Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук
— Мы бы хотели узнать подробности семейного скандала…
— Кажется, все хотят об этом узнать. — «Так, все в порядке. Есть поворот на девяносто градусов, головка ходит свободно, Бигфуты[20] надеты».
— Чудненько! Вы совершенно правильно оцениваете ситуацию.
— А вы, наверное, нет. — «Так, что еще мы можем придумать, чтобы избежать шевеленки?» — Алина оглядывается вокруг, подбирает камень средней величины, кладет его в пакет.
— Что вы? Как вы могли подумать? Наш журнал никогда не обижает тех, кто способствует росту продаж. Конечно, цену надо обсуждать, утверждать, согласовывать. Но, я уверен, мы сможем договориться.
— Не думаю. — Алина подвешивает пакет с камнем на крюк штатива. Теперь можно не беспокоиться: тренога надежно закреплена и ни за что не шелохнется.
— Назовите ваши условия.
— Условия? Никаких условий и никаких подробностей.
— Но, Алина Михайловна… — свои доводы горе-журналисту придется излагать в пустоту — Алина выключила телефон. Этому труженику пера еще повезло: она потратила на него целых пять минут. Обычно все заканчивается на первой же секунде:
— Госпожа Щеглова? Журнал… Не могли бы вы…
— Не могла бы!
— Алина Михайловна? Вас беспокоит газета… Хотелось бы услышать ваши комментарии…
— Без комментариев!
— Алина? Это издательский дом… Хотелось бы пригласить вас на фотосъемку. Нет-нет, не в качестве автора, в качестве модели. Да, действительно интересно. Да, сюжетная композиция. Да, много преображений. Да-да, мы готовы подстроиться под ваш график. Кстати, хотели уточнить: что вы скажете, если мы пригласим поучаствовать в съемках и вашу сестру?
— По-моему, это ваше право. Вы можете приглашать кого угодно, я не собираюсь налагать вето.
— Значит, слухи о вашей ссоре с Марией преувеличены?
— Да пошли вы!
— Беспокоит выставочная галерея. Мы хотели бы приобрести права на экспонирование ваших работ.
— Каких именно?
— Серия «Ощущения».
— Условия?
— С нашей стороны — приличная оплата, с вашей — сущие пустяки.
— Конкретнее.
— Если возможно, вставьте, пожалуйста, в серию портрет Марии Кравцовой и дайте название снимку.
— Если бы мне поступило соответствующее предложение, я могла бы обнажиться на страницах мужского журнала, но в залах художественного салона увольте.
— Вы не понимаете! Публика обожает подобные…
— Всего хорошего!
— Госпожа Щеглова, давайте опубликуем…
— Не опубликуем!
— Алина, давайте напишем…
— Не напишем!
— Алина Михайловна, прокомментируйте, пожалуйста…
— Без комментариев! Без комментариев! Без комментариев!
Вся эта кутерьма, неуемный интерес и бесконечный ажиотаж прессы доводят Алину до исступления. Она не может отделаться от ощущения дежавю. Она уже проходила это однажды. Тогда, пятнадцать лет назад, Маша только начала выигрывать конкурсы, завоевывать призы и грамоты, о ней хотели спрашивать, писать, говорить, узнавать. Алину заваливали просьбами об интервью, на которые она неизменно отвечала отказом. Ее умудрялись находить даже в Америке, звонили корреспонденты иностранных изданий и искренне сожалели о том, что девушка не желает говорить о своей сестре. Сожалел, кстати, тогда об этом и первый муж Алины:
— Не понимаю, почему ты отказываешься? На этом можно заработать хорошие деньги. Многие люди делали себе имя только на том, что являлись чьими-то родственниками и…
— А я не желаю!
Это был единственный случай, когда ее деспотичный супруг не стал настаивать на своем. Сразу понял — это бесполезно. Своего не добьешься ни уговорами, ни угрозами, ни пряником, ни кнутом.
Тогда Алину довольно быстро оставили в покое. Информация в мире журналистики распространяется с чрезвычайной скоростью. Корреспонденты не поняли, но приняли ее позицию и больше не тратили своего драгоценного времени на бесполезные звонки. Она отчетливо помнила, почему эти внезапные вопросы Гальперина в Камеруне мгновенно вывели ее из себя. Алина была абсолютно не готова к подобной атаке, она не ожидала, что кого-то все еще могут интересовать ее рассказы о той, кто сама любезно раздает интервью и ничего не скрывает от прессы.
Теперь ситуация изменилась. Сейчас Алина — сама известная личность, но она мечтает о том, что ее имя перестанет мелькать каждый день в газетах. Она не боится, что о ней забудут, она хочет этого. В конце концов, тем, кому нравились ее работы, должно быть наплевать на то, комментирует ли она события своей личной жизни. А тех, кто интересуется исключительно интимными подробностями, не посетив ни одной выставки фотографа Щегловой, она развлекать не желает. Однако сейчас журналисты не хотят ни принимать, ни понимать этого. Они уверены: в мире, которым управляет рейтинг, все покупается и продается, а ради достижения цели хороши любые средства.
Давление на жалость:
— Редактор пообещал уволить меня, если вы не согласитесь на интервью. А у меня двое детей.
— Сочувствую. Но заботиться о благополучии ваших детей должны вы, а не я.
Подкуп и лесть:
— Всего несколько слов. Небольшие комментарии к публикации, и вы обладатель премии «Лучший фотограф года» от Министерства культуры. Мой близкий родственник может поспособствовать.
— Спасибо. Я не нуждаюсь в протекциях.
И даже откровенный шантаж:
— Мне кажется, если жаждущая откровений публика не может их получить, ее интерес следует подогревать чем-нибудь другим. Например, подробностями первого замужества известного широкой общественности фотографа. История о том, как Алина Щеглова превратилась в Лин Майлз, мечтая о красивой сказке, а потом вынуждена была скрываться от своего принца «в далекой, жаркой Африке», может показаться весьма и весьма занимательной.
— Я тоже так считаю. И не только занимательной, но и поучительной для многих молоденьких дурочек, которые, как и я когда-то, наивно полагают, что в чужой стране их не ждет ничего, кроме счастливой безбедной жизни. Опубликуйте эту статью обязательно. Может быть, мне оплатить ваш гонорар? Я готова понести расходы на благородные цели.
Алина привыкла держать удар. Она делает это великолепно, но и ее терпение не безгранично. Если обычную девушку, просто сестру именитой скрипачки журналисты могли себе позволить оставить в покое, то о личной драме известного фотографа они забывать не желают. Как только они увидели, что человек, с которым Алина появлялась на публике последние несколько месяцев, начал повсюду сопровождать Марию, а потом и вовсе переселился в ее особняк под Нью-Йорком, телефон Алины не переставал разрываться от бесконечных звонков с назойливыми просьбами «отреагировать, прокомментировать, озвучить, рассказать, развеять мифы и остановить слухи». Ее находили везде: дома в ванной (в одной руке — фен, в другой — телефон), в комнате с инфракрасным светом (в левой — мокрый снимок, в правой — трубка), в студии («Встань сюда. Нет, немного правее. Да. Так хорошо. Что? Нет, это я не вам. Простите, я занята. У меня съемка»), и даже здесь — на Чимбулаке[21] (в обеих руках штатив, связь с внешним миром через плечо).
— Не знал, что фотографы так популярны у журналистов, — комментирует ситуацию корреспондент, который работает в паре с Алиной. Она снимает красоты Казахстана, он пишет о них статью.
— Я тоже не знала, — она криво усмехается, пытаясь найти телефон. Он упал в сугроб, когда она избавлялась от очередного охотника за сенсацией.
— Потеряла? Сейчас я тебе помогу, — молодой человек делает движение к ней навстречу.
Алина предостерегающе поднимает руку: еще заденет с трудом установленный штатив, придется все начинать сначала, а она уже порядком замерзла.
— Не страшно. Сейчас сам найдется. — Абсолютная аксиома. Едва она заканчивает фразу, из сугроба раздается надрывное: «All by myself. I don’t need anyone at all…»[22] Алина бросается к поющему снегу, осторожно разгребает его руками. — Как вы мне все надоели!
— Поосторожнее с нашим братом, — предупреждает корреспондент.
— Я знаю, знаю, — она откликается обреченно. Если обычная девочка, которой довелось оказаться сестрой знаменитой скрипачки, могла вести себя с прессой так, как ей заблагорассудится, и не задумываться о последствиях, то известный фотограф не может позволить себе беспричинно обижать журналистов. Одно небрежное слово, один непозволительный срыв — и твоя репутация уничтожена. Одно дело, когда ты просто отказываешься комментировать события личной жизни. Это твое право, никто не может заставить тебя изменить решение, пока сам того не пожелаешь. Вежливый отказ, конечно, может разочаровать, но не унизит. Другое дело — раздражение и хамство. Алину переполняет желание накричать, нагрубить, отчитать, но она вынуждена сдерживаться. Что позволено Юпитеру, не позволено быку, но в данном случае именно королева обязана держать себя в руках, а, будь она скромной, никому не известной женщиной, уж тогда бы… А сейчас просто:
