Елена Черникова - Вишнёвый луч
Я живая. А там что? Стой! Кто ползёт?
Я вгляделась в эту нервную кучу импульсивного движения. Даже не удивилась. Это был Пётр, которого везла на своей машине какая-то очень остроумная дама. Я поняла, что её ум остр, поскольку дама шутливо поглядывала на Петра и болтала по-английски. В её больших круглых глазах с чуть желтоватыми белками вокруг радужек, что признак напряжённости, томилась седативная суггестия: "О Пётр, ты мир!". Всё, что за миром, предполагалось, именно она ему и расскажет истину, именно теперь, когда он избавился ото всех контактов, отзванивающих нездравомыслием.
Эта острячка, судя по всему, знала, что когда-то мы с Петром жили вместе. Она откинула верх авто и зыркнула на меня, и фары кабриолетовы тоже мигнули, но как-то вульгарно.
Внезапно кто-то двинул мне по уху. Оборачиваюсь: бабушка. На миг убрав углеродный шлем, она двинула мне по уху, чтобы я не разглядывала Петра и его даму.
- У тебя кривые мысли. Всё поле твоё перегнулось, это невыносимо. Дай погулять спокойно. Тебе что, мужчина нужен?
- В частности, Пётр, - согласилась я правдиво. - Нельзя ли оторвать от него эту остроумницу и вернуть его в мою постель?
- Можно. Только получится давид-два.
- Почему? - возмутилась я. - Ведь...
- Всё равно. Предательство, атеизм, гордыня, праздное свободомыслие, жажда власти. Набор тот же. Лечение: отбойный молоток хирургии. Петруша твой тоже охотник до генеральной кнопки. Помнишь, какая мечта расплющила Давида?
- Ещё бы. Кнопка мира. Нажал - и всё вертится. Но я привыкла к мужчинам. Нам ещё есть о чём поговорить. А телесные касания всё ещё имеют смысл для моего тела.
- Слушай, тело, заткнись ты со своей демагогией. Вполне достаточно, что я терплю тебя столько десятилетий, потакая твоим забавам и глупостям. Одно простительно: биохимические приключения клетки. Я терплю тебя веками, а ты неблагодарно, как самодовольный навоз. Благодраное тело! Я могла бы поселиться в другом теле, менее жадном, но в ту ночь рождалась только ты, и мне пришлось взять эту оболочку. Потом привыкла. Лет до десяти с тобой было интересно. До твоих десяти. А потом ты делала всё, чтобы расстаться со мной. Приходилось прибивать нас друг к другу гвоздями. Ты чуть не еженедельно отыскивала где-нибудь точку смерти и проходила, как по канату, без страховки, отстыковывая меня. Ты не устала? Я - очень.
- Ты говоришь так, будто ты моя душа и имеешь право на личное мнение, - нерешительно буркнула я в ответ и вся продрогла, как всегда от говорения глупостей.
- Господи, - вздохнула бабушка. - Господи.
Мимо нас пронесли покойника. Я посмотрела в его лицо. Надо же! Опять Пётр...
Звучала музыка, приличествующая случаю: "Адажио" Альбинони. Интересно, подумала я, как ребёнок: почему Петру приспичило упокоиться в такую стынь, под градом и ветром? Ведь на могиле будет пусто, ведь ветер унесёт все цветы и венки, и даже фотографию, и холмик из глины. Почему он не завещал хоронить себя в другую погоду? Ведь он педантичен и предусмотрителен.
Я посмотрела вокруг. Оксаны не было. Почему я назвала ту остроумную даму Оксаной? Как ту собаку, помните? я ей розу подарила.
А, пустяки. Приснилось. Пётр ещё прошлой осенью приходил ко мне во сне и сказал, что Оксане срочно требуются лыжи, а то она не будет спать с ним. Другим стервям нужны бриллианты, а этой - лыжи вкупе со здоровым образом жизни. Она даже в клуб специальный ходит. А он ждёт, пока она накачает свою вагину. Ах, непонятно чем? Да мускулами же. Мускулатура нужна. Специальная резвость п...ы развивается теперь даже у относительно приличных женщин, но с помощью упражнений. Они сделали свои тонкие выводы из туристских сообщений, что в барах Таиланда девушки умеют курить. Ложатся на спину, разводят ноги, вставляют сигаретку - и дым пускают. А некоторые даже камушками постреливают.
Остальные граждане думают, что в фитнес-клубе дамы борются с животом и целлюлитом, а они, на самом деле, развивают мышцы промежности, чтобы обскакать всех соперниц. Оксана просто обязана была смекнуть, что тут какая-то собачка порылась. Оксана умная, поэтому она первая из приличных женщин догадалась, что весь секрет - в правильной постановке тех самых мышц. Как у вокалистов: правильное дыхание. Как у пианистов: правильная постановка рук. Оксана имеет глубокие психологические знания. А наука умеет много гитик. А любовь, по Оксане, это наука. Тренироваться надо.
...Оксаны не было! Значит, можно подойти к Петру, поправить цветы, попрощаться с покойным методом лобового целования, и никакая Оксана больше не будет заставлять его покупать ей корейскую капусту и лыжи в обмен на бесперебойное предоставление ему фитнес-вагины. Меня пронизала полновесная любовь к Петру. Я простила его.
Я вся взвилась под грозовые облака, набитые льдом: о чудо! Оксана ушла! И тот зелёный пакетик на ванной полке, который разлучил меня с Петром, больше не появится нигде и никогда на полках, на которые я могу случайно бросить взгляд!
Я подбежала ко гробу с Петром, наклонилась и хотела поцеловать моего возлюбленного в холодный лоб, и наклонилась, и приблизила лицо к его замраморевшей коже - и вдруг из-под крахмальной манишки выползла вся чёрная от горя Оксана. Вся выползла и накрыла его мраморное лицо, чтобы мне не досталось, своей загорелой и накаченной вагиной. Мне показалось, что Петру душно.
- Тут тебе не фитнес-клуб, - сказала я Оксане и смахнула её на асфальт.
Она со хлюпом и писком шмякнулась, а я решительно подняла брезгливую ногу, чтобы наконец-то раздавить гадину.
Но чёрная, как её загорелая п..а, стремительнее саламандры, Оксана вспорхнула с асфальта и пролезла в гроб и юркнула под манишку.
Я уже не смогла поцеловать возлюбленного в лоб. Я просто побоялась, что она опять вылезет и что у неё во всех лапках будет по зелёному гигиеническому пакетику, коим пользуются городские дамы, живущие по понятиям современности.
Бабушка терпеливо ждала на углу, пока я прощалась с прошлым. Когда я вернулась, она ничего не сказала, но я поняла, что ей смешно.
- А мне не смешно, - сообщила я ей.
- Пойдем вон под ту крышу, тебе покурить пора, - миролюбиво сказал бабушка, со всем своим глубочайшим пониманием меня и мира.
- А Пётр и Оксана и не курили, - заметила я невпопад.
- Кого е..т чужое горе? - спросила бабушка.
- Что ты хочешь? Чтобы я сразу справилась со всем земным?
- Посмотри вокруг, - резко сказала бабушка, - посмотри. Есть кое-что и поважней твоих слёз.
И ведь было на что посмотреть. Только я не видела этого раньше.
По улице шли толпы оборванцев. Дождь сменился снегом. Лица пешеходов, их руки, ступни, - всё было синюшное, а зубы чёрные с агатовым отблеском.
Оборванцы, придерживая пародонтозные зубы, выкрикивали в небо:
- Мы не рабы! Рабы - немы. Рабы - не мы. Мама мыла раму. Мама мыла харю. Мама мыла кришну. Мы не рабы!..
- Что это? - оторопела я.
- Общество на прогулке. Мы вышли, они вышли, все вышли. Грамматика власти. Тебя всего один идиот чуть не насмерть зашиб, а здесь их вон сколько. Посмотри! Всё, что ты чувствуешь - смешно. Смехотворно и неправда.
- Ты могла бы и раньше сказать мне, что мои страдания мелки, а их крупны, и я сразу успокоилась бы, - усмехнулась я, стараясь играть светскую даму.
Один оборванец подошёл ко мне и протянул чёрную ладонь.
- Чего вы хотите? - спросила я вежливо.
- Жрать, - ответил он вежливо.
- У меня нет еды, а деньги дома.
- А я ни в чём твоём не нуждаюсь, - выспренно пояснил оборванец. - Мне жрать хочется, а не денег твоих или дома твоего.
- Логично, - согласилась я. - И что будем делать?
- Спасать Россию, - моргнул оборванец, удивляясь моей тупости.
- Я из другого ведомства, - объяснила я.
Тут бабушке стало невмоготу и она, выдернув из-за спины мешок, протянула его моему собеседнику. Из мешка валил пар, пахло супом и шашлыками.
- Эх ты, дура, - сказал оборванец кому-то из нас и взял мешок, принюхиваясь. - Мне ведь жрать, а не поесть надо.
- А им? - кивнула я на толпу, покорно бредущую влево.
- Не знаю. Мы не договаривались, - буркнул оборванец и съел один шашлык не жуя. - Мы просто ходим и спасаем Россию. Мы - власть.
- Часто спасаете? От кого? - поинтересовалась я, разглядывая его худющий голый живот, в котором желваками ходили куски шашлыка.
- Да как время свободное, - он приласкал свой живот антрацитовой ладонью. - От вечных проблем.
- И часто вы свободны?
- Знаешь, милая, на каждый закрытый вопрос можно ответить восемью разными способами, и все ответы будут правильные.
- О, вы знаете, что такое закрытый вопрос? - насмешливо сказала я, вспомнив, как трудно давалась моим студентам техника интервью.
- Да, я профессор четырёх факультетов журналистики двух академий.
- А что же... так? - беспощадно развеселилась я, показывая на его шаткие дырчатые зубы.
- Так, - исчерпывающе ответил он. - Не всегда вписываешься в информационный поток, понимаешь ли. Удар - и вот, зубам капут. Обычное дело.
