Олег Рой - Мир над пропастью
— Ты что, папа, этого же нельзя! По телевизору говорили, что пить за рулем нельзя! — на полном серьезе выдала его законопослушная пятилетняя дочь. — Тебя же заберут в милицию!
Интересно, почему с ним это происходит? Почему уже несколько месяцев он словно просматривает свою жизнь, заснятую на кинопленку? Почти каждый день приходят на ум эпизоды из прошлого. Это сейчас-то, когда он абсолютно счастлив!
Когда он поделился своими размышлениями с Ароном, тот предположил, что это к переменам в жизни.
— Никто не знает, что ждет его завтра, — сказал Старик. — Картину у меня дома помнишь?
Игорь понял, о чем шла речь. Эта репродукция с полотна какого-то художника, не то француза, не то бельгийца, произвела на него очень сильное впечатление, когда он увидел ее впервые. На ней был изображен старинный замок — не сказочный, изящный и вычурный, а прочный, массивный, как строили в совсем уж древние времена, когда девиз «Мой дом — моя крепость» был не забавной поговоркой, а определением жизненной необходимости. Впечатление надежности замка усиливалось еще и тем, что стены и башни были высечены из скалы, на которой этот замок стоял, такой же крепкой и нерушимой на вид, как и само строение. Но вся оригинальность картины заключалась в том, что эта самая скала висела без всякой опоры в воздухе, на фоне голубого, полного облаков, неба, прямо над волнующимся морем.
— Здорово! — сказал тогда Игорь. — Как называется эта картина?
Старик пожал плечами:
— Не знаю, тут написано по-французски, а я Франсе не пар-ле… Я зову ее «Мир над пропастью». На мой взгляд, тут выражена вся сущность нашей жизни. Как бы прочно и уверенно ты себя ни ощущал, всегда надо помнить о том, что ты, в конечном счете, висишь в воздухе над пропастью…
Солнце ненадолго появилось из-за осенних туч, затем снова пошел мелкий нудный дождь. Но Игорь не стал прибавлять шаг. На узеньких улочках было совсем пусто. Он зашел в небольшое кафе с милым, каким-то советским еще названием «Ветерок» и заказал себе черный кофе. Сейчас он мог себе это позволить, как, впрочем, и многое другое. А был в их с Алей жизни период, как назло совпавший с рождением Настены, когда не то что в кафе, в магазин лишний раз не сходишь. Собственно, ходить туда было и незачем, разве что полюбоваться на пустые полки… Из детского питания в продаже была только одна-единственная совершенно несъедобная молочная смесь, от которой дочка тут же покрылась диатезной сыпью. А молоко у Али исчезало буквально на глазах. Молодая мама ведь тоже не могла есть вдоволь. Игорь все время боялся, что вот-вот в его доме зазвучит: «Что ты за мужик, даже заработать не можешь?», «Зачем заводить семью, если не в состоянии ее прокормить?» и тому подобное, что чуть ли не каждый день с горечью повторяли его коллеги. Но Аля держалась на удивление стойко. Штопала его носки и свои колготки, быстро научилась шить дочке одежку из своих старых юбок и платьев, сама изобретала какие-то оригинальные рецепты из тех незатейливых продуктов, которые удавалось купить. Пытаясь побольше заработать сверх обязательного плана, Игорь колесил по городу почти круглую неделю, да еще и по ночам, когда тарифы были чуть выше. Аля, видя, как зашивается муж, решила заняться репетиторством. Вечера и выходные она, оставив дочку на старенькую соседку, проводила в чужих квартирах с чужими детьми, готовя их к экзаменационным сочинениям и стараясь вдолбить им в голову то, что они не смогли усвоить за партой. Эти занятия изматывали ее и огорчали Игоря, мечтавшего чаще бывать с обеими своими «любимыми девочками», как он звал жену и дочь, но хоть частично решали их проблемы. Алин заработок — иногда до пятидесяти долларов в месяц — был ощутимым подспорьем для молодой семьи, но все равно денег катастрофически не хватало. Поломка старенького холодильника «Саратов», который, как оказалось, невозможно починить, стала для Быковых настоящим бедствием.
Старик первый заметил, что у Игоря что-то неладно. Он вызвал его к себе в кабинет и сказал:
— Мне нравится, как ты работаешь, Игорь. Ты парень толковый, народ тебя уважает… Думаю, ты вполне справишься с должностью начальника смены. Конечно, это ответственность… Но, с другой стороны, зарплата повыше, а главное — нормированный рабочий день. Все-таки побольше сможешь бывать со своей дочкой.
Он дал ему неделю на размышление, но Игорь не успел дойти до курилки, как вернулся и сказал, что согласен.
Игорь глянул на часы — пора. Подозвал официантку, расплатился за кофе, вышел на улицу и бодро зашагал в сторону автопарка. Пожалуй, на сегодня хватит воспоминаний…
Глава 2 Для чего люди вырастают?
— Что желаете на завтрак? — Аля привстала на локте и смотрела на него, свеженькая и веселая. Это было, наверное, последнее теплое субботнее утро в этом году. Яркое солнце нахально пробивалось сквозь толстые шторы, обманчиво обещая вечное лето.
— А что вы можете предложить? — Игорь подхватил игривый тон жены. Она ненадолго задумалась.
— Есть гречневая каша, — бретелька ночной рубашки съехала с ее плеча, соблазнительно обнажая остренькую ключицу, которую Игорь всегда любил целовать. — С маслом.
— Та-а-ак, — он загнул один палец.
— Еще есть гречневая каша с молоком. Это два. И гречневая каша с сосисками. Это три.
— Эй, подожди, тебе не кажется, что ты жульничаешь?
— Ничуть. Я предложила тебе на выбор целых три блюда. Меню, как в хорошем ресторане. Все приготовлено лично шеф-поваром Алей Викторовной Говоровой-Быковой.
— Ну раз так, я согласен есть гречку вечно. До скончания моих дней! А десерт будет? — поинтересовался он, обнимая жену за талию.
Она поняла намек, игриво провела длинными волосами по его голой груди и осторожно высвободилась.
— Будет, только вечером. Давай-ка подниматься, десятый час уже…
Игорь обожал, когда его «плавающие» выходные попадали на субботу или воскресенье. Как же хорошо, когда они все вместе дома целый день! Хоть иногда можно пообщаться нормально, без спешки.
Настена еще сладко посапывала в своей кроватке. Игорь и Аля занялись приготовлением завтрака — это тоже было для них чем-то вроде привычного ритуала. Он резал пузатые помидоры для салата, она аккуратно снимала с сосисок прозрачную шкурку.
— Ну расскажи мне про своих оболтусов, — попросил он, чтобы сделать жене приятное. Игорь знал, что Альку хлебом не корми — дай поведать о своих подопечных. А в этом году, когда ее класс стал выпускным, она просто не могла говорить ни о чем другом.
— Ты же знаешь, оболтус у меня всего один — Митька Ложнов, — рассмеялась Аля и бросила сосиски в бурлящую кастрюлю. — А вот девчонки очень даже положительные. Одна, Аллочка Тетеркина, так вообще собирается ехать поступать в МГУ, на экономический. Представляешь? И, я думаю, поступит. Она девочка организованная, целеустремленная, и Ирина Валентиновна, математичка, ее хвалит…
— Не понимаю я, Алька, чего там хорошего, в этой Москве? — отвечал Игорь, берясь за зелень. — Что все туда так рвутся… По мне, эти мегаполисы людей просто сжирают. Те, кто живет в таких, как наш, маленьких городах, как-то более естественны, более человечны, что ли…
— А в Москве, по-твоему, все звери, да? — Аля убавила огонь под кастрюлей и сердито поглядела на мужа.
— Ну нет, конечно, — слегка смутился тот. — Наверняка и там хорошие люди есть. Просто там жизнь такая… Суматошная, суетливая. А теперь еще и борьба за выживание.
— Ты так говоришь, точно бываешь там несколько раз в год. — Аля выдвинула ящик кухонного стола и достала три вилки.
— Ты же знаешь. Я там всего-то два раза был, да и то проездом. Один раз в увольнительной, а второй, когда из армии ехал. И мне не понравилось. Полно народу, все бегут куда-то, толкаются, и никому ни до кого нет дела.
— А я вот все детство бредила Москвой, — задумчиво произнесла Аля и поставила чайник на плиту.
Он слышал это далеко не в первый раз. У его жены была давняя и безответная любовь к российской столице. Она умудрилась влюбиться в этот город, еще будучи маленькой девочкой, причем заочно, никогда там не бывая.
У маленькой Али Говоровой из родных была только тетка. В меру любящая и в меру строгая. После смерти младшей сестры Наталья взяла на себя все заботы о девочке и ни разу об этом не пожалела, по крайней мере, вслух.
Лет до трех малышка была уверена, что так живут все дети — на каждого ребенка полагается один взрослый, который о нем заботится: воспитывает, кормит, одевает. У нее, например, такой человек — тетя Таша. И только услышав несколько раз от других детей непонятное, но такое приятное уху слово «мама», она постепенно вникла в суть вопроса и поняла, что она не такая, как все. Что мамы у нее нет и не будет.
Когда Аля пошла в школу, она сообразила, что, будучи бедной несчастной сироткой, можно получать очень даже неплохие привилегии. Учителя были к ней снисходительнее, чем к другим, прощали шалости, завышали оценки, одноклассники делились принесенными из дома бутербродами и яблоками.
