Марио Льоса - Тетушка Хулия и писака
В то утро народу в зале было немного: только Коко, тренер, да два фанатика тяжелой атлетики – Негр Умилья и Перико Сармьенто, вместе они представляли собой три горы мышц, которых хватило бы на десяток нормальных мужчин. Видимо, и они пришли недавно, так как еще разогревались.
– А вот к нам и аист без своих новорожденных пожаловал. – Коко потряс руку доктора.
– Еще держится, который уж век! – помахал рукой Негр Умилья.
Перико ограничился тем, что поцокал языком и поднял два пальца – средний и указательный – в приветствии, вывезенном из Техаса. Доктору Кинтеросу была приятна эта неофициальность, доверие, с которым относились к нему его соратники по гимнастике, будто лицезрение друг друга голыми и истекающими потом объединяло их в братстве, где исчезают различия в возрасте и положении. Доктор ответил, что в случае надобности он всегда к их услугам: при первом же головокружении или недомогании они могут обратиться в его кабинет, где он держит специально для них мягкую каучуковую перчатку.
– Переодевайся и давай warm up[7], – обратился к доктору Коко, снова принимаясь прыгать.
– Если и хватит инфаркт, тебе, ветеран, ничего не угрожает, кроме смерти, – воодушевил его Перико, приноравливаясь к прыжкам Коко.
– В раздевалке уже сидит серфист, – услышал доктор голос Негра Умильи, отправляясь переодеваться.
И правда, здесь, натягивая спортивные тапочки, сидел его племянник Ричард в синей водолазке. Двигался он так вяло, будто руки его были тряпичными. Лицо мрачное, взор отсутствующий. Племянник смотрел на дядю голубыми, совершенно пустыми глазами с таким безразличием, что доктор Кинтерос даже забеспокоился – не стал ж он невидимкой?
– Только влюбленные бывают такими рассеянными. – Доктор подошел и потрепал волосы юноши. – Спустись-ка с луны, племянник.
– Извини, дядя, – очнулся Ричард и густо покраснел, будто его застали на месте преступления. – Я просто задумался.
– Хотел бы я знать, о каких проказах, – засмеялся доктор Кинтерос, открывая свой чемоданчик, и, прежде чем раздеваться, выбрал ящик для вещей. – Наверняка у вас дома сейчас все вверх дном? Элианита очень нервничает?
Ричард посмотрел на доктора с неожиданной ненавистью – и тот даже подумал, не уязвил ли он юношу. Однако племянник, сделав над собой заметное усилие, чтобы казаться вполне естественным, изобразил подобие улыбки:
– Да, действительно все вверх дном. Поэтому я и пришел сюда согнать жирок, пока не настало время…
Доктор подумал, племянник вот-вот добавит: «…идти на эшафот». Голос юноши звучал надтреснуто, на лице – тоска, а неуклюжесть, с которой он завязывал шнурки, сменялась резкими жестами, выдавая беспокойство, внутренний разлад, даже отчаяние. Глаза его были полны тревоги; взгляд то перебегал с предмета на предмет, то неподвижно устремлялся в одну точку, то снова беспокойно метался, ища чего-то. Ричард – красивый малый, этакий молодой бог, бронзовый от солнца и моря. Он носился по волнам на своей доске – серфе – даже в непогожие зимние месяцы, увлекался баскетболом, теннисом, плаванием, футболом – словом, был из тех парней, у которых торс отшлифован всеми видами спорта и которых Негр Умилья называл «смерть педерастам»: ни капли жира, широкие плечи, выпуклая грудь, осиная талия, а мускулистые, длинные и ловкие ноги заставили бы побледнеть от зависти лучшего боксера. Альберто де Кинтерос часто слышал, как его дочь Чаро и ее подружки сравнивали Ричарда с Чарльтоном Хэстоном[8] и утверждали, что кузен куда красивей последнего, и эти слова заставляли юношу краснеть как маков цвет. Ричард занимался на первом курсе архитектурного факультета и, как утверждали его родители, Роберто и Маргарита, всегда был примернейшим мальчиком: прилежным, послушным, добрым к отцу, матери и сестре, отличался завидным здоровьем и вызывал всеобщую симпатию. Элианита и Ричард были любимыми племянниками доктора. Надевая водолазку, натягивая тапочки и застегивая пояс – в это время Ричард ждал его у душевых, постукивая по кафельным плиткам, – доктор посматривал на юношу не без тревоги.
– Какие-нибудь неприятности, племянник? – спросил он будто невзначай, с сердечной улыбкой. – А твой дядюшка не может протянуть тебе руку помощи?
– Нет, ничего. Что это тебе пришло в голову? – поторопился ответить Ричард, вновь загораясь, как спичка. – Я великолепно себя чувствую и чертовски хочу поразмяться.
– А твоей сестре уже привезли мой подарок? – вдруг вспомнил доктор. – Мне обещали в магазине Мургиа сделать это еще вчера.
– Потрясающий браслет! – Ричард уже прыгал по белым плиткам гардеробной. – Крошке он очень понравился.
– Такими делами обычно занимается твоя тетушка, но раз она все еще гуляет по европам, пришлось самому выбирать подарок. – Доктор Кинтерос растроганно развел руками. – Элианита – и в подвенечном платье! Это будет необыкновенное зрелище!
Дочь его брата Роберто – Элианита – считалась идеалом среди молодых девушек, так же как Ричард – среди юношей; одна из тех красавиц, что составляют гордость рода человеческого и самим своим существованием доказывают ничтожность и никчемность таких метафор, как зубки – жемчуг, глаза – звезды, косы – спелая пшеница, а щечки – персик.
Тоненькая девушка с очень темными волосами и очень белой кожей, Элианита была удивительно грациозной, даже дышала изящно; классические черты ее лица, казалось, были нарисованы восточным художником-миниатюристом. Она на год моложе Ричарда, только что закончила колледж. Единственный ее недостаток – робость. Робка она была настолько, что привела в полное отчаяние организаторов конкурса на титул «Мисс Перу», поскольку никак не соглашалась принять в нем участие. Никто, в том числе и доктор Кинтерос, не мог объяснить, почему Элианита так поспешила выйти замуж, и, главное, за кого… Конечно, Рыжий Антунес обладал известными достоинствами. Он был покладистым парнем, имел диплом менеджера, полученный в Чикагском университете, унаследовал компанию по производству удобрений, да к тому же завоевал несколько призовых кубков на велогонках. Однако из бесчисленных юношей Мирафлореса и Сан-Исидро, увивавшихся вокруг Элианиты и готовых на преступление ради женитьбы на ней, Рыжий, без сомнения, был самой неудачной кандидатурой и к тому же (доктору Кинтеросу стало стыдно, что он позволяет себе так судить о том, кто через час-другой станет его родственником) самым бездарным, туповатым и глуповатым.
– Ты, дядя, переодеваешься еще медленнее мамы, – пожаловался, не переставая прыгать, Ричард.
Они вошли в гимнастический зал. Коко, в котором педагогическое призвание было сильнее профессиональных обязанностей, вдалбливал Негру Умилье основы собственной философии, показывая на желудок:
– Когда ты ешь, когда работаешь, сидишь в кино, возишься со своей девчонкой, выпиваешь – в любой момент своей жизни, даже, если сможешь, в гробу, помни: втягивай живот! – И приказал: – Десять минут warm up, чтобы порастрясти твои кости, Мафусаил!
Прыгая через скакалку рядом с Ричардом и ощущая, как приятное тепло охватывает тело, доктор размышлял: несмотря ни на что, не так уж и страшно иметь за плечами пятьдесят лет, если сохранил свои силы. Кто из его ровесников мог похвалиться отсутствием живота, играющими мышцами? Да зачем ходить далеко: родной брат Роберто – на три года моложе его – казался старше лет на десять, такой он был круглый, одутловатый и сутулый. Бедняга Роберто, наверное, ему тоже грустно из-за предстоящей свадьбы Элианиты, света очей его. В конце концов, свадьба – это утрата дочери. Да и его собственная дочь Чаро может в любой момент выскочить замуж; вот получит возлюбленный Тато Сольдевилья диплом инженера, и придется тогда испытать такую же горечь, почувствовать себя стариком. Доктор Кинтерос обращался со скакалкой с легкостью, какую дает практика, ни разу не запутавшись, не нарушив ритма, меняя ноги, скрещивая и разводя руки, как это делают тренированные спортсмены. В зеркало он наблюдал, как его племянник, сбиваясь и путаясь, скачет тем не менее с бешеной скоростью. Зубы юноши были крепко стиснуты, на лбу выступили капли пота, а глаза зажмурены, будто он стремился на чем-то сосредоточиться. Чем озабочен? Наверно, из-за какой-нибудь юбки?
– Хватит прыгать, лежебоки. – Коко, хотя и занимался поднятием тяжестей с Перико и Негром Умильей, не терял из виду доктора с племянником, давая им время войти в ритм. – Три серии упражнений сидя! И немедля, ископаемые!
Упражнения для брюшного пресса были испытанием силы доктора Кинтероса. Он выполнял их с невероятной быстротой, закидывая руки за шею, запрокидываясь, но не касаясь спиной пола, потом почти доставая коленками до лба. После каждой серии из тридцати упражнений следовала минутная передышка, когда он лежал, растянувшись и тяжело дыша. Выполнив девяносто упражнений, доктор сел и с удовлетворением отметил, что оставил Ричарда далеко позади. Он обливался потом с головы до ног, сердце его учащенно билось.
