женщина, публично скорбящий по Денмарку Визи, будет арестован и наказан плетью.
Отвернувшись от нее, я уставилась на декоративный сад, где Гудис бросил грабли, мотыгу и кувшин с водой. Все растения склонились от жажды. Все засыхало на корню.
– Подарочек, пожалуйста, послушай меня. Согласно этому указу, тебе нельзя носить черное на улицах. Или плакать. Или называть его имя. Или делать что-либо, напоминающее о нем. Понимаешь?
– Нет, и никогда не пойму, – ответила я и вернулась в дом к своей щетке.
* * *Второго июля перед рассветом я протиснулась через окно моей комнаты, уперлась спиной в стену дома, здоровую ногу поставила на ограду и привычно перемахнула через нее. К черту вымаливание пропуска с подписью белых, разрешающего ходить по улицам! К черту все это!
Под покровом темноты я спешно шла через город. Когда добралась до Мэгазин-стрит, уже рассвело. Рассматривая работный дом, я остановилась как вкопанная, на миг мне показалось, что я снова внутри. Я услышала скрип колеса, почуяла запах страха. Мысленным взором увидела, как плетка из бычьей кожи стегает ребенка, привязанного к спине матери. И почувствовала, как падаю с колеса. Только мысли о Денмарке и о том, что в любую минуту его с соратниками выведут из ворот работного дома, не давали повернуть обратно.
Суд назначил казнь на второе июля. Эта тайна была известна всему свету. Говорили, Денмарка и пятерых его соратников казнят рано утром на Блейкс-Лендс, болотистой пустоши, где росло несколько дубов, на которых вешали пиратов и преступников. Туда мог найти дорогу любой раб, да и белый тоже, но что-то подсказало мне сначала прийти к работному дому и последовать за Денмарком на Блейкс-Лендс. Может, он заметит меня и поймет, что не в одиночку проходит последнюю милю своей жизни.
Я спряталась у сарая вблизи ворот, и вскоре из них выехали четыре запряженные лошадьми повозки, в задней части которых на своих гробах сидели обреченные на казнь люди. В первой повозке оказались побитые, распухшие Ролла и Нед, во второй – Питер, а в третьей – двое незнакомых мужчин. В последней был Денмарк. Он сидел выпрямившись, с сумрачным выражением лица. Он не заметил, как я поднялась на ноги и захромала по обочине дороги вслед за повозками. В них было много стражников, так что мне пришлось держаться на расстоянии.
Лошади медленно тащились по дороге. Я шла за ними довольно долго, у меня разболелась нога, но я старалась сильно не отставать, мечтая, чтобы он взглянул на меня. И тут случилось странное. Три первые повозки свернули на дорогу, ведущую к Блейкс-Лендс, а четвертая, с Денмарком, повернула в противоположном направлении. Денмарк встревожился и попытался встать, но стражник заставил его сесть.
Он видел, как его помощников увозят, и закричал:
– Умрите как мужчины!
Повозки отдалялись друг от друга, а он все кричал. От колес поднималась пыль, и Ролла с Питером ответили:
– Умрите как мужчины! Умрите как мужчины.
Я не знала, куда везут Денмарка, но поспешила за повозкой, а в воздухе звучали их крики. Потом он заметил меня и замолчал. Оставшуюся часть пути он смотрел, как я иду за ним чуть поодаль.
Его повесили на дубе, росшем на пустоши, которая протянулась вдоль Эшли-роуд. Там не было никого, кроме четырех стражников, лошади и меня. Мне оставалось лишь скрючиться в зарослях карликовых пальм и ждать. Денмарк спокойно поднялся на высокую скамейку и не двигался, пока у него над головой завязывали петлю. Он умер так, как завещал остальным, как мужчина. Пока у него из-под ног не вышибли скамью, он всматривался в пальмовые листья, среди которых я притаилась.
Когда его тело повисло в воздухе, я отвернулась. Смотрела в землю, прислушиваясь к хрипам, доносившимся от дерева. Вокруг меня сновали раки-отшельники, мелькали в углублениях в черной земле и поглядывали на меня крошечными глупыми глазками.
Подняв глаза, я увидела, что Денмарк качается на ветке, с которой свисает мох.
Стражники сняли его, положили в деревянный гроб и забили крышку гвоздями. Когда повозка уехала, я выбралась из укрытия и подошла к дереву. В его тени все казалось таким мирным. Будто ничего не произошло. Остались только вмятины в земле, куда упала скамья.
Поблизости было поле. Я знала, что его похоронят там и никто не узнает места упокоения Денмарка Визи. Судейский указ запрещал нам плакать, произносить его имя или делать что-либо, напоминающее о нем, но я вынула из мешочка на шее красную нитку и обвязала ее вокруг маленького прутика на низкой ветви дерева, чтобы отметить это место. Потом выплакала накопившиеся слезы и произнесла его имя.
Часть пятая
Ноябрь 1826 – ноябрь 1829
ПодарочекГудис сильно кашлял. Я несла ему в конюшню жженый сахар для горла, думая, что сегодня еще один обыкновенный день. Очередной стежок на платье.
В доме ругались госпожа с Ниной. Все привыкли к тому, как госпожа обращалась с нами, рабами, но совсем другое дело – как она восприняла отказ Нины вернуться в общество. Без Сары некому было примирить мать и дочь, и они весь день бранились. Фиби готовила на кухне мясное жаркое, а Тетка донимала ее советами. Минта где-то пряталась, возможно в прачечной, а Сейб, думаю, сидел в погребе и курил трубку господина Гримке. Теперь, когда выпивка закончилась, я все время чуяла запах трубочного дыма.
Я остановилась у огорода посмотреть, засадил ли его Гудис на зиму. Увидела только комья земли. Декоративный сад тоже в запустении – плети роз душили олеандр, мирт сильно разросся. Госпожа обозвала Гудиса тунеядцем, но он вовсе не ленился, а подорвал здоровье в неустанных заботах о ее кабачках и цветах.
Я смотрела на землю, переживала за Гудиса и вдруг почувствовала, что кто-то за мной наблюдает. Взглянула на окно госпожи, но там никого не было. Дверь в конюшню отворена, но Гудис стоял спиной ко мне и скреб лошадь. Потом краем глаза я заметила у задних ворот две фигуры. Я посмотрела в их сторону, они не пошевелились, стояли в резком свете – старая рабыня и чернокожая девочка. Что им нужно? У въездных ворот часто крутились рабы, желающие что-то продать, но я никогда не видела, чтобы они толкались у задних ворот. Мне не хотелось прогонять их. Согбенная старуха еле держалась на ногах. Девочка сжимала ее руку.
Я подошла к ним, опираясь на трость и чувствуя под пальцами гладкую отполированную кроличью головку. Женщина и девочка не отрываясь смотрели на меня. Подойдя ближе, я заметила, что их головные платки одинакового вылинявшего красного цвета. У женщины была желтовато-коричневая кожа. Вдруг ее глаза широко распахнулись, и задрожал подбородок.
– Подарочек, – произнесла она.
Я остановилась, внезапно исчезли все звуки. Выронив трость, я бросилась к пришедшим. Увидев это, старуха села на землю. У меня не было ключа от ворот, и я перелетела через них, словно у меня выросли крылья. Опустившись на колени, я прижала женщину к груди.
Должно быть, я закричала, потому что прибежал Гудис, а за ним Минта, Фиби, Тетка и Сейб. Помню, как они смотрели на нас через решетку ворот. Помню, как незнакомая девочка спросила:
– Ты – Подарочек?
Я сидела на земле и качала женщину, как младенца.
– Сладчайший Иисусе, – выдохнула Тетка. – Это Шарлотта.
* * *Гудис перенес матушку в комнату в подвале и положил на кровать. Все столпились вокруг, глазея на нее, как на призрак. Мы застыли на месте, боясь пошевелиться. Меня бросило в жар, дыхание сперло. Глаза ее закатились, белки глаз слегка пожелтели. Худая как щепка, все лицо в морщинах, седые волосы. Она пропала четырнадцать лет назад, а состарилась лет на тридцать.
Девочка присела рядом с ней на кровать, переводя взгляд с одного лица на другое. С очень темной кожей, ширококостная, с большими руками и ступнями и крутым лбом, она была очень похожа на отца. Дочь Денмарка.
