Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук
— Алло.
— Алина?
«Как же я устала. Уж если вы звоните Алине, знаете ее номер и именно его набираете, то можете быть уверены, вам откликнулась именно я, а не Маша, Глаша, Наташа и тем более не Петр!»
— Да, это я.
— Алина, даже и не знаю, как вам представиться.
«Ну, конечно, видимо, вариантов тьма: представитель газеты, журнала, радиопрограммы, телепередачи. Разве что на МКС еще не заинтересовались моей персоной».
— Видите ли, я — врач, — в голосе от волнения появляется чуть заметный акцент.
«Врач? Иностранец? Что за ерунда!»
— Я — врач-гинеколог.
— …
— Дело в том, что у меня возникли некоторые проблемы…
— Вы не ошиблись номером? Я — фотограф и в гинекологии разбираюсь настолько, насколько это необходимо обычной женщине. Я вряд ли смогу вам помочь, — Алина знаками показывает заскучавшему корреспонденту, что освободится через секунду.
— Я звоню вам. А проблемы мои заключаются в следующем: я должен сообщить вам кое-какую информацию. Но, сделав это, я нарушу клятву Гиппократа…
— Хотите совет? Не делайте этого.
— То есть?
— Не рассказывайте мне ничего.
— Шутите. Я живу в Америке уже двадцать лет, получил здесь образование, стал врачом. У меня обширная практика, достойные пациенты.
— Поздравляю вас. Но совершенно не понимаю…
— Дело касается вашей сестры…
— В таком случае не утруждайте себя разговорами и не тратьте времени и денег! Меня это совершенно не интересует.
Алина раздраженно отключает телефон, но он тут же звонит снова:
— Алина, послушайте, мне наплевать, что звонящие вам люди слышат, что вам «никто не нужен». Я заставлю вас выслушать! Дело в том, что ваша сестра беременна и…
— Передайте ей мои поздравления. — Отбой.
«Беременна? Это замечательно. Маша так давно об этом мечтала».
Новый звонок. Алина рявкает в трубку:
— Да!
— Алина, не бросайте трубку! Вы должны понимать, что беременность, особенно первая, в ее возрасте чревата осложнениями. И любые волнения могут оказаться тем самым роковым обстоятельством, из-за которого…
— Что вы хотите от меня?
— Только одного. Пожалуйста, когда в следующий раз вы увидите на экране своего телефона номер Марии, не отключайтесь, поговорите с ней!
— Вы сказали, что вы — гинеколог.
— Так и есть.
— Вот и занимайтесь гинекологией! И не звоните мне больше.
«Если я не хочу с кем-то разговаривать, я не буду этого делать. Не хватало еще, чтобы какой-то там докторишка лез ко мне со своими советами! Да и сестрица — та еще штучка. Мало того, что она обрывает мне телефон бесконечными вызовами, которые я отклоняю, она еще и рассказывает об этом каждому встречному-поперечному. Чего ей не хватает? У нее есть скрипка, преданная публика, любимая музыка, Анатолий и будущий ребенок. Зачем ей понадобилась я? Для очистки совести? Я не собираюсь выступать в роли отпускающего грехи исповедника».
Телефон звонит снова, корреспондент демонстративно показывает на часы. Он прав. Солнце скоро сядет, а Алина еще не сделала ни одного кадра.
— Я же сказала: «Оставьте меня в покое. Все, все оставьте меня в покое!» — в остервенении кричит она в трубку, из которой доносится испуганное:
— Мамочка?
— Натали, детка, прости. Я случайно, я не хотела. Все в порядке, милая. Все хорошо.
— Как все может быть в порядке, если ты так кричишь? — Провести ребенка — задача архисложная.
— Зайка, просто я должна фотографировать панораму и никак не могу начать, потому что меня все время отвлекают какими-то пустяками.
«Вряд ли Натали сочла бы новость о состоянии ее обожаемой Мэри пустяком, но ей об этом знать не обязательно».
— В таком случае, я тоже не буду тебе мешать. Уж у меня-то точно всякая ерунда.
— Нет, расскажи!
— У меня пятерки по математике, чтению и музыке.
— Солнышко, это никакая не ерунда, это очень-очень важно.
— Правда?
— Конечно.
— Ты скоро приедешь?
— Завтра.
— Ладно. Мне уже надоело все время торчать с Леной, — Алина представляет, как вытягиваются обиженной трубочкой губки дочери.
— Натали, у тебя отличная няня и…
— И не трепать тебе нервы?
— Ты — умница.
— Знаю. Пока.
Один короткий разговор, и Алина уже улыбается. Она довольна дочерью, а главное — довольна собой. За полгода ей почти удалось наверстать упущенное в их отношениях. Пришлось сократить количество командировок и тщательно следить за своим расписанием: два дня в неделю должны были принадлежать ребенку. Алина справлялась. Иногда приходилось откладывать важную встречу, другой раз — отказываться от заманчивого предложения длительных выездных съемок. Но это Алину не огорчало, она не боялась выпасть из обоймы. В конце концов, отсутствие в личной коллекции собственноручно сделанных снимков Мачу Пикчу или Храма Изумрудного Будды пережить намного проще, чем равнодушие собственного ребенка. Алина знает: обрести гораздо сложнее, чем потерять, и в иерархии ее приобретений любовь дочери сегодня занимает прочное первое место, а возможное сокращение славы и гонораров ничуть не смущает. Алина уверена: богатство, которым она сейчас обладает, затмит своей ценностью любые материальные блага.
Разговор с Натали помогает Алине забыть обо всех переживаниях. Она расслаблена, успокоена и готова снимать. Она делает несколько снимков Талгарского перевала, разворачивает штатив к Школьнику[23], спрашивает у корреспондента:
— Вадик, тебе только красоту? Или народ тоже пощелкать?
— Не надо. Ограничимся природой.
— Зря. Классная статья получилась бы, а лучше даже фильм сделать. И название какое-нибудь залихватское. Что-то типа «Цены — европейские, сервис — африканский». Как тебе? — Алина смотрит в объектив, наводит резкость. «Да, „лучше гор могут быть только горы“».
— Идея хорошая.
— Да замечательная идея. Просто великолепная. Еще одна свежая история о том, как выгнать туристов из бывших союзных республик. «Курорт! Курорт!» Что за курорт такой, где расселить при большом желании могут человек двести максимум? Хотя много ли желающих наберется стоять в очередях на не всегда работающий подъемник, скупать у контролеров «серые» билеты, чтобы пройти через отключенный турникет, и замерзать на креслах канатки, над которыми «забыли» установить защищающие от ветра колпаки.
— Я слышал, Чимбулак ждет грандиозная реконструкция. Тут вроде в 2011-м зимние Азиатские игры будут проводить.
— О-о-о, тогда тем более надо все это снимать. Сейчас снимешь, как было, потом — как стало. Напишешь хвалебную оду, пустишь в эфир, и тебе дадут орден.
— Слушай, ты точно фотограф?
— Сомневаешься?
— Мозги режиссерские.
— Если когда-нибудь вместо очерков о природе в своем географическом суперглянце ты решишь писать разгромные статьи на злобу дня, я тебе их одолжу.
— Статьи?
— Мозги, дурачок!
Корреспондент обиженно отворачивается. Алина прячет фотоаппарат в футляр, развинчивает штатив.
«Обиделся. Надо бы извиниться. И чего мне вздумалось его жизни учить? Наверное, потому, что все вокруг пытаются учить меня, а я — не кто-нибудь, а Алина Щеглова и сама все прекрасно знаю. А зачем было это доказывать мальчишке? Он-то нисколько не сомневался в моей исключительности. Ни одного совета не дал. Обычно авторы текста норовят если не прямо указать фотографу, что и как снимать, то хотя бы деликатно порекомендовать, какие именно детали пейзажа стоит запечатлеть в кадре. А этот мальчик полностью положился на мой опыт и вкус, я же расхвасталась, как последняя…»
— You think, that I can’t live without your love[24], — очередная трель Мадонны прерывает муки Алининой совести.
— Я слушаю.
— А вы можете? — Мужской голос кажется смутно знакомым, но Алина не может понять, о чем ее спрашивают.
— Простите?
— Вы можете жить без моей любви?
— …
Легкое замешательство, приглушенный кашель, а потом:
— Это Гальперин.
Алине мгновенно становится жарко. «Зачем он звонит мне? Прошло столько лет. Как странно. И откуда у него номер телефона? Хотя современный мир, базы данных: узнать несколько цифр — пятиминутное дело. Алина, перестань думать о ерунде! Говори что-нибудь! Ну, говори же, не молчи!»
— …
«Почему она молчит? Она что, не помнит меня? Нет, быть такого не может. Просто растерялась, наверное».
— Простите, если я вас обидел. Я не хотел.
«Надо думать, он позвонил почти через восемь лет не для того, чтобы наговорить гадостей. Восемь лет… Восемь. Не может быть. Тот разговор в его кабинете был вчера или, в крайнем случае, позавчера. Я же помню каждое слово, каждую интонацию, каждый взгляд. А почему, собственно, я это все помню? Странная встреча с чужим человеком. С чужим… Но родного в нем почему-то больше, чем в ком бы то ни было. Почему?»
