Дмитрий Липскеров - Последний сон разума
– А ну, пошла в комнату! – донесся голос самого Митрохина.
Далее для Ильи началось самое интересное. Милиционер так хитро подвел все к тому, будто Митрохин убил его, Ильясова, что татарин изумился всем своим существом. Митрохин позеленел от ужаса и завопил, что не лишал никого жизни, что все это произвел его дружок Мыкин, начальник теплосети, путем отсечения ноги топором, а потом ударом ледоруба по темечку!
После такого признания участковый предложил Митрохину проследовать за ним в квартиру Ильясова, дабы снять показания под протокол и подпись подозреваемого.
Татарин поспешно бросил все свое тараканье тело в обратную сторону, преодолевая бесчисленные трубы, пока вновь не оказался под ванной своей квартиры, где подслушал остальную часть разговора.
Митрохин клялся и божился, что убийство произошло случайно, что они с Мыкиным, приобретя эхолот, опробовали его в карьере, а потом, когда рыба клюнула, ею оказался купающийся ночью татарин Ильясов.
Татарин выполз из-под своего убежища и засеменил к приоткрытой двери, чтобы лучше было слышно.
– А труп, труп где? – интересовался участковый.
– Может, волной снесло?
– Может. А кто ухо отрезал ему?
– Какое ухо?!!
Неожиданно Илья Ильясов испытал приступ совести. Ведь его никто не убивал, а ногу действительно отрубили случайно, в откушенном же ухе виноваты вороны!
Мучимый жалостью к безвинному соcеду, Илья пополз в комнату, залез под старый буфет, потом тут же выбрался из-под него и хотел было закричать, что вот он я, Ильясов, живой, лишь прихрамываю незаметно, и нету преступления здесь, недоразумение одно!
Но крика у него не получилось, даже шипения не произошло. К тому же его заметили!
Митрохин снял с ноги ботинок и со злостью швырнул в таракана.
Татарин чудом увернулся и уполз обратно под буфет.
– Ишь ты! – изумился милиционер. – Чудо природы!.. И откуда такой?
И тут же Синичкин подумал, что в комнате душно, воздух затхлый, а в такой атмосфере еще и не то может вывестись!.. Он решительно подошел к окну и распахнул форточку.
А вслед за этим участковый отправил Митрохина домой собирать вещи по причине собственного ареста.
Черт с ним! – решил Ильясов, разобиженный на то, что Митрохин не оценил его благородства и бросался ботинком на поражение. – Тем более крысу мне подкладывали…
Милиционер и Митрохин ушли, а Ильясов продолжал оставаться под старым буфетом. Постепенно его тараканья душа успокоилась, помягчела от усталости; он задремал, и грезилась ему Айза в различных обличьях… Если бы тараканы могли плакать, то этот самый большой в мире таракан утонул бы в собственных слезах и, может быть, превратился в рыбу. Хотя это уже было…
После того как капитан милиции Синичкин неожиданно потерял на улице сознание и Митрохин выкрал у беспомощного стража пистолет «ТТ», он, вооруженный подозреваемый, словно кенгуру, побежал большими скачками куда глаза глядят. Бежал столь долго, сколь хватило силы, пока сердце не заколотилось в горле.
Митрохин остановился с высунутым языком и, обуянный ужасом от происшедшего, хотел умереть тут же на месте. Но это желание было лишь гиперболой, на самом деле жить хотелось невероятно, и преступник, порывшись в кармане, выудил из него монету для телефонного автомата, с помощью которого и соединился со своим товарищем и подельщиком Мыкиным.
– Чего тебе? – буркнул недовольный Мыкин.
– Срочно вали с работы! Сейчас за тобой придут!
– Чего-чего?
Мыкина вызвали с совещания, на котором городское начальство выказывало недовольство теплосетью, и он был крайне раздражен.
– Чего ты несешь? – сдавленно прошептал в трубку тепловик.
– Меня пытали! – неожиданно вырвалось у Митрохина. – Психологически. Меня арестовали за убийство Ильясова…
– Сдал меня, сука?!!
– Я милиционера избил, выкрал пистолет и сбежал!
– Что?!!
– Вышка нам грозит! – врал Митрохин. – Так милиционер сказал. Вот я его…
– А-а-а… – завыл Мыкин тихо. – Что ж ты, гад, сделал! Тебя же на понт брали!
– Бежать надо! – спокойно сказал товарищ.
– Ах, мать твою!.. Ты где?..
Митрохин огляделся и объяснил, что сзади него пивная по улице Рыбной и что он будет ждать друга в ней…
Ему пришлось выпить шесть кружек светлого пива и два раза сходить в туалет, пока он не увидел в дверном проеме физиономию Мыкина.
Тепловик даже не стал переодеваться и явился в спецовке, в которой его не хотел пускать швейцар, объясняя, что стекляшка заведение приличное и в кроссовках входить нельзя.
После долгих объяснений швейцару пришло в голову посмотреть клиенту в лицо, и, найдя его белым как мел, с трясущимися от злобы ресницами, страж заведения спешно ретировался, пропуская Мыкина в затуманенную сигаретным дымом залу.
– Я – здесь! – помахал рукой Митрохин.
Он уже заказал пару пива для товарища и соленых бараночек.
Тепловик, едва подошел к столу, тут же ухватился за кружку и, не отрываясь, выпил ее до треснутого дна. Затем сел на стул, утер рот рукавом спецовки и хрустнул соленой сушкой.
– Рассказывай!
Митрохин негромко икнул, сплюнул какую-то штучку, попавшую в рот, и поведал другу, как бежал от стража порядка, нанеся тому телесные повреждения. При упоминании о телесных повреждениях Митрохин даже улыбнулся, показывая, что ему якобы все нипочем!
– Убил ты нас, сука! – хрипло отозвался Мыкин. – У меня дети!
– У меня тоже.
– Вмазать бы тебе вот этой кружкой по лбу! – тепловик поднял над головой стеклянную тару. – Чтобы башку разнести.
– И не думай! – спокойно отреагировал Митрохин и высунул из-под куртки дуло «ТТ», сопроводив его взглядом, чтобы Мыкин увидел. – А я в твоем лобике аккуратную дырочку проделаю!
Тепловик постарался сделать вид, что не испугался, некоторое время смотрел в черный глаз пушки, затем оторвался от него и глотнул из второй кружки.
– Ладно, что делать будем? – поинтересовался он, ощущая во рту вкус соды.
– Так-то лучше!
Митрохин чувствовал себя хозяином положения, на секунду ему представилось, что он воровской авторитет, но затем что-то буркнуло в животе и все обмякло безнадежностью. Он не знал, что делать.
– Бежать!
– Куда? – с сарказмом поинтересовался Мыкин.
– В Азию.
– В хлебный город Ташкент?
Митрохин шумно задышал.
– Там фрукты, там тепло! – продолжал тепловик. – Заляжем на какой-нибудь малине лет на десять-двадцать, там, глядишь, все и уляжется!
– Может, в Ирак? – вяло предложил вооруженный товарищ. – Самолет возьмем?..
– Дебил!
Митрохин пропустил оскорбление, положил на стол деньги за пиво и пошел к выходу. На улице он завернул за стекляшку, увлекая за собой Мыкина, и там, среди ящиков, неожиданно ткнул тепловика левым кулаком в челюсть, а когда тот собрался на ответный удар, из-под куртки вновь появился цыганский глаз «ТТ».
– Убью! – дрожащим голосом предупредил Митрохин.
И действительно, напуганная душа готова была убить, и палец по ее приказу в любую секунду нажал бы на курок вороной стали.
– Убью…
– Ладно-ладно, – отшатнулся Мыкин за ящики. – Успокойся и давай все обсудим по-тихому!
– Если ты меня еще раз дебилом!.. Я тебя!..
– Скоро Новый год!
– Чего?!! – оторопел от неожиданности Митрохин.
– Посмотри, какое красивое небо!
Митрохин машинально вознес глаза к серому небу с клубящимися по нему облаками и тотчас завыл от невыносимой боли. Его обманули, и кисть, сжимающая пистолет, уже трещала костями, готовая вот-вот переломиться. «ТТ» выпал в снег, из которого его, еще теплый, достал Мыкин, продолжая удерживать руку товарища на изломе.
– Хорошая штука! – похвалил тепловик. – Ну что, ломать? – и сократил угол кисти по отношению к руке.
– А-а-а!!! – завопил Митрохин. – Мама моя, где ты?!!
– Ломаю!..
– Нет, что ты! Прошу, не надо!
– Чего ж ты меня исподтишка кулачишком своим, а? Каждый с пистолем так может!
– Затмение нашло! Ситуация безвыходная замучила!.. Отпусти-и-и!..
– Живи, гаденыш!
Мыкин отбросил от себя кисть товарища и, утирая с лица пот, уселся на пустой ящик. Митрохин сел напротив, держа измятую руку возле груди. Так они сидели долго, думая каждый о своем.
– Озверели мы совсем! – сказал Мыкин.
– Да, – согласился Митрохин. – Как нелюди!..
– А ведь мы с тобой уж двадцать лет как друзья!
– Неужели?
– Так точно. В этом году двадцать лет, как в погранвойска призвали…
– Деды нас тогда помучили, – мечтательно припомнил Митрохин. – Но недолго, потому что мы – вдвоем!!! Кости сержантам поломали, другие сразу отстали…
– А помнишь Огрызова?
– Старшину?.. Да у меня его харя алкогольная до сих пор перед глазами стоит!
– Помнишь, как мы его перед всей частью опозорили? На комсомольском собрании? Тогда мне дружок в посылке набор иностранных сюрпризов прислал с пердунчиком?
Митрохин захохотал во все горло, так что в уголках его глаз появились слезы.
