Михаил Попов - Колыбель
Пока не начнешь двигаться, сопротивление среды и не определишь. Дядя Саша сделал небыстрый, но решительный шаг вперед, к тропинке, что, как было известно, уводила меж стенами тропических зарослей вниз с холма, в охваченную медлительным сельским хозяйством долину.
Денис шел следом и, опасливее старшего товарища, чаще вертел головой и напряженнее прислушивался. Пару раз он проверил, не крадется ли за ними кто–нибудь. Например, карликовая корова. Ему хотелось говорить о змеях и тарантулах, но не хотелось выглядеть трусом, и он завел речь о погоде:
— Вы обратили внимание, мы на экваторе практически, а ни особой духоты, ни жары не наблюдается? Не то что там, на берегу.
— Это потому что мы на холме, сейчас спустимся ниже, станет влажнее и жарче.
— А-а, как на Бали — на берегу тропики, а в Убуде, в столице…
— Как на Бали.
Тропинка вилась. Густые и разреженные, высокие и ползучие, сине–красные, лимонно–желтые и фиолетово–розовые, исходившие приторными, почти физически ощутимыми запахами стены диких садов проплывали справа и слева.
Аниматор не выдержал:
— А не бросится ли на нас из этих клумб какой–нибудь ягуар?
— Если это остров, и небольшой к тому же, крупных хищников здесь нет.
Дениса раздражала прямолинейная уверенность напарника по несчастью, что они имеют дело именно с островом. Больше хотелось полуострова: больше шансов выбраться к цивилизации без посторонней помощи. Да, по цивилизации уже довольно остро скучалось, и также крепло понимание, что цивилизованный человек без своей цивилизации особенно ничтожен.
— Начинается сауна, — сказал Денис.
И тут заросли распахнулись — и открылась долина–равнина; она не была такой плоской, как казалось с холма, она была скорее волниста. Прямо от устья тропинки начиналась обработанная земля, большой кусок того самого, что они увидели еще сверху.
Дядя Саша присел на корточки и осторожно прикоснулся пальцами к веточкам ближайшего кустика. Дениса больше интересовали фигурки людей, что виднелись впереди шагах в пятидесяти. Они стояли, наклонившись в междурядьях, держа в руках мотыги. И вдруг выпрямились и посмотрели в их сторону.
— Это не рис, — сообщил дядя Саша, растирая ладонями метелку с зернами. — И не сорго.
Сзади послышался глухой приближающийся топот, как будто весьма многоногое существо быстро спускалось вниз по тропе. Денис смотрел то в поле, пытаясь уловить намерения земледельцев с мотыгами, то вверх по тропе, прикидывая, как бы можно было подготовиться к появлению неизвестного, весьма вероятно опасного, существа. А дяде Саше, долбаному инженеру, будто все равно — быть затюканному мотыгами или сожранному невидимой многоножкой!
Товарищ инженер встал как раз в тот момент, когда из зарослей вылетела тройка голопузых детишек лет тридцати пяти на троих. Они не испугались двух необычно по местным меркам одетых мужчин, смотрели на них без особого интереса и специально выражаемой приязни. Их послали в погоню за исчезнувшими гостями? Да нет, чепуха, просто ребятня носится по острову. А, нет, не просто так. В руках у них баклажки.
— Привет, спиногрызы! — сказал Денис. — Это вы нам?
Дети ничего не ответили, обогнули пару белокожих гостей и побежали в глубь поля, к людям с мотыгами.
— Там дорожка, — сказал дядя Саша.
На самом деле метрах в пяти от того места, где они стояли, начиналась дорожка, разрезающая пашню. Очень кстати, долину, очевидно, можно пересечь, не топча посевы. Они двинулись вслед за подносчиками воды. Проходя мимо уже напившихся и вновь углубившихся в работу крестьян, они придержали шаг, рассчитывая, что те с ними, может быть, захотят заговорить. Заговорить с ними никто не пожелал, хотя было понятно — без внимания их передвижение не осталось. Несколько взглядов искоса и исподлобья, но лишь в прямом, а не переносном смысле.
Они пересекли с десяток, не меньше, таких наделов, обогнули несколько скоплений деревьев, внутри которых можно было различить ограды загонов, — помимо земледелия, на острове имелось вполне культурное животноводство. И даже один попался птичник — неосторожно приблизившись, они взволновали целое облако белых кур.
Все время они, переходя с дорожки на дорожку, возвращались на берег быстрого, очень холодного ручья. Было душно, дядя Саша не только ополоснулся в удобном месте, но и напился.
— Холодная, — сказал он.
— Так и будем его называть — Холодный ручей.
— Как скажешь.
— Все–таки мы зря хлещем здешнюю водицу, — сказал Денис, наблюдая за напарником, но сам к воде не прикасаясь.
— Мы уже пили ее там, в хижине.
— А почему сами пахари не хлебают из ручья, а ждут, когда детишки притаранят им баклажки? Тут пройти метров двести.
— Это была не вода.
— В смысле?
— Это был обед. Молоко.
— Такое впечатление, что вы тут уже были.
— Кто знает, — вздохнул дядя Саша.
— Ну, это уже совсем не научный материализм. Мистика вам не идет.
— Знаю. — дядя Саша мелко улыбнулся и пожал плечами.
На каждом поле по дороге к скале работала мотыжная бригада от двух до пятнадцати человек обоих полов; у всякой «фермы» несколько скотников, можно было заключить, что народ тут живет трудолюбивый, и вроде бы никаких признаков насильственной организации — надсмотрщиков, десятников.
— Вольный труд на вольной земле, — не удержался от фразы Денис, а внутри нее подпустил иронии.
Дядя Саша не ответил, и это чуть–чуть задело господина аниматора.
Крестьяне вели себя везде одинаково: демонстрировали внимание как бы вполоборота. Мы вас видим, но вы для нас за стеклом. Вы гуляете, мы пашем, никто никому не мешает.
— Вообще, они умеют говорить? — вопросил Денис с неожиданным раздражением. Они как раз проходили мимо очередного птичника.
— Куры?
— Вы еще шутите!
— Для общения не обязательны слова.
— Вас опять тянет на, прости господи, метафизику, дядя Саша!
— Меня тянет вон на ту горку, хочется окинуть.
— И я бы окинул. А говорить они говорят: помните, как самый первый шашакал на берегу с теми, что подошли? Они просто с нами почему–то не рвутся побеседовать. Можно подумать, что мы им до лампочки.
— Смотри!
Денис поглядел, куда показывал напарник, это и вправду заслуживало внимания. Группа уже привычного вида земледельцев, но занимающаяся явно не земледелием. Одни лежали на земле и ворочались, погружая в нее то одну руку, то другую. Другие быстро–быстро мотыжили землю в одном месте, как будто желая добраться до чего–то в глубине. Другие опорожняли баклажки с водой туда же, в разрытое.
— Это не молоко, — удовлетворенно сказал Денис, ему было приятно уесть самоуверенного напарника.
— Пойдем посмотрим.
— Да ну их, дядя Саша. Меня и к нормальным–то подходить не тянет, а тут бесноватые. Ритуал у них какой–нибудь, вмешаемся — себе дороже.
Но старший товарищ уже быстро шел в ту сторону, перешагивая через ряды псевдорисовых кустов. Но разведать, чем занимаются аборигены с таким жаром, ему не удалось. То ли не пожелав упражняться в его присутствии, то ли уже покончив с этим делом, загорелые дяденьки разом приняли вертикальное положение и пошли гуськом прочь по ближайшему междурядью.
Дядя Саша присел над местом их недавних стараний.
— Клад искали? — недовольно подбрел Денис.
— Нет. По–моему, это кротовые норы. Кажется, тут полно кротов.
— Кротовые норы? — Денис тоскливо огляделся, было понятно, что ему не нравится не только окружающий пейзаж. — Не нравится мне здесь.
Бледно–желтая скала, ставшая вблизи больше похожа не на ладонь, поднятую в предупреждающем жесте, а на оплывшую ступенчатую пирамиду с примыкающей маленькой кубической колонной, была в основании опоясана несколькими ярусами колючих зарослей, напоминающих ежевичник.
— Можно подумать, что там концлагерь, — шипел Денис, замазывая слюной царапины на локтях и щиколотках.
Они довольно долго петляли между кустами, стараясь и пробраться вверх, и не оцарапаться. Их уводило влево, в сторону, противоположную «большому пальцу» — так они уже называли про себя отставшую от общего массива каменную башню.
— Да, у меня тоже впечатление, что горка не жаждет, чтобы ее навещали. Хотя думаю, мы просто не нашли прохода, — сказал дядя Саша, он тоже оцарапался, и Денису это было приятно.
Вблизи местная достопримечательность скорее заслуживала наименование не скалы, а руины. Огромные трещины, забитые расплодившейся колючкой. Огромные кубические оковалки камня были как бы наготове отвалиться от основного тела и рухнуть в долину понежиться на вельвете.
Все время оглядывающийся младший путник и здесь, взобравшись на первый уступ, бросил взгляд на пересеченную местность. Легкий холодок побежал у него по спине. Все обозримые с этой высоты работники полей стояли разогнувшись и глядели, кто из–под руки, кто так, на них, на парочку карабкающихся в гору белых гостей.
