Юрий Красавин - Дело святое

По началу разговора, серьезного и неспешного, она поняла, что сосед ее — человек солидный, образованный, с таким отчего и не поговорить. Одет хорошо: в куртке на меху и в бобровой шапке. Шапку эту он держал на коленях, поглаживая, как кошку, зарываясь пальцами в мех.

Ольга вспомнила недобрым словом Володю Окаяннова — рассказала про этого «спонсора» незнакомому человеку.

— Мельчает наш брат, — согласился он. — Есть тому объективные причины! Качество среды обитания ухудшается, а мужик — создание хлипкое.

Она ему в тон:

— Что верно, то верно: мужик нынче пошел мелкий, суетливый, ни на что не годный — пьяница, табашник, разбойник и матерщинник.

— Алкаш, бузотер и бабник, — подсказал он.

— Кабы бабник! — отвечала Ольга ему сквозь смех. — А то ведь, ребенка сочинить не могут.

— А что, у вас с этим проблемы? — спросил он прямо-таки заботливо, чем еще больше рассмешил ее.

Лет ему она определила за сорок, старый уже да и солидного вида, так что пошлого ухаживания можно не опасаться, отчего и не пошутить. Да и вообще он как-то располагал к себе: мужественное лицо, внимательные глаза, спокойный голос. Будь он киноактером, небось, исполнял бы роли любящих отцов да заботливых начальников.

— Да хоть бы и у меня, — сказала она.

— А муж на что?

Ольга поняла вопрос так: он хочет знать, замужем ли она.

— Был муж, вот такой же спонсор.

— Куда же вы его дели?

— Сам делся. Ну, помогла, кулаком в загорбок, коленом под зад.

Этого собеседник ее не одобрил.

— Нехорошо, — сказал он очень серьезно, но глаза улыбались. — Мужа надо холить и лелеять, воспитывать терпеливо и любовно, вовремя кормить, водить в баню, причесывать, утирать слезы, если заплачет. Не умеете вы, женщины, обращаться с такой нежной структурой, как мужик.

— Нежные, верно, — кивнула Ольга. — Не спят, не работают — только пьют.

— Казалось бы, вот телевизор — если его кулаком по темечку да коленом под донышко, разве он лучше станет? — продолжал рассуждать сосед. — Мигнет прощально и заглохнет навеки. Как это вы, женщины, не понимаете, что муж — необходимая вещь в хозяйстве, а электроника и телемеханика в нем посложнее. Следовательно, бережней с ним надо обращаться, бережней!

— Ой, я ли не холила да не лелеяла! — стала оправдываться Ольга. — Авось, думаю, от ласкового обхождения возьмется за ум. Ан, вижу: не в коня корм. Теперь вот об одном жалею: хоть бы ребенок остался, все повеселей было бы. А в другой раз подумаю: слава богу, что не сумел, пьяница несчастный!

— Где ж ему суметь при такой решительной жене! — хмыкнул собеседник. — Он оробел, небось. Не знал, как и подступиться.

— Ну, а робкому-то нечего было и жениться!

— Что верно, то верно, — сказал ей Соломатин. — Это как в анекдоте: пришел мужик в публичный дом, а там все коридоры, коридоры, на каждом указатель: «для сильных», «для решительных», «для уверенных в себе», мужику все не подходит. Дошел до последнего коридора, а там написано: «Выход в город».

Ольга засмеялась.

— Вот-вот, и мой был такой же. В город и уехал.

Тут впереди заскандалили двое, мужчина и женщина: кому сидеть у окна.

— Вот они, мужики-то нынче, — сказала Ольга. — Защитнички наши, заботнички, ухажеры — места не уступят женщине.

— Да откуда нынче настоящему-то мужику взяться! — сказал сосед, словно оправдываясь. — Климат суровый, а женщины круты на расправу. Эва что: мужа в шею. Давно это случилось?

— Давно. Уж забыла, как и кашляет.

— Пять лет назад, — определил он.

— Не меньше.

Они и дальше вели разговор этак же непринужденно, полушутливо-полусерьезно. Он сказал о себе, что работает на военном заводе и должность хорошая, имеет даже степень кандидата каких-то наук, но завод остановился, почти всех отправили в отпуск без сохранения зарплаты. Теперь вот хоть мухоморами на улице торгуй!

— Почему именно мухоморами? — спросила она, готовая засмеяться.

— Говорят, прибыльное дело.

— Странно, — сказала она, отсмеявшись. — Вы же человек с головой, и вдруг не нужны. Как же так?

— Государство заплошало, — объяснил он. — Нынче и доктора наук отхожим промыслом занялись: двери квартир утепляют, полы циклюют, на рынке луком торгуют. Ну, а вы чем заняты?

Она сказала о себе: и как зовут, и где работает, и что ездила к сестре в Новгород отпраздновать Новый год.

Так вот и беседовали.

Ехать им предстояло долго. Во время продолжительной остановки в Валдае, Соломатин вышел размяться, и она, глядя на него из окна, думала, что вот же бывают нормальные мужики: не красавец, не больно складен фигурой и уж годами немолод, но что-то есть в нем такое — спокойное, уверенное, истинно мужское; о таких говорят: за ним, как за каменной стеной. И пошутить с ним можно, и серьезно поговорить. Ведь когда она бухнула: не с кем, мол, ребенка сочинить, он не ответил глупостью и хохотком, а воспринял это очень по-простому, с пониманием, что опять-таки понравилось ей.

«Кому достаются такие мужики? — и тогда, в автобусе, и теперь, шагая в свою деревню, думала Ольга с непонятной для себя обидой. — Небось, дура какая-нибудь владеет, не понимая, как ей повезло. Спокойный такой, серьезный, рассудительный. Да и непьющий, небось! От таких и детишки-то разумные да здоровые получаются».

У старшей сестры, живущей в Новгороде, парнишечка растет, он уже двух с половиной лет, толстенький, румяный, баловник и затейник, зовут Шуриком. А теперь вот сестра второго родила, Максимку, — этот совсем еще младенчик. Пока гостила, Ольга без конца тетешкалась с ним, кормила из сосочки, подгузнички меняла, пеленала снова и снова, без конца гулюкала. Сестра Вера не выдержала, сказала:

— Эх, Оля, вот что я тебе скажу: роди. Наплевать, что мужа нет. Возьми напрокат чужого мужика, он и нужен-то на полчаса, спонсор этот.

Мать услышала, тотчас пристыдила дочерей:

— А вы полно, полно! Чего не дело-то городить!

— Да ладно тебе, мам, — отмахнулась Вера. — Ей вишь как ребеночка хочется. Возьмет моего на руки, так сияет вся.

— Замуж выйдет, заведет четверых, возразила мать. — Все честь честью, успеется. Как это без мужа ребенка? Каково одной вырастит?

— То-то ты нас вырастила не одна!

— Я — иное дело. Я овдовела.

— Ну и Оля вырастит. Что толку вон хоть бы от моего Тимохина? — Вера мужа своего почти всегда называла не по имени, а по фамилии: Тимохин. — Он у меня и сам вместо ребенка. Считай, что у меня не двое, а трое детей.

— Где его, мужа-то, взять? — вздохнула Ольга.

— Найдется! Али ты у меня собой плоха? — обиделась мать за нее. — Подойди к зеркалу, поглядись. Сколько девок похуже тебя, да замуж вышли. И ты выйдешь. Суженого на кобыле не объедешь.

— За Володю, что ли, Окаяннова? Или за Борзова? Или за которого-нибудь из братьев Китайниковых? Эти хоть сейчас в мужья, только помани. Кого из них хочешь в зятья себе? То-то, что никого. А по мне лучше в вековухах остаться, чем за таковских замуж идти.

Вера слушала сестру сочувственно и сказала, что хорошего мужа не найти. Может и есть где-то, да искать долго и недосуг. Вот она за Тимохина вышла — как в омут головой. И рассказала про какую-то свою подругу, которая съездила по путевке то ли в дом отдыха, то ли на турбазу с единственной целью — найти на время подходящего мужика, чтоб с ребенком потом остаться. И нашла, и родила в свой срок, и растет теперь парнишка — ему уж скоро два года. А кто его отец — кому какое дело!

Тот разговор с сестрой и матерью как бы продолжился уже в автобусе с незнакомым человеком. И вот где-то возле Высшего Волочка, когда рассказ о племянниках снова возник, когда Ольга в очередной раз умилилась, вспоминая о Шурике да Максимке, этот Флавий Михайлович засмеялся и сказал вполне серьезно и дружески:

— Ладно, Оля, так и быть, раз уж вы так настроены, помогу я вам решить эту проблему.

Именно очень дружески сказал.

— Как это? — насторожилась она.

— От меня ребятишечки получаются — эт-то, я скажу, хоть на выставку: крепенькие, ясноглазенькие, смышленые. Так что беру эту заботу на себя. А то ишь до чего дело дошло: демографическая ситуация в государстве нашем неблагоприятна — женщины не хотят рожать, а тут наоборот, хочет родить, да помочь некому. Непорядок.

У неё выплеснулся смех, именно выплеснулся; она смеялась неостановимо.

— У нас, Соломатиных, порода хорошая, — продолжал он невозмутимо и убеждающе, словно товар продавал да нахваливал. — Все как один — народ непьющий, некурящий, толковый, и каждый сам по себе что-то значит, чего-то достиг.

И хоть возникла от его неожиданного предложения некоторая неловкость, но рассеялась скоро, и предложение само по себе отнюдь не выглядело странным или пошловатым. И в дальнейшем разговоре эта тема — о будущем ребенке Ольги, который родится от него, Соломатина Флавия Михайловича — всплывала то и дело, неизменно повергая её в смешливость.