Дональд Стюарт - Современная австралийская новелла

Верно, подумал я; но и мужскую породу я, кажется, знаю не хуже.

Я вынул кое-какие туалетные принадлежности из небольшой сумки, которую прихватил из машины, и двинулся за хозяином. Оказалось, что нам надо опять пройти через столовую; хозяйка при этом не проронила ни слова. Только глянула на меня с робкой улыбкой и продолжала хлопотать у плиты. Стол был накрыт, и в комнате аппетитно пахло горячими лепешками.

К моему удивлению, дверь ванной открывалась прямо в столовую. И так мала была эта ванная, что Рою пришлось сначала войти одному, поставить фонарь на полочку, очевидно специально для него предназначенную, и снова выйти, прежде чем туда смог протиснуться я. Ни крана, ни раковины я не обнаружил. На полу стояло ведро с водой, и оттуда он наполнил жестяной тазик, помещавшийся в оцинкованной железной ванне с облупившейся местами белой эмалью. Однако все было безукоризненно чистое, в том числе полотенце, которое чуть пахло нафталиновыми шариками. Меня не оставляла одна и та же мысль: здесь, в этом доме, выросли три девушки; где же они спали? И почему не осталось даже следа от их пребывания под родительским кровом?

Пока я мылся, неловко согнувшись над ванной, Рой и его жена разговаривали в столовой. Нас разделяло лишь несколько футов, и я отлично слышал их голоса.

— Ты не собираешься дать гостю горячей воды? Я вон сколько согрела.

— Бога ради, Ада, угомонись. Всего-то надо пыль с рук смыть. Зачем ему горячая вода?

— Хоть предложил бы для приличия. Вечер-то холодный.

— Не беспокойся. Парень молодой, обойдется.

— Когда он хочет уехать?

— С утра, как вытащим машину. Он должен попасть в Мельбурн к полудню.

— Думаешь, тебе удастся ее вытащить?

— Еще бы! Сама пойдет, как запрягу в нее Капитана. Не то он ее надвое разорвет.

— Капитана надо еще сыскать. С утра ведь темно будет.

— Пестрый его живо пригонит. Куда ты девала банку со смазкой?

— Она на заднем крыльце. Там, где ты ее оставил утром.

Весь диалог велся в раздраженном тоне, как будто эти двое не имели ни малейшей охоты разговаривать и лишь крайняя необходимость вынуждала их к этому.

Внезапное молчание воцарилось, как раз когда я вышел из ванной. Оба вдруг замерли в позах напряженного внимания; стоя лицом к лицу, они сосредоточенно прислушивались к чему-то за стенами дома. Слышно было, как муха пролетит. Издалека, с шоссе — с того самого, откуда мне ни в коем случае не следовало съезжать, — доносилось слабое жужжание мотора.

— Похоже, это Карсоны, — неуверенно проговорила Ада.

— Карсоны еще час назад проехали, — возразил Рой.

— Значит, Джордж Миллс возвращается. Он проезжал в город утром.

— Мотор не тот. По звуку больше похоже на Энди Фергюсона.

— Дженсены — вот это кто! — победоносно провозгласила Ада и, показывая, что она считает вопрос решенным, вновь повернулась к плите, добавив уже спокойным тоном: — Ширли говорила, что им надо на этой неделе съездить в город.

Тут Рой заметил меня и без лишних церемоний велел мне поторапливаться:

— Боб, ты теперь знаешь, где твоя комната. Наведи глянец и давай сюда, к столу. Мы ждем.

Никаких секретов в этом насквозь прослушивающемся домике не могло быть. Не успел я выйти, как Рой вернулся к разговору о проехавшем грузовике. До меня отчетливо доносилось каждое слово.

— Ширли сказала, зачем им нужно в город?

— Я не расслышала. Ты же знаешь, телефон последнее время работает неважно.

— С кем она говорила?

— С Мэй Родни. Предупреждала, чтобы Мэй сегодня не заходила, потому что днем их не будет дома.

— Да, Ширли не станет особенно откровенничать, если почует, что кто-то слушает на линии.

Очевидно, подслушивание разговоров по общему телефонному проводу составляло их единственную реальную связь с внешним миром. Далековато я ушел от своей машины — можно сказать, в другую эпоху.

Взгляд мой случайно скользнул по семейной фотографии, той, что висела на стене, — и она заворожила меня. Шестеро мужчин, трое сидят и трое стоят, перед дощатой хижиной, на фоне высокого строевого леса. Все здесь говорило о давно прошедших временах и было строго официально: примитивная композиция, ненатуральные позы людей, их одежда. Они, видимо, облачились в свои лучшие воскресные костюмы; синие короткие пиджаки, тщательно отглаженные брюки с узкими отворотами, наглухо застегнутые рубашки, котелки. Типичные фермеры из глубинки, как на подбор, и притом из породы воителей. Вряд ли мне когда-либо попадалась на глаза более воинственная с виду компания. Хоть бы одна улыбка на шестерых. Шесть сжатых ртов, шесть железных подбородков, шесть пар холодных глаз, свинцово сверлящих фотокамеру. Стоять перед этими молодцами было все равно как под дулами винтовок взвода карателей. Все как один — крупные мужчины, с явственными чертами фамильного сходства. Братья. Я поднял лампу повыше, но, сколько ни вглядывался, не смог выделить среди них Роя.

Едва оторвавшись от этой устрашающей семейки, я взял с туалетного столика другую фотографию. Да, это она, подумал я, та женщина, чей голос только что произнес в столовой: «Можешь разрезать мясо».

Фотография представляла собой на редкость удачный портрет очень привлекательной девушки. На ней была блуза, а может, платье, по-видимому, из черного бархата, с открытыми плечами — кажется, это называется «вырез лодочкой», — без воротника и без какого-либо украшения. Ракурс был найден весьма умело. Я вообразил себе другую фотографию этой же девушки, в профиль и с поднятой головой. Такой портрет эффектно подчеркнул бы необычайно высокую линию шеи, грациозно поднимающейся над обнаженными плечами. Он, несомненно, запечатлел бы выражение наивной мечтательности, предвкушения счастья. Но было бы утеряно нечто более важное. На снимке у меня в руках девушка смотрела сверху вниз, обернувшись ровно настолько, чтобы видны были оба глаза. Выражение лица ее представляло восхитительное сочетание удивления и радости, как будто девушка только что заметила вас и мгновенно потянулась к вам всей душой. Широко распахнутые глаза, чуть поднятые брови, полураскрытые губы, тронутые предчувствием улыбки. Все черты младенчески округлые, как у куклы. Но в очертании упрямого девичьего подбородка безошибочно угадывалась нынешняя Ада. Такую женщину можно убедить, но не принудить; побороть, но полностью подчинить — никогда.

Что это вырвалось тогда у Роя: «Бычка она мне так и не принесла»…

Я и не заметил, как, отойдя от столика, очутился у кровати. Той самой, на которой она «принесла» ему трех «телок». Трижды она лежала тут, в душной комнате, а Рой отправлялся за врачом или акушеркой. Как он принимал весть о том, что опять родилась девочка? А братья Дэвисоны карающим оком взирали на нее со стены…

А ведь она и сейчас не сложила оружия. Из столовой ко мне донеслось:

— Ты разве не собираешься надеть чистую рубашку?

И его высокомерный, чуть приглушенный голос снова одергивал ее:

— Занимайся своим делом, Ада. Готовь на стол. С рубашкой я сам разберусь.

Хозяйка не пожалела сил, ужин удался на славу, но Рой не позволял мне расслабиться ни на минуту. И я тут ничего не мог поделать. Едва мы сели, он завел речь про лошадей, и остановить его не было никакой возможности.

Холодная баранина, «какой я в жизни не едал», маринованные зеленые помидоры, соус чатни, отличный хлеб, свежее масло, горячие лепешки — и лошади в виде обязательного дополнения.

— Надежней Капитана я в жизни коня не имел, а у меня их тьма перебывала. В ценах на лошадей разбираешься?

— Боюсь, что очень слабо.

— Так вот, он мне обошелся в десять фунтов. Десять фунтов — и это когда за самую паршивую лошаденку давали все тридцать.

— Почему же такая дешевизна?

— Плохо выездили его, всего-то и дела. И в дурных руках был: хозяин ни шута в лошадях не смыслил. — Он отправил в рот очередную порцию еды и, торопливо прожевав, проглотил. — Иду я как-то в Вибе по Главной улице и вижу — перед лавкой стоит этот малый и держит коня. Ей-богу, ухватил за узду у самой морды и держит, будто сроду лошадей не видал, а там рукой подать — коновязь, куда все лошадей привязывают. Мне это как-то чудно показалось, потому что конь уж больно смирный с виду, почти что стоя спит. Даже не дергался. Меня взяло любопытство, я решил потолковать с тем парнем. Он и говорит, что коня этого ни привязать, ни поставить нигде невозможно. Вроде как задняя тяга у него. Мне-то это дело не в новинку, попадались и такие. Привязать-то его можно, да только сунешься к нему опять, он как наляжет на вожжи или веревку со всей мочи, вот и попробуй отвязать. И заметь — не брыкается. Только вытянет шею, насколько вожжи пускают, упрется — и ни с места. Встречается такой изъян у лошадей. Короче, кончилось тем, что купил я этого коня. Хозяин уж с ним намучился по самую завязку…