Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет

Эми связала мне шапочку из красных ниток кроше. Я тут же ее нацепила и кокетливо сдвинула набок.

— Ну у тебя и видик. Дура дурой, — высказался Мика.

— Не ну. Она касивая, — заявил Бобби, успевший весь перемазаться. — Мозно я?

— Погоди немножко, Бобби. Ладно?

Он швырнул в меня креветку и закатился смехом.

Мисс Дарла вручила мне дневник. Не девчачий, а настоящий, в кожаном переплете, с тонкими атласными страницами. С блестящей ленточкой-закладкой.

— Мисс Дарла, до чего красивый, спасибо огромное.

— Я знаю, у тебя в мыслях много чего, что рвется наружу, желает запечатлеться на бумаге.

В сине-белой коробке был подарок от папы и Ребекки. Книжки. Целых три про Черного скакуна, которые написал Уолтер Фарли: «Возвращение», «Тайна похищения» и «Черный скакун и Пламя». И еще «Плюшевый кролик», детской писательницы Марджери Уильямс. Я втянула носом запах новеньких книжек. Под ними лежала белая коробочка. Открыла крышку: на ватной подушечке поблескивали часы «Таймекс». Я надела их на другое запястье и тоже предъявила публике.

— Теперь ты точно не опоздаешь на свой следующий день рождения, — сказал папа.

А Ребекка добавила:

— «Плюшевого кролика» ты, конечно, уже переросла, но я в детстве обожала эту книгу. Ну и подумала, что тебе приятно будет почитать ее Бобби.

— Поцитать Бобби, поцитать ее, — тут же громко потребовал Бобби, и, перекрикивая его, я гаркнула:

— Спасибо всем-всем, подарки просто прелесть!

— Это еще не все. — Ребекка протянула мне конверт.

Я вытаращила глаза. В конверте лежал какой-то купон. Вот это да!

Предъявителю гарантируется переделка спальни: покраска, замена штор, покрывала и наволочек, замена элементов настенного декора.

Я повисла у Ребекки на шее. Значит, скоро конец розовому кошмару! Потом я обняла папу, прильнув щекой к его мягкой джинсовой рубашке. А он еле слышно прошептал:

— С днем рождения, Букашка. Я положил конверт тебе под подушку. — Папа дохнул на меня крепким бурбоном.

Потом я стала обнимать всех остальных, по кругу. Кроме братьев. Разумеется, они были не в обиде.

Джейд листанула книги.

— Я когда-то читала «Кролика». Такое чудо! Там про то, как игрушечный кролик превратился в живого, потому что беднягу так заласкали, что у него облезла плюшевая шкурка. И его едва не выбросили.

— Ну теперь-то все? — Мика уже собрался убежать.

— Погодите, я быстро. — Я понеслась к себе в спальню. Сначала залезла под подушку за папиным конвертом. Там были три снимка, которых я раньше не видела, и записка. Первый. Я у папы на коленях, рядом с нами мама, улыбается ему. Она придерживает рукой мою ногу, а папа улыбается мне, крепко перехватив поперек живота, чтобы я сидела спокойно. На втором снимке я у папы на плечах, он придерживает меня за коленки, а я уткнулась подбородком ему в затылок. На третьем папа и вся наша троица. Я, Мика и папа улыбаемся, а Энди серьезный, потому что совсем еще маленький. Я почувствовала, что сейчас расплачусь, поэтому быстро засунула фотографии в конверт и схватила записку:

Дорогая Букашечка!

Я долго их хранил, они очень мне дороги. Но ты сейчас нуждаешься в них даже больше, чем я. Там все мы. Это было и есть. Даже «если вы когда-нибудь дни лучшие знавали».[29]

Я сложила записку и тоже сунула ее назад, к фотографиям. Вот оно как, я и не догадывалась, что таится иногда в папином молчании. Что за словами, произнесенными вслух, скрывается так много того, о чем он говорить не в силах. Конверт я снова запихала под подушку и, схватив подарок Мики, побежала к гостям.

Пудреницу я поставила на середину стола, куда падали лучи, и на стенах заплясали солнечные зайчики.

— Вот. Это от Мики.

— Одно слово — красота, — сказала Эми Кэмпинелл.

Глава Семьи кивнул, соглашаясь.

— Превосходно, Мика, — сказала мисс Дарла. — У тебя хороший вкус.

— Что да то да, — заметила Ребекка.

— Чудесная вещица. — Джейд погладила пальцем резьбу.

Мика в этот момент разглядывал потолок, небрежно засунув руки в карманы. В синих своих джинсах и белой, аккуратно застегнутой рубашке он до того походил на папу, что больше уже было некуда.

— Отлично придумано, Мика, — сказал папа.

Энди-и-Бобби пудреницу не оценили, они требовали продолжения банкета.

— Еще торта! — крикнул Бобби.

— Да, и мне, — добавил Энди.

Все продолжали сидеть за столом, никто не ушел и не рвался уйти.

А вот солнечный свет, такой щедрый и яркий по случаю моего дня рождения, с нами распрощался. Я подумала, что это как завершился круг. Сегодня я проснулась в полутемной еще комнате, и заканчивался мой день рождения тоже в полутемной комнате. Это был самый лучший мой день рождения.

ГЛАВА 25. Моя миленькая мурлыка, Лаудина!

В газете писали:

Ураган «Камилла» в воскресную ночь на семнадцатое августа 1969 года напал на побережье штата Миссисипи и бушевал до понедельника, до восемнадцатого августа. Сто сорок три человека погибло на береговой полосе Алабамы и Миссисипи. Еще сто тринадцать стали жертвами наводнений, оползней и проливных дождей, которые он вызвал, проникая в глубь страны, в сторону Вирджинии. Продолжают поступать сведения о погибших и о чудовищных разрушениях. Огромное количество пропавших без вести, наверняка имеются и те, кто не числится ни в каких списках. Трудно представить, скольких людей ураган застал врасплох, когда они возвращались навеселе из гостей. Этим беднягам и в голову не приходило, что «Камилла» окажется катастрофически мощной, что ей будет присвоена пятая категория по шкале опасности. Скорость ветра достигла более 200 миль в час, а штормовые волны — 24 футов. Ученые считают, что на данный момент «Камилла» является самым страшным ураганом на территории США за всю их историю.

Муся-Буся нагрянула в тот же день, что ураган «Камилла». Ребекка назвала ее «бабушкой пятой категории».

Она прибыла в ярко-зеленом брючном костюмчике, в парике «под пажа», с сумкой, в которой мог поместиться огромный арбуз. И сразу как вихрь пронеслась по дому. С собой она привезла два чемодана, бумажный пакет с лекарствами, сумку, раздувшуюся от неведомого содержимого. Был еще пластиковый пакет, а в нем лакричные леденцы, два апельсина, три персика, упаковка с шестью пакетиками «Нихай» (это порошок для приготовления шипучки), коробка с собачьим кормом. Ну и наконец, визгливо тявкавший Импер (полная кличка Империал), пушистый белый пудель со слезящимися глазами. Он тут же пописал на ковре в гостиной. Ребекка побежала за бумажными полотенцами, а вернувшись, молча ткнула пальцем в сторону Импера, потом в мою, потом на дверь черного хода. Схватив пса на руки, я отнесла его на заднее крыльцо, оно застекленное, вроде маленькой веранды. Но ни Муся-Буся, ни сам Импер не пожелали остаться там ни на минуту.

— Ну, здравствуй, мать. — Папа наскоро ее обнял и отправился на переднее крыльцо, прихватив с собой полный стакан. Он больше не пытался скрывать от Муси-Буси своего пристрастия к спиртному.

Препроводив Мусю-Бусю в ее комнату (то есть в мою!), мы, женщины, теперь уже втроем двинули на кухню.

— А что это с Фредериком? — спросила Муся-Буся.

— У него сегодня был трудный день, — сказала Ребекка, выкладывая овощи для готовки.

— Что он может знать о трудностях? Куда ему тягаться со старой женщиной, избранник которой не желает связывать себя узами брака?!

Ребекка вдумчиво пожевала зубчик чеснока:

— Пожалуй, слишком резкий.

Я обрезала с обеих сторон луковицу, чтобы легче было снимать шкурку.

— Ты права, грубиян. Ну ничего, мне больше не требуются услуги этого наглеца! Обойдемся без него. — Муся-Буся воинственно выставила вперед подбородок. — Я получила водительские права, и вот я тут, с вами. Добралась сама.

— Ну да… гм. — Ребекка стала нарезать мою луковку.

Муся-Буся вдруг прошила меня взглядом:

— А ты, я вижу, сильно повзрослела и похорошела. Думаю, мой подарок придется очень кстати.

— Муся-Буся, ты ведь уже прислала мне двадцать долларов.

Оставшиеся от них восемь долларов я спрятала в комод, в один из носков.

— Я помню, глупышка моя. У меня есть для тебя кое-что еще. Купила в «Сирсе». — Она оскалилась, как довольная гиена. — Я так рвалась сюда, к вам. А этому человеку я сказала, что ухожу от него, раз он не желает узаконить наши отношения. Как сказала, так и сделала. Пусть помыкается без своей милой Муси-Буси. — Она скорчила жалобную гримасу, и без того морщинистое лицо скомкалось, покрылось множеством складок.

— Ужин будет готов через час. Лаудина, если хочешь, можешь пока освежиться с дороги.

— Ты святая. Никакого сравнения с той еще штучкой, которая была у моего сына раньше. — Муся-Буся глянула через плечо Ребекки на разделочную доску. — Я, между прочим, прирожденная кулинарка. Пока я здесь, можешь вообще не подходить к плите. Все приготовлю. Впрочем, я для тебя теперь не Лаудина, а Муся-Буся.