Наталья Аверкиева - Selbstopfermänner: под крылом божественного ветра
Я, не выпуская ее ладони, обогнул маленький стол и опустился перед ней на корточки.
— Знаешь, вот теперь у тебя действительно все будет хорошо. Я вернулся, Мари. Я больше никому не позволю тебя обижать.
Неожиданно ее лицо исказилось, крупные капли потекли по щекам, закапали на грудь, майку. Она разревелась, сжавшись в комок и уткнувшись в ладони. А я гладил ее одной рукой и улыбался. Все будет хорошо, Мари. Обещаю.
Домой я попал только под утро, злой, уставший и голодный. Всю дорогу я думал о случившемся, пытался найти оправдание брату, просчитывал варианты его поступков. Ничего у меня не сходилось. Блокируя кредитку Мари, Билл должен был понимать, что оставляет ее без средств к существованию. Зная брата, я мог дать руку на отсечение и даже готов был подраться с кем-нибудь, доказывая, что он никогда бы так не поступил. Тем более с Мари. Мари для него была святой, он пылинки с нее сдувал, да он с ума сходил, если не мог до нее дозвониться дольше десяти минут. У него на уме и на языке всегда была только Мари. А еще Мари сказала, что Билл сам отказался от проведения экспертизы, мол, он и так все видит и знает. Хорошо-хорошо, если допустить, что Билл реально сомневался в своем отцовстве, то почему отказался от ДНК-экспертизы — ведь тогда это снимало все вопросы? Я был уверен на миллион процентов, что Билл отлично знает, чьи это дети. Просто тут что-то не так…
Сьюзен встретила меня сонной и мятой. Он мурлыкала и жмурилась, целуя меня, гладила по груди, фырчала, как кошка, прижимаясь всем телом.
— Я очень хочу есть, — устало признался я.
Она блаженно ткнулась носом мне в шею, чмокнула в кадык и отправилась на кухню.
— Я ждала тебя пораньше, — грела она мясо с овощами в микроволновке. — Сок будешь? Выжать?
Я кивнул и уселся в кресло, доставая сигарету.
— Том, — скривилась она игриво. — Не кури здесь…
— Вытяжку включи посильнее, — велел я.
— Иди на террасу. Я там накрою.
Я с трудом переместил свою задницу в кресло на террасе. Улыбнулся — Сью действительно ждала: на столе стояли фужеры и вино, фрукты, сыр нарезан кусочками. Сью поставила передо мной тарелку с едой.
— Хоть бы позвонил, — села она на подлокотник и обняла меня.
— Да я не думал, что настолько задержусь… — Отрезал от отбивной кусочек и с удовольствием отправил его в рот. — Заехал к ребятам… А там… Ты знаешь, что Мари ушла от Билла?
— Конечно, — щекотала она мне шею коготком. — Их отношения давно дали трещину.
— Давно? Ты знала?
— Ну да, — тянула томно. — Когда мы только начали с тобой жить, она спросила, нет ли у меня хорошего психотерапевта. Я спросила, что случилось. Ты же знаешь, из нее слова лишнего не вытянешь, а тут она неожиданно разревелась, сказала, что у нее больше нет сил бороться за семью, Билл какой-то невменяемый, они постоянно ссорятся, ей кажется, что Билл ее ненавидит, потому что всё, что она делает — плохо. Я дала ей телефон Ларри, моего друга, он семейный психолог. — Я кивал, работая челюстями. Даже не думал, что настолько проголодался. — Потом Мари как-то обронила, что их развод — это дело времени, а через некоторое время выяснилось, что она беременна. Помнишь, у нас ремонт был, мы пару недель жили у них? Ты тогда свалил куда-то, а я стала свидетелем их ссоры. Билл прессанул ее очень сильно и жестко. Он задирался, задирался, словно повод искал, Мари отмахнулась, мол, глупости все это, и тут его понесло. Скажи ты мне такое, я бы ни на секунду не задержалась в твоем доме. Мари попыталась сгладить конфликт, ей было неловко передо мной, но Билл прям в раж вошел. Я думала, он ее ударит. А в обед ее забрали в больницу с угрозой. Кстати, ты тогда еще звонил, а я сказала, что мы в больницу едем, помнишь?
— Ты все это знала и ничего мне не сказала? Почему?
— Ты интересный такой! Это их семья, пусть сами разбираются. Вообще, она не говорила, но у меня было ощущение, что он до такой степени не хотел этих детей, что готов был собственноручно ее отравить.
— А у меня сейчас ощущение, что я сплю. И мне очень хочется проснуться. Я уехал из семьи, где всё было нормально, а вернулся на какие-то руины…Сью, меня не было всего три месяца…
— Брось, Том. Ну, разбежались и разбежались, делов-то. Не вижу повода делать из этого трагедию. Хотя… Честно тебе скажу, Тина — это какой-то фееричный пиздец. Она будет хорошим наказанием твоему брату за Мари. Я общалась с ней не больше пятнадцати минут, но и этого времени мне за глаза хватило.
— Что же делать?
— Ничего. Не лезь в чужие отношения. Пусть сами ковыряются в своем дерьме.
— Нет, Сью. Мари — член моей семьи, мать моих племянников.
— Твой брат не признает этих детей.
— Мне плевать, что он там признает, а что нет. Это его личная половая трагедия. Мы столько всего пережили с ней. Она мой друг, мой самый близкий друг. Дьявол, если бы я узнал раньше, что у них творится…
— То что бы ты сделал? — рассмеялась она. — Ларри считает, что у Билла кризис амбиций — неудовлетворенность работой, крах карьеры, ощущение ущербности, зависть к более успешным коллегам. Мари — это напоминание об успешном прошлом, в ней нет того блеска и восхищения, которое ему требуется. Биллу надо на ком-то самоутверждаться, отсюда все его загулы и шашни с пустышками типа Тины. У нее же мозга вообще нет, с ней даже говорить не о чем. Я не знаю, где вы нашли такую дуру. Это же надо было постараться…
— Ты что говорила с ним?
— Конечно.
— А как же врачебная тайна?
— Слушай, ну какая может быть врачебная тайна между людьми, которые видели друг друга голыми?
Я удивленно глянул на девушку. Она захохотала:
— Это мой друг детства. Мы с ним с пеленок выросли, друг на друге целоваться учились, сигареты друг у друга стреляли, первый раз напились… Я спросила у него, что делать, он сказал, надо переждать, Билл перебесится, успокоится… Ну, это типа подросткового периода…
— Знаешь что! — швырнул я приборы на стол. — Кризис в голове! Я его близнец, и у меня что-то никакого кризиса не наблюдается! Я верю только в один кризис, когда человек не может собой управлять — это подростковый взрыв гормонов. Все остальное блажь и ерунда.
— Что ты сравниваешь? Ты другой. Билл более чувствительный. А про Мари Ларри сказал, что у нее из-за Билла затяжная депрессия, что если бы удалось ее переключить на что-то другое, то их отношения можно было бы спасти. И тут она залетает и вместо поддержки получает новые приступы агрессии со стороны Билла.
— Слушай, а где я был все это время? Почему я ничего не знал?
— А ты работал, Том.
Я покачал головой. Картинка прорисовалась, но верить в нее мне не хотелось. Если у Билла настолько серьезные проблемы, почему он мне ничего не сказал? Черт, я как знал, что нам нельзя было разъезжаться. Жил бы я с ними, все было бы нормально. «Он прессанул ее жестко…» Да он не мог ее прессануть! Не мог ударить! Они же даже почти никогда не ругались! Это какой-то бред…
— Пойдем спать? — ласково промурлыкала мне в ухо Сьюзен. — Я очень по тебе соскучилась.
— Пойдем, — с готовностью поднялся я. — А завтра я проснусь, и все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо. Этот бредовый кошмар кончится, и все будет хорошо. Главное сейчас уснуть побыстрее.
Глава 2
Рано утром я уже пинал дверь Мари, обвешанный пакетами с ног до головы. К двери с той стороны подошел детский плач, замок щелкнул и предо мной предстала молодая мамочка, интенсивно трясущая одного из младенцев. Второй надрывался в комнате. Мари выглядела даже хуже, чем вчера, хотя вчера она выглядела просто отвратительно. Она мельком глянула на меня, кивнула, приглашая войти, и ушла обратно в комнату.
— Ты спала? — спросил я, переложив продукты в холодильник.
Она вымученно улыбнулась и покачала головой. Мне все-таки интересно насколько ее хватит?
— Почему они кричат? — взял я на руки одного из мальчиков. Я так за вчера и не научился их различать.
— Не знаю, — всхлипнула она. — Они сытые, чистые… Может устали? Перегуляли?
— Перегуляли? — Я посмотрел на часы: время — начало девятого. — Ты уже с ними гуляла?
— Нет, просто они не спят с пяти утра.
— Ранние пташки, — улыбался я малышу. — Это кто?
Она как-то осоловело глянула сначала на моего ребенка, потом на своего, и я понял, что дальше лучше не уточнять.
— Все-таки я им сделаю именные браслеты, — пообещал я.
Мари вяло растянула губы в жалком подобии улыбки.
Через час близнецы «концерт» закончили и мирно заснули. Мари без сил бухнулась на табурет на кухне. Я приготовил ей завтрак и сделал чай с мятой.
— Смотри, я всё обдумал, что и как, — принялся я делиться с ней своими гениальными мыслями. — Тебе, во-первых, надо сменить жилье, это я возьму на себя. Просто надо подумать, где тебе будет лучше, район там… Что вам еще нужно? Магазины? Больница? Ну, мало ли что?
