Энтони Берджесс - 1985
– И не будет долбаной сдачи. – Бев дал еще столько же. – Ладно, приятель.
И вот перед ним – начало великого противостояния.
Разъяренную толпу едва-едва сдерживал несчастного вида полицейский кордон. Вдоль кордона клацали подковами взад-вперед конные полицейские. Все заливал резкий свет. Батареи прожекторов были запитаны от гигантских генераторов в кузовах грузовиков. В их свете работали люди. Сколько? Сотня? Больше? Сурово трудились вознесшиеся в небо краны: поворачивались стрелы; вращаясь, поднимались платформы; гигантские клешни деликатно и тщательно клали огромные строительные блоки. Рычала, крутя барабаны, стайка бетономешалок. Рабочие в алюминиевых шлемах сновали по лестницам. Электрический подъемник вознес на леса целую бригаду каменщиков. Толпа бастующих выкрикивала оскорбления в адрес штрейкбрехеров. Из-за угла на Грейт-Смит-стрит выкатил фургон с громкоговорителем на крыше, голос из него гремел и отдавался эхом:
– Строительство мечети должно идти своим чередом. Это не супермаркет и не многоэтажный жилой дом. Это храм, посвященный Богу. Богу, который есть Бог равно евреев, христиан и мусульман, единому Богу, пророками которого были Авраам, Иисус и Мухаммед. Повторяю, работы должны продолжаться. Предлагаемая заработная плата на двадцать фунтов выше новой ставки, которой добивается профсоюз строителей. Будьте свободны, будьте свободными британцами, выполняйте работу, которую можете выполнять. Нам нужны ваши умения, ваша энергия и ваша набожность.
Бригада с телеканала упивалась реакцией забастовщиков: занесенные в гневе кулаки, поглаживаемые в нерешительности щетинистые подбородки. Возразил безликому голосу из фургона голос Джека Берлэпа. Джек Берлэп собственной персоной стоял в кузове грузовика, поднеся к лицу, как кислородную маску, громкоговоритель:
– Не слушайте свинью, братья. Это старый трюк капиталистов. У вас нет никаких гарантий, никакого контракта, никакого обеспечения, никакого права в отказе на работу. Эй, вы, там, наверху, ублюдки-штрейкбрехеры, прислушайтесь к голосу разума! Уходите с этой дерьмовой работы, вы играете на руку сволочам. Вам конец, вы отказались от своей свободы, они могут вышвырнуть вас с работы, когда пожелают. Это деньги подлого арабья, это грязная арабская нефть. Вам конец, братья, глупые вы свиньи, вы отказались от вашего долбаного права рождения.
– Слышали голос разума? – орали в ответ из фургона. – Точнее, голос нетерпимости, расизма и шовинизма. Вы, мусульмане, слышите, как вас обзывают грязными чурками? Вы, евреи и христиане, разве вы позволите, чтобы ваших братьев в боге поносили, чтобы в них плевали? Будьте свободны, сбросьте цепи, вас ждет чертов труд во славу божию!
Кучка забастовщиков попыталась опрокинуть фургон с громкоговорителем. Их оттеснили полицейские, к которым теперь обратился Джек Берлэп:
– А вы, полицейские, исполните свой долг! Не обращайтесь против своих товарищей. Вы знаете, каков закон. И я говорю не про закон судов и уставов, я говорю про закон труда. Вы тоже рабочие. Присоединяйтесь к своим братьям. Тут творится вопиющее нарушение наших прав. Не дайте этому случиться…
Его голос потонул в чудовищном реве музыки. Распахнутые глаза и раззявленные рты искали его источник. Громкоговорители? Но где? Тысячеголосый хор в сопровождении симфонического оркестра, да еще нескольких духовых в придачу!
Клянусь тебе, моя страна,Превыше благ земных,Клянусь дышать и жить тобой…
Сержант верхом на нервно переступающей кобыле натянул поводья, чтобы лучше слышать, что кричат ему по рации. Дослушав, он опустил устройство и кивнул поджидающему констеблю. Констебль издал три визгливых свистка: «Все на выход!» Полиция забастовала. Джек Берлэп как будто пел «Аллилуйя», перекрикивая музыку, точно праздновал личную победу. Возможно, теперь профсоюзные лидеры взаимозаменяемы, подумал Бев, и это – неизбежный результат холистического синдикализма. Полицейские кордоны рассыпались. Тут и там полицейские снимали шлемы, чтобы отереть пот. А из громкоговорителя пели:
И каждый сердца трепет жаркий,И каждый мысли проблеск яркийОтдать тебе, тебе одной![30]
Забастовщики то ли завыли, то ли протяжно застонали. Их шеренга ступила на стройплощадку святого места. Музыка смолкла на полутакте. А потом…
Быстрым маршем с дальнего конца Грейт-Смит-стрит прибыл взвод людей в зеленом во главе с лейтенантом и взводным демократом. По обеим сторонам колонны всхрапывала и хрюкала стайка мотоциклов. За первым взводом последовал второй. Зашаркавшая прочь полиция даже не попыталась вмешаться. Люди в зеленом были безоружны. Однако их колонны проложили себе дорогу, чтобы образовать новые кордоны. Бев только теперь заметил, что на всех них зеленые рукавицы. Правый кулак, которому иногда приходилось наносить удар случайному забастовщику, казался почему-то необычно тяжелым. С глухим звуком он дробил челюсти. Удар одного пришелся по черепу, и забастовщик, пошатнувшись, неуклюже осел под ноги дерущимся. Ну конечно, кастеты! Бева начало подташнивать. Из-за угла вывернул еще один отряд, на сей раз два взвода в две колонны. Оба крана торжественно продолжали работу: один поднимал, другой опускал. Бетон вздымался вскипающей овсянкой. Строители продолжали строить.
15. Большой почитатель англичанок
– Не вооружены, – сказал полковник Лоуренс. – Вот что важно.
– А я говорю, вооружены, – возразил Бев. – Оружие не обязательно бывает огнестрельное. Ваши отряды прибегли к насилию.
– Серьезные слова, – отозвался полковник Лоуренс. – Постарайтесь видеть все в перспективе. Ага! – У него зазвонил телефон.
– Невозможно, – ответил Бев.
Полковник раздул ноздри в своего рода триумфе. Он снял трубку. Он выслушал. Он улыбнулся. Он сказал:
– Ваш стенографист? Хорошо. Мистер Джонс продиктует. – И повернулся к Беву: – У нас есть свои каналы. Они и впредь останутся открытыми. Завтра в нашей газете должно быть восемь полос. За работу!
Бев бегло импровизировал по своим заметкам. Он никогда не ожидал, что станет газетчиком. Оказалось: плевое дело, деньги за так.
– Это было наперекор моим распоряжениям, – сказал полковник Лоуренс, внимательно слушавший диктовку Бева. – Я же говорил: не вооружены. Не важно. Майор Кэмпьон знает, что делать.
Поблагодарив в трубку, он ее положил.
– Цензура, да? – поинтересовался Бев. – Не такие уж свободные ваши «британцы».
– Об истинной природе свободы, мистер Джонс, мы подискутируем после. И об армейской дисциплине, подчиняться предписаниям которой вы добровольно согласились. Кстати, обращение «мистер» в данном случае подразумевает звание старшего лейтенанта. А пока можно вам доверить написание редакционной статьи? Продиктуете по телефону, майор Кэмпьон внесет необходимые изменения. Он знает мой стиль. Сейчас мне надо уходить.
Он потряс задремавшего в кресле адъютанта Редзвана. Редзван проснулся, отбиваясь.
– Надо проинспектировать подраненный город.
Подойдя к окну, он посмотрел на погруженный в темноту Лондон. Но в «Аль-Дорчестере» горел свет. Лампочки тускло мигали, но обещали, что скоро станет лучше: в подвале трудились над отладкой генераторов.
– Ситуация тяжелая, сами понимаете… Еще до рассвета забастовка станет всеобщей. Первая британская всеобщая забастовка с тысяча девятьсот двадцать шестого. Не забудьте указать на огромную разницу между той и этой. Сейчас нет ни средств связи, ни закона, ни порядка. В двадцать шестом хотя бы армия осталась верна присяге и полиция еще не опрофсоюзилась. Сейчас наша организация – единственная сила, способная взять на себя минимальные правоохранительные функции. Упомяните также, что, когда лидеры ОК образумятся, мы с радостью пригласим их воспользоваться нашим рупором…
– Вы правда серьезно, полковник? Ваша организация на коне как раз благодаря тому, что ОК не хочет мыслить здраво. Вы хотите, чтобы забастовка закончилась? Вспомните, это ведь вы или ваши исламские хозяева ее начали.
– Ваша организация, ваши хозяева. Завтра мы позаботимся, чтобы вы официально принесли присягу послушания.
Зазвонил телефон. Редзван снял трубку. Челюсть у него отвисла, глаза расширились. С потрясенным видом он протянул трубку полковнику.
– Алло, – сказал полковник. И у него тоже лицо вытянулось. – Аллах та’ала, – вознес он молитву. – Да. Да, согласен. – Повесив трубку, он с трагичным видом посмотрел на Бева. – На Тунгку Ник Хассана совершено покушение, – объявил он.
– Тунгку…
– Малаец. Из Брунея. Глава Панисламской комиссии в Хеймаркете. Там толпы бастующих рабочих, которым нечем больше заняться, как атаковать здания, над которыми флаг со звездой и полумесяцем. Полагаю, это было неизбежно. Просто я не думал, что начнется так скоро. Скажите что-нибудь в редакционной про позорный расизм и невежество и, конечно, про атеизм, который стал ассоциироваться с…
