Виктор Пожидаев - Чистые струи
«Ява» стремительно приблизилась, проскочила мимо и вдруг заупрямилась, выбрасывая из-под заднего колеса гальку.
— Вот Нахалка! — приахнул лесник, остановившись. — Ну не черт девка, а?!
— Дядь Вань! — прокричала Нахалка звонким радостным голосом. — Кого это ты тащишь?
Чириков конфузливо взглянул на спутника.
— Цыц, егоза! — Он нахмурился и подошел к девушке. — Ты чо срамишь меня?! Где это мотоцикл стындрила?
— У Рэкса, дядь Вань! — Нахалка засмеялась и подняла на шлем защитные очки.
Семен Иванович разглядывал ее с интересом. Еще тогда, когда Чириков упомянул о Нахалке, он как-то вскользь подумал, что это, наверное, не очень умная девушка, от природы склонная к капризам и шалостям. Теперь же искренне удивился. Лицо у Нахалки было лучисто-приветливое, умные, чуть прищуренные глаза смотрели задиристо, с каким-то тайным вызовом.
— Чо это еще за Рэкс?..
— А тот, что с твоим Максом кличками поменялся! — Нахалка покачивалась на мотоцикле, слегка креня его то влево, то вправо. Она в упор, но как бы не очень внимательно, разглядывала Семена Ивановича.
— Хочешь, прокачу, кавалер?
— Вот тебя твой Рэкс прокатит! — пробурчал Чириков и пошел дальше.
— Кишка тонка! — прокричала она и пронеслась мимо. Чириков улыбнулся, но тут же нахмурился.
— Ну, как мерзавка?
— Молодец! — от души похвалил Семен Иванович. — За что же ее Нахалкой прозвали?
— А вот за это самое! Разве не понятно?! С ней ухо востро держи. Враз обрежет, со стыда провалишься. Ведь и дерется, зараза! Тут как-то городские в совхоз приезжали. Шефы. Так она одного в больницу спровадила. Весь фасад, как она говорит, из красного в синий перекрасила. Целоваться, говорит, лез! Как это тебе, а? Уж и не поцелуй ее!
Семен Иванович с удовольствием посмеялся. Нравились ему рассказы о Нахалке, как-то возбуждали немного. Да и Чириков, видимо, сердился на девчонку невзаправду, показно, а сам будто бы даже несколько гордился ею.
— Она работает или учится?
— Готовится… В прошлом годе поступала. И экзамены ведь сдала! Потом — глядь, заявилась! Бросила. Раздумала, мол, в железнодорожный. Брешет! Раздумала… Это она из-за Максима. А что вытворяет с ним?! Вот как понять этих баб, а? Змеёнка!..
Дом лесника — большой, старый. Он прочно и свободно сидел на левой стороне улицы. У небольшого дома напротив стояла прислоненная к забору «Ява».
— Проходи, Семен Иванович! Сейчас расшевелю старушку, перекусим как следует… Во! Припрыгала, стрекоза…
На крыльце веранды, сжимая коленями немного поблеклый красный шлем, сидела Нахалка.
— Дядь Вань, давай деньги! — потребовала она и тряхнула головой. Длинные светлые ее волосы на миг спрятались за спину, но тут же скользнули по плечам на грудь.
— Миллион, два?! — весело поинтересовался лесник, отдуваясь.
— Давай, за пивом сгоняю. На станцию привезли.
— Эк! Будто знали, что корюшку мне пришлют! — обрадовался Чириков и полез на крыльцо.
— А тебе, конечно, водочки взять?
Семен Иванович хмыкнул и присел рядом.
— Возьми пару ящиков. Со стипендии отдам.
Нахалка выронила шлем, и он покатился, высоко подпрыгивая на ступеньках.
— Эк губу раскатал! — она метнулась за шлемом, подхватила его и выпрямилась. Семен Иванович залюбовался ею. Гибкая, сильная, так и влитая в узкую плотную рубашку и серовато-синие брюки.
— На бутылку, так и быть, расколюсь… — проворчал, поддерживая собственную игру, Семен Иванович. — На-ка вот червонец, возьми пару.
Он совсем не хотел пить. Он вообще пил редко и мало. Но Нахалка, кажется, намекала на то, что он в гостях…
— Не побьешь? — Чириков вышел с большой хозяйственной сумкой.
— Пяток, дядь Вань, не больше! — Нахалка вскочила на крыльцо, выхватила у лесника сумку и помчалась к калитке.
— Деньги-то в сумке! — прокричал Чириков и тяжело опустился на верхнюю ступеньку. — Вот ведь мотало… Заводная! И всегда чем-нибудь удивит. Весной вдруг всю картошку мне прополола! Шутка ли! Лени в ней нет, это точно! А на работе не держится… Как с института вернулась, устроилась в железнодорожный ресторан. Месяц протянула — бросила. Они, говорит, все там на копейках помешались. Пошла на заправку. Чувствую, нравится ей. Хлоп — уволили! Заправила кого-то не тем, чем следовало. Пойдем, Семен Иванович, полдень уже, а ты поди и не завтракал!
Внутри дом был спланирован несколько оригинально. Из просторной прихожей одна дверь, слева, вела в какой-то зальчик — с диваном и половичками, вторая, справа, — видимо, в. хозяйственную комнату. Прихожую продолжал неширокий коридор, в конце которого была кухня. Перед кухней коридор разветвлялся, как бы указывая на две просторные комнаты.
— Вот сюда! — Чириков ввел гостя в дальнюю левую комнату. — Здесь у нас с бабкой банкетный зал С кухни у меня еще один ход есть. Во двор. Чтобы дровами по коридору не сорить. Давай прямо за стол! Щас хозяйка грибков достанет.
Стол был накрыт старенькой льняной скатертью, уставлен тарелками с горячей картошкой, помидорами, жареной рыбой.
— А вот тебе и хозяйка! — Чириков шагнул к жене, принял из ее рук тарелки.
— За руку, что ль? — застенчиво улыбнулась жена Чирикова, быстро вытирая о подол руки. — Анна Митрофановна. Кличь, если удобней, тетей Аней! — Она вдруг засмеялась.
— Чего ты?.. — спросил Чириков, громоздясь на стул.
— Нахалка меня тетей Нурией зовет! Нурия! Говорит, выходит как по-иностранному.
Тетя Нурия казалась довесочком к мужу — маленькая, сухонькая. И слишком суетливая. Только суета ее не была бестолковой, а как бы подчеркивала, что хозяйка рада гостю, старается только для него.
— Что ж ты, Иван, расселся! Сухое-то сегодня в горло не пойдет, доставай!
— Далеко, что ль, доставать-то! — Иван Алексеевич нагнулся и запустил руку под стол. — Она у меня свое место знает!
— И-и! Говоришь… Подумает человек, что ты алкоголик. — Тетя Нурия отобрала у мужа бутылку и поставила ближе к Семену Ивановичу. — У него руки — крюки! Того и гляди — стол перевернет…
— Обижаешь, мать. Я этими руками дом построил!
— А тарелок сколь перебил?! Наливай, Семен Иванович, наливай! Пусть дуется.
Чириков и не думал дуться. И говорила тетя Нурия так явно потому, что ей нравилась могучая кряжистость мужа.
Семен Иванович неуверенно потянулся к бутылке.
— А! — раздалось у него над ухом. — Я все ноги избила! Бежала как угорелая, а они без меня!
Нахалка дышала быстро и часто. Лицо ее раскраснелось.
— На мотоцикле избила! Посмотри на нее! — смеясь, просипел Чириков.
— На мотоцикле! Отобрали…
— Кто?! — всплеснула руками тетя Нурия.
— Кто, кто… Рэкс ваш!
— Ну ты господи! Я-то подумала — милиция. Правильно, что отобрал! Нечего внахальную брать. Расшибешься еще.
— Хотела колесо ему проколоть! Нечем… — Нахалка выставляла на стол бутылки с пивом. — Водки я тебе не взяла! Обойдешься. Да и есть вон! А это — коньяк для нас с тетей Нурией. С пенсии отдам.
— Специально приеду! — согласился Семен Иванович, задерживая на ней взгляд. Нахалка присела рядом. — Значит, ограбила гостя! — Чириков откачнулся на спинку стула и подобрал руки к животу. — Ты, девка, когда размудришься, меры не знаешь…
— Ладно тебе, дядь Вань! На дорогу я ему дам.
— С каких шишей?
— С моих, не с твоих же!
Тетя Нурия прыснула.
— Ладно, ладно вам! Ругачки еще здесь не хватало!
Обед был хорош! Семен Иванович проголодался и ел с аппетитом. Нахалка выпила полрюмочки. Семен Иванович наблюдал, как она стремилась собраться с мыслями, морщила лоб. Но потуги ее были тщетны, и она молчала, как попавший в беду ребенок. Тетя Нурия ухаживала за гостем, подкладывая ему в тарелку то солонинки, то грибов. Иван Алексеевич был дотошен в своих расспросах про Самойлова, его работу, семью.
— А! — взгляд Нахалки наконец прояснился. — Это тот, что по пьянке дубовую релку спалил?
— Ну! — прикрикнул на нее Чириков и покосился на Семена Ивановича, — Что болтаешь-то!
— А чего скрывать, раз было! Ты же сам рассказывал!
— Хватит, говорю! — Иван Алексеевич рассердился до малиновости в лице, отшвырнул вилку.
— Ну, засопел! — тетя Нурия обращалась к мужу, а сама укоризненно поглядывала на Нахалку. — Ты хоть при гостях сдерживайся…
— Ладно, мать, ладно! Все вы умеете себя вести, только болтаете много.
Семен Иванович не чувствовал себя неудобно, нет! Ему понравилось, что Чириков и в сердитости своей сдержан, что он как бы заступался за Самойлова и делал это по-мужски, без всякой рисовки. Семен Иванович испытывал приятное ощущение назревающей дружбы с этим человеком. «А Самойлов-то!» — весело подумал он и решил, что обязательно узнает эту историю с релкой.
— Кто это там?! — посунулась к окну тетя Нурия и тут же повернулась, лукаво взглянув на Нахалку. Нахалка тоже поглядела в окно и, как показалось Семену Ивановичу, слегка покраснела.
