Хосе де ла Куадра - Морская раковина. Рассказы
— Кто на этом выиграет? Только не мы. У нас ничего не изменится.
— Ничего. Обещания быстро забываются.
Лишь много времени спустя сельским жителям открылась жестокая правда — что такое «крестьянский вопрос»: главарь одной из партий сулил крестьянам золотые горы, всячески привлекал их на свою сторону, они храбро сражались, проливали за него кровь, и в конце концов он «победил…». А настоящие победители залечивали свои раны, выставляли напоказ свои увечья и просили милостыню, по-прежнему прозябали в сельской глуши и предавались воспоминаниям…
Вот как обстояло дело. Жизнь обманула их ожидания, но они на нее не роптали.
Да ведь и то сказать: разве их всех не увлекала на первых порах могучая сила мечты, надежда на будущее, разве мечты и надежды не возвышали их над тусклой обыденщиной? И это в какой-то мере вознаграждало их за все жертвы и муки. А зачем требовать большего, если знаешь, что это все равно недостижимо?
Целых полгода, целых полгода текли реки крови! Из мертвых тел можно было бы сложить горы. Во имя чего? По-видимому, только ради того, чтобы в каком-нибудь наспех состряпанном декрете, ни в малой мере не отвечающем интересам народа, вместо одной подписи стояла другая.
Дело только в имени! А за имя, — если, впрочем, оно не является символом, хотя и выдает себя за таковой, — бороться не стоит…
За время длительного отсутствия Бенито вести о нем редко долетали в асьенду. Из одной старой газеты его односельчане узнали, что он тяжело ранен, что у него раздроблено бедро. Потом пришло известие, что он поправился, что он вновь вступил. в ряды революционной армии и что его повысили в чине.
— Слыхали? Он уже лейтенант, — сказал пеонам Прието. — Он не чета здешним увальням, пентюхам, которые не захотели идти в армию…
Пеон Гервасио хитро усмехнулся:
— Лучше бы ему не ходить.
Начальник тоже усмехнулся, но это была горькая усмешка.
— Это ты не зря сказал. Ты прав.
Прието пробормотал что-то нечленораздельное; можно было, однако, понять, что он кому-то грозит, кого-то осыпает бранью.
Да, Гервасио был прав. Бенито лучше было бы не ходить в армию.
Будь он здесь, он служил бы Кармен защитой; он охранял бы ее от ее женской слабости.
— Если бы он был здесь, она бы не свихнулась…
— Конечно! Или уж, по крайней мере…
Прието попытался узнать подробности:
— Говорят, девчонка не виновата, говорят, Гойо ее изнасиловал…
— Это верно, я при этом был. Мы пировали у старого Карло. Сами знаете, как старик празднует свои именины — целую неделю. Тогда это и произошло. Она не виновата — мы ее подпоили.
— Так ты ему помогал?
— Меня Гойо подбил…
— На что подбил? Надругаться над девчонкой?
Краска стыда проступила на сизых щеках Гервасио.
— Да, — признался он.
Прието продолжал допрос:
— Да ведь вы же были друзья с Бенито?
— Это верно. Да ведь Бенито уехал… Гойо тоже с ним дружил.
У начальника вертелось на языке оскорбление, которое ему хотелось бросить в лицо Гервасио.
— Пройдитесь мотыгой еще раз, — приказал он пеонам, чтобы переменить разговор. — Тут остался сорняк.
Июнь. Солнечный день. Воздух — смесь золота с лазурью, переходящей местами в индиго.
Большой колокол в асьенде пробил одиннадцать.
— Колокол прозвонил! Обедать!
Дом хозяина постепенно наполняется батраками, — они получают здесь не только жалованье, но и харчи, — так ведется исстари.
Первыми пришли дальние табунщики; глаз хозяина не мог за ними уследить, поэтому они прекратили работу раньше времени; затем пришли те, кто работал на приречных полях, поблизости от хозяйского дома.
Эти-то и сообщили новость:
— Говорят, Бенито вернулся; правда, мы сами его не видели.
— Вернулся?
— Да, вернулся утречком, верхом на коне.
— Хозяин об этом знает?
— Нет, Бенито спрятался. Он ведь дезертировал.
Прието был ошеломлен этим известием. Он даже не стал обедать и бросился к своему родственнику.
— Говорят, Бенито вернулся. Это правда? — не входя в дом, спросил он у его матери.
— Да, на зорьке приехал. Только он от всех прячется.
— Почему?
— Он дезертир.
— А про Кармен он уже знает?
— Как не знать! Из-за этого он и дезертировал.
— Вот беда! Надо бы поговорить с ним!
— А вы войдите. Вы такой человек, что вам верить можно.
Прието вошел. В комнате, на гамаке, почти касавшемся расстеленной на полу циновки, сплетенной из тростника, лежал Бенито.
Он словно вытянулся и пополнел.
Увидев начальника, Бенито привстал.
— Плохо мое дело, — сказал он вместо приветствия. — Я ранен!
— В ногу или сюда? — Прието дотронулся до его левого бока.
— Вы угадали, господин лейтенант. Сюда!
— Как же быть?
Бенито показал на отточенный кривой мачете, висевший на стене. Он предоставлял слово оружию.
«Говори за меня ты, куцый!»
Прието понял его и согласился с ним.
— Стало быть, ты в бегах?
— Ну да! Я сбежал, чтобы отомстить. За мной гнались по пятам. Я свернул на новую дорогу, что идет из Сан-Хуана, чтобы меня не настигли, но они, наверно, уже сообразили, куда я побегу, стало быть, того и гляди…
— Спрячься!
— Ладно! Я хочу рассчитаться с Гойо за то, что он с ней сделал… А там — будь что будет!
Убогая хибарка Гойо стояла рядом с домом Бенито.
— Часам к двенадцати Гойо придет домой?
— Обычно приходит.
— Ну, и мы тогда…
— Девчонку видел? — преодолевая смущение, спросил Прието.
— Нет. А зачем?
— Ты знаешь, как было дело?
— Мне рассказывали. Во всем виноват он. Они ее подпоили…
— Но он на ней женится.
— А мне какое дело? Пусть сначала ответит мне за нее.
— Как бы ты себе хуже не сделал!
Бенито равнодушно усмехнулся.
— Двум смертям не бывать, — сказал он.
Все в доме как будто сговорились помочь Бенито отомстить. Родная мать дезертира поспешила сообщить сыну:
— Пришел этот негодяй Гойо.
Бенито встал, взял мачете и пошел к своему врагу.
Прието, знавший по собственному опыту, как упорны в достижении своей цели сельские жители, молча последовал за ним. Впереди быстро шагал Бенито.
Идти было недалеко; в нескольких шагах от хибарки Гойо старый лейтенант остановился.
— Я подожду здесь. Ты иди один и не говори, что нас двое на одного.
Дезертир пошел вперед. Должно быть, Гойо был предупрежден о том, что приехал Бенито, потому что двери и окна его дома были заперты.
Бенито подошел к самому дому.
— Гойо! Гойо! — крикнул он. — Выходи, если ты не трус! Один на один! У меня, кроме мачете, ничего нет…
В доме послышался шорох. Отворилось окно, и выглянуло хорошенькое женское личико, — это было подстроено нарочно.
— Кто там?
Кармен! Бенито заколебался. Он был потрясен до глубины души, но тут же взял себя в руки.
— Будь ты проклята! Спрячь свою рожу! — крикнул он. — Мне нужен Гойо.
И он угрожающе взмахнул мачете, сверкнувшим на солнце. Испуганная женщина мгновенно исчезла.
— Гойо! Выходи! Один на один!
Сзади послышалось страшное проклятие — это отводил душу Прието.
Дезертир обернулся и остолбенел… Он увидел, что сюда, плечо к плечу, с ружьями наперевес, бегут солдаты революционной армии, его «ребята».
— Прячься, парень! Беги к реке!
Бедный начальник задрожал от страха за своего родственника. Первой мыслью Бенито было бежать. И он побежал… Но внезапно остановился и застучал в дверь Гойо.
— Будь ты проклята! Гойо, сволочь, выходи!
Ему хотелось выломать дверь. Он знал, что солдаты схватят его и применят к нему пункт военного устава «о попытке к бегству», тот самый пункт, который он сам со всей строгостью не раз применял к дезертирам и заключенным. Но это его не пугало. Единственно, что пугало его и о чем он сейчас сокрушался, это то, что они помешают ему рассчитаться с Гойо.
В полном отчаянии он стал умолять своего соперника выйти к нему на расправу:
— Гойо, ради бога! Дружочек мой, выйди! Разика два пырнем друг друга, и все!.. Один на один! А то ведь меня сейчас схватят, Гойо! Выйди, дружочек! Сделай это ради нее, ради Кармен!
В это время подбежали солдаты; поведение дезертира привело их в полное недоумение.
Командир отдал приказ:
— На прицел! Пли!
Точно обвал в горах, грянул залп:
— Раааа!
Бенито, изрешеченный пулями, повалился на землю… Из ран бурным потоком хлынула горячая кровь…
Анонимное письмо
салоне вдовы доктора Урниса встретились Эстер де Гаисариаин и Мария де Медрано. Здесь, наедине, они могли наговориться вволю. А сколько им надо было рассказать друг другу!
