Джоанна Троллоп - Второй медовый месяц
— Так и вышло.
Взявшись за кисточку, Эди снова уставилась в зеркало.
— На моих условиях.
Ласло ничего не ответил.
— И конечно, все вы уже слишком взрослые для такой жизни, — продолжала Эди. — А я — старая. — Она перевела взгляд на отражение Ласло. — Пожалуйста, не уезжай пока.
Он улыбнулся.
— Я сообщу вам, когда что-нибудь подыщу, — пообещал он, наклонился, положил ладонь на плечо Эди и добавил голосом Освальда Альвинга: — На этот раз, мама, ты справишься без меня!
Эди кивнула. Она коротко коснулась его руки, и он вышел из гримерной. В следующий раз они увиделись только на сцене, где уже знакомая динамика событий на этот раз преобразилась в нечто хрупкое, почти лихорадочное.
И вот теперь, сидя на диване среди вещей Бена, Эди снова чувствовала себя хрупкой, беспомощной и ни в чем не уверенной.
Она перевела взгляд на кресло, куда бросила телефон. Надо бы позвонить Вивьен. От Вивьен, конечно, помощи мало, и, само собой, незачем признаваться ей, что сейчас она, Эди, в растрепанных чувствах, но ей настолько необходимо поговорить хоть с кем-нибудь, что и Вивьен сойдет.
— Здесь для него не слишком шумно? — обеспокоенно спросила Роза.
Кейт заглянула в детское автокресло, которое поставила на свободный ресторанный стул рядом со своим.
— Он спит.
— В таком грохоте?
— Пусть учится спать где угодно. Ему придется привыкать, потому что он будет со мной везде. И всегда.
— Даже когда ты вернешься на работу?
Кейт на миг прикрыла глаза.
— Пожалуйста, не надо об этом.
— Ты по-прежнему хочешь, чтобы он стал первым в мире человеком по имени Малыш?
Взяв меню, Кейт углубилась в него.
— Его зовут Финли.
— Ты же не шотландка…
— Зато Барни шотландец.
— И он тоже нет. Самый что ни на есть типичный англичанин…
— Зато фамилия шотландская, — возразила Кейт, — а ребенка будут звать Финли.
— А Барни согласен?
— Барни зовет его Джордж. Всем твердит, что он Джордж. Даже Рут…
— Рут?
Кейт тихо ахнула. Потом спросила:
— Какой сегодня день?
— А какая разница?
— Нет, скажи — какой?
— Четверг. Кейт, ты…
Кейт торопливо перебила:
— Значит, все в порядке. Она уже все ему рассказала. Роза отняла у подруги меню.
— Выкладывай.
— Угадай!
— Не хочу. Расскажи сама.
Кейт положила ладони на стол.
— На прошлой неделе Рут заходила к нам в гости. Посмотреть малыша. Принесла подарки — в том числе дорогущий детский костюмчик из тех, на которые младенцы сразу же срыгивают…
— Давай дальше.
— Она сразу показалась мне взволнованной, не похожей на себя. Когда она увидела Финли, то расплакалась, я спросила, что с ней, и…
— Она беременна, — заключила Роза.
Кейт удивленно на нее посмотрела:
— Да.
— Почему же ты мне сразу не сказала?
— Я не могла. Она взяла с меня клятву молчать, пока она сама не расскажет Мэтью.
— А когда она собиралась ему сказать?
— В начале этой недели.
Роза отвернулась.
— Я с Мэтью давно не виделась.
— Да?
— Мы вообще не встречаемся. Живем в одном доме, но если бы не шаги Мэтью у меня над головой да шум из его комнаты, я бы и не знала, что он рядом. По-моему, мы просто избегаем друг друга, чтобы не рассориться. — Она осеклась и добавила другим тоном: — Бедный Мэтт… Он такой несчастный…
Кейт придвинулась к ней.
— Ну теперь-то у них все наладится?
Роза тряхнула головой и повернулась к ней:
— Не знаю.
— Поладят или разбегутся?
— Без понятия.
— Невероятно, — вздохнула Кейт, — казалось бы, в наше время хотя бы контрацепция не должна подводить, и что же? Сначала я, потом Рут…
Роза повернулась к ребенку и наклонилась над ним.
— Подумать только, не кто-нибудь, а Рут…
— Да уж.
— Интересно, мама знает?
— Как думаешь, что она скажет?
Роза коснулась малыша ладонью.
— Не представляю. Сейчас она и без того на нервах. У нас… словом, в доме творится кошмар.
— Вот как?
— Да, — кивнула Роза. Она выпрямилась и вдруг загадочно улыбнулась. — Зато интересно.
Кейт ждала.
Роза продолжала улыбаться себе.
— Ну, продолжай, — недовольно напомнила Кейт.
— А ты угадай.
— Что-то произошло? Между тобой и Ласло?
— М-м… не совсем.
— А что тогда?
— Но я не против, — добавила Роза.
— Ты меня удивляешь.
— Саму себя тоже.
— Мне казалось, он какой-то странный. Чудной.
— Да, пожалуй, но… — Она умолкла.
Кейт посмотрела на нее:
— Ясно.
Роза смутилась.
— Кейт, что же будет с Мэтью?
— Сначала его тайну узнают все, так?
— Знаешь, — начала Роза, перекладывая нож и вилку возле своей тарелки, — раньше я бы сразу схватилась за телефон. Бросилась бы звонить отцу в офис, матери домой, посылать эсэмэски Бену, развила бы бурную деятельность. А сейчас не хочу. Даже не тянет.
— А что сейчас?
— Мне грустно, — призналась Роза.
— Грустно?
— Да. — Она снова перевела взгляд на Финли. — Вот именно — грустно. Что дети приходят в мир вот так.
— Перестань, — возмутилась Кейт, — ребенок вообще ничего не узнает!
— Не узнает, — согласилась Роза. Она снова взяла меню и подала его Кейт. — Но мы-то будем знать, верно?
Вивьен казалось, что этот рабочий день в книжном магазине тянется бесконечно. Лето заканчивалось, оптимисты-покупатели уже не набирали целые стопки книг, рассчитывая прочитать их в отпуске, и те из них, которые все же заглядывали в магазин, приходили, казалось, не ради покупки, а просто так, убить время. Вивьен с раздражением наблюдала, как они праздно бродят между полками, перебирают ненужные им тома, заражают ее смутным беспокойством. Воспользовавшись отсутствием Элисон, Вивьен навела подобие порядка — смела обрывки бумаги, скопившиеся у кассы, подровняла стопку летних романов, но это было все, что она могла себе позволить. Элисон не нравилось, когда Вивьен затевала в магазине уборку, она твердила, что пыль отпугивает покупателей, заставляет их почувствовать себя непрошеными гостями. По мнению Элисон, Вивьен следовало если не помогать покупателям с выбором, то по крайней мере развлекать их разговором у кассы, возле которой так легко передумать и отложить часть выбранных книг. Сама Элисон не расставалась с вязанием, предпочитая длинные шарфы и свитера, колоритом и узорами напоминающие изделия южноамериканских индейцев, и настоятельно советовала Вивьен подыскать себе такое же уютное и никого не отпугивающее хобби. Чистоплотность Вивьен, несмотря на всю ее пользу, любой чувствительный к атмосфере человек мог истолковать как неприязнь к тому легкому беспорядку, без которого немыслим процесс торговли.
Вивьен заняла место рядом со стойкой, где размещались открытки на день рождения. Они были расставлены как попало — не по цене, не по размеру. С точки зрения Вивьен, было бы вполне логично отделить репродукции картин Джека Веттриано от черно-белых художественных снимков слонов и котят. От стойки с открытками хорошо просматривался весь магазин, по которому в этот момент бродила молодая мать с годовалым малышом в сидячей коляске, изучая картонные книжки-игрушки, да мужчина в выцветшей клетчатой рубашке рылся в отделе биографий.
Такую рубашку Макс ни за что бы не надел, отметила Вивьен. Если Макс и носил клетчатые ткани, то лишь новые, темно-синие или бледно-розовые. Странно было после стольких лет вновь иметь дело с рубашками Макса, особенно потому, что — Макс остался Максом, сдвинутым на покупке одежды — большинство рубашек были для Вивьен новыми, приобретенными в тот период, когда она не знала подробностей его личной жизни. За эти четыре года он многое успел, в том числе и обновить гардероб. Хотя его вкусы не изменились, одежда стала другой, и Вивьен обнаружила, что порой очень трудно сохранять невозмутимость, стирая вещи, явно побывавшие в экзотических местах, с другими женщинами. Футболка с логотипом роскошной гостиницы на Кипре и малазийский саронг уже отправились в мусорное ведро, а не в стиральную машину, и Вивьен до сих пор ломала голову, ради чьего спокойствия, ее или его собственного, Макс сделал вид, будто не заметил пропажу.
Впрочем, он и вправду прилагал все старания, чтобы не упоминать о своей холостяцкой жизни, разве что в самых безобидных замечаниях. Неделю назад он ездил на Джерси, останавливался в отеле, где уже бывал, и, как подозревала Вивьен, не один. Домой он вернулся на день раньше, утверждая, что повсюду в отеле гнетущая атмосфера, и ему захотелось домой.
— Скверные воспоминания, — подсказала Вивьен, ставя перед ним стакан виски.
Он послал ей воздушный поцелуй.
— Кошмарные, — согласился он.
