Джузеппе Куликкья - Всё равно тебе водить

— Где вы взяли этот том?

— В Национальной библиотеке.

— Здесь отсутствует параграф пятый. Кант добавил его в последующих изданиях.

Я и не знал, что первая редакция тоже переведена. Вам надо будет прийти ещё раз.

Я ничего не сказал.

— Следующий, пожалуйста, — сказал ассистент.

Вторая глава

Когда я уже потерял всякую надежду получить какой-либо ответ, пришло письмо из Рима. Мой запрос был удовлетворен. Я мог считать себя отказником по убеждениям.

Должно быть, желающих проходить гражданскую службу у цыган(16) оказалось так мало, что в Министерстве обороны сочли за лучшее подтвердить мой выбор:

СОБАК. Я должен был явиться в кабинет городского управления по делам отказников на следующей неделе, под Пасху. "Фантастика! — подумал я, — наконец-то начинается!" Но потом понял, что в каком-то смысле это было для меня началом конца. Ещё несколько дней, и школьные годы закончатся навеки. Мне стало не по себе. Я старел.

Альтернативная служба была, в конечном счете, сливным бачком, который вынесет меня, в конце концов, прямо в ту дыру, что называют "трудовой жизнью".

Рано или поздно я продамся ради зарплаты, которой будет едва хватать, чтобы выжить, платя взносы за машину, за посудомоечный автомат, за видео. Это вам не карьера от жестянщика до биржевого мага. Меня распылит в порошок смертоносная машина.

Три недели отдыха в год. Восемь часов работы в день. Конец недели свободный, да, конечно, как раз чтобы смотреть телевизор или выбраться куда-нибудь. Не смогу больше распоряжаться своим временем — да просто у меня не окажется времени собраться с мыслями, пока я буду тратить те крохи, что заработал, на покупку бесполезных вещей, сделанных такими же рабами, как я сам. Квадратура круга. Буду работать до старости, а в день ухода на пенсию окажется, что у меня рак.

Мне было очень не по себе.

Я врубил секс-пистолзовскую Problems и пошел на кухню искать шоколадную пасту.

Здание городской администрации было полно сотрудников, погруженных в чтение газет. Все без исключения читали только спортивные страницы. Сильный командный дух. Настоящие миссионеры. Кабинет отказников по убеждениям находился на самой верхотуре. Чтобы до него добраться, пришлось преодолеть жуткую череду лестничных маршей — с немалыми сложностями для сердечно-сосудистой системы. Там я обнаружил очередь из ребят, вызванных, как и я, на это утро. Все они носили бороды и длинные волосы. Я заново обрился под ноль только накануне вечером.

Дверь кабинета была закрыта. Внутри всё было тихо.

Час спустя мы всё еще ждали. Только в четверть одиннадцатого мы узрели, как из лестничной клетки появляется сотрудник. Высокий, смуглый, очень элегантный, очень надушенный. Он медленно приблизился к двери кабинета, открыл её изящным движением. Потом повернулся к нам:

— Привет, ребята. Меня зовут Ванни, и я к вашим услугам. Кто первый?

Один из бородачей поднял руку.

— Прекрасно. Заходи, — сказал Ванни.

Дверь за ними закрылась. "Начало хорошее, — подумал я. — Начало ну очень хорошее!"

Когда я уселся перед Ванни, мне пришло в голову, что он поливает себя «Денимом»

прямо из душа, не иначе.

— Так, значит ты — Вальтер, — сказал он, проводя рукой по прилизанным гелем волосам.

— Правильно, Вальтер, — сказал я, и вдруг заметил одну подробность, поначалу полностью от меня ускользнувшую: Ванни был косым. Правый глаз у него совершенно загулял.

— И ты выразил желание поступить в "Центр Социального Обеспечения Бездомных и Адаптации Кочевников", правильно?

— Ну да, в СОБАК.

Я попытался поймать его взгляд. Невозможно. Я не мог понять, каким именно глазом он на меня смотрит.

— Знаешь, где их офис?

— Нет.

— Вот, возьми адрес. Я уже предупредил их, они тебя ждут.

— Фантастика! — улыбнулся я.

Он тоже мне улыбнулся, подержал мою ладонь между своими и вложил в неё листок бумаги.

— Вот тебе мой телефон. При любых проблемах обращайся снова ко мне.

Я взглянул на листок. Там было два номера.

— Второй — домашний, — добавил он. Попытался метнуть на меня многозначительный взгляд, но кончилось только тем, что он уперся им в люстру.

— При любых проблемах, — подчеркнул он. — Прошу тебя.

Во главе СОБАК стоял некий Волчино. Войдя в его офис, я увидел, что он написал своё имя повсюду: на своём письменном столе, на своём стуле, на своих ручках, на своих ластиках, на своей линейке… Этот Волчино был очень худым, но с длинной окладистой бородой, которую постоянно засовывал в рот. Мне бросилось в глаза, что он все время ковырялся в носу, прямо на людях. Доставал козявки и запихивал в бороду. Он усадил меня и попытался за пять минут все объяснить. В офисе до этого времени работали два человека: он и еще один отказник. Отказник занимался цыганами, Волчино бездомными. Ещё был уборщик, который помимо разгадывания кроссвордов мыл полы и поддерживал чистоту. Основная проблема с бездомными состояла в том, чтобы найти ночлег для сотен иностранцев, которые жили на улице и были вынуждены ночевать на станциях и под мостами. Существовали они большей частью продажей зажигалок и были совершенно не в состоянии снимать какое-либо жильё. Не так давно мы сами отправлялись с бичами, цепями и пушками в их страны, чтобы захватить их. Теперь они приходят сюда — с тем, что мы им оставили:

коврами, кожаными браслетами и слониками. Они досаждают людям на улицах.

Нужен порядок. Чистота. У СОБАК есть пара ночлежек, и все бездомные могут проводить там примерно по неделе в месяц, по очереди. Что же касается цыган, то здесь самая неотложная задача — обеспечить цыганских детей средним образованием.

Посылать их в обязательном порядке в школу — единственный способ избежать того, чтобы родители заставляли их воровать. Я, вместе со вторым отказником, должен буду поддерживать связь с учителями.

— Разумеется, — сказал мне Волчино, — первые дни здесь ты будешь только учиться. Работа тебя не коснется. Просто смотри и запоминай.

Для начала он дал мне сделать триста ксерокопий.

Второго отказника звали Паскуале(17). С виду он казался тихим и серьёзным.

Носил бороду и длинные волосы. Первые дни мы особо не разговаривали. К тому же, Волчино со своими ксерокопиями не дремал. Я не мог отойти от ксерокса.

Вынимая один лист и вставляя другой, я частенько видел Паскуале, читающего газеты.

Обычно, когда он приходил в офис, их у него было три: «Туттоспорт», "Газетта делло Спорт" и "Коррьере делло Спорт". Хотел быть в курсе событий.

— Ты за какую команду болеешь? — спросил он меня однажды.

— Честно говоря, я не очень слежу за футболом. Скажем так: мне нравится «Гамбург».

— "Гамбург"? А почему?

— Он побил «Юве» в финале Кубка чемпионов. Мы в школе страшно смеялись.

— Какую ты школу окончил?

— Я геодезист. Сейчас учусь в Университете.

— Я тоже.

— Да? А на каком факультете?

— Архитектура.

— Сколько ты экзаменов сдал?

— Десять.

Он меня обошел.

— Поздравляю, — сказал я ему.

— Ну, проучился же я уже немножко.

— А сколько?

— Десять лет.(18)

Паскуале был ненамного старше меня. У меня еще всё впереди. За разговорами выяснилось, что у него есть жена-немка, Саския(19). Она стала помогать ему с деньгами на учебу еще до свадьбы. Благодаря жене Паскуале никогда не работал.

Молодец парень! В двадцать девять лет это была его первая служба. Мы стали вместе ходить в столовую. После обеда он всякий раз настаивал, чтобы мы зашли в его любимый зал игровых автоматов на виа Гарибальди. Паскуале зациклился на электронных играх. Часто около пяти, когда пора было уходить, он звонил жене:

"Чао, Саския, это я(20). Знаешь, просто говорить не могу, так вымотался.

Весь день вкалывал как негр. (Самое большее, что он сделал — прочитал газеты и перекинулся в карты с уборщиком.) Знаешь, я хотел сказать, что задержусь, у нас здесь такой завал, прямо не знаю, когда вырвусь. Конечно. Чао. Ну разумеется люблю. Конечно. Чао."

Потом мы мчались вниз по лестнице и шли играть в "Космических пришельцев"

на виа Гарибальди. По дороге Паскуале говорил мне об экзистенциальных проблемах, которые его осаждали.

— Знаешь, я чувствую себя немного виноватым.

— Потому что живешь за счет жены?

— Да брось. Я вот уже две недели не могу набрать больше сорока тысяч очков(21).

После Пасхи нашим основным занятием, помимо ксерокопий, стало отвечать на телефонные звонки. Звонили нам очень много. По большей части из школ, в которые мы направляли цыганских детей. Цыгане детей в школы посылали иначе им просто не разрешали жить в своих автофургонах на пустырях вокруг города. Проблема была в том, что школы не хотели принимать цыганских детей, цыганские дети не хотели ходить в школу, родители итальянских детей не хотели, чтобы их дети ходили в школу вместе с детьми цыган, родители-цыгане хотели, чтобы дети воровали, а не ходили в школу. Порою из-за телефона мы всё утро не могли даже сходить пописать.