Уильям Бойд - Броненосец
Книга преображения
— Слободан, это Торквил. Торквил, Слободан.
— Зови меня просто Лобби. Меня все так зовут, кроме Майло.
— Майло? — Торквил поглядел на Лоримера с любопытством.
— Семейное прозвище, — произнес Лоример, понизив голос. Но Слободан все равно не услышал бы — он уже стоял у другого бока «кортины» и пинками проверял шины.
— Добро пожаловать на борт, Торквил, — сказал Слободан. — Ты застрахован, полностью прикрыт. Чистые водительские права, работай хоть сутки напролет. Ты нас выручил в час беды.
— Взаимно, э-э, Лобби, — сказал Торквил, пожимая протянутую руку. Они стояли возле Слободанова дома, и тусклое солнышко поблескивало на хромированной поверхности «кортины», а в канавах с журчаньем таял снег.
— Кажется, я у тебя в долгу, — сказал Торквил, угощая Слободана сигаретой. Оба закурили.
— Сорок фунтов в неделю — за радио. Деньги вперед. — Торквил вопросительно посмотрел на Лоримера. Лоример протянул Торквилу сорок фунтов, а тот передал их Слободану.
— Спасибочки, Торквил.
— Наверно, мне еще потребуется сколько-то на бензин, — сообразил Торквил, — и на кормежку.
Лоример дал ему еще сорок. Ему было все равно — он только радовался.
— Пойдем, познакомишься с моим партнером, мистером Бизли, — позвал Слободан. — Договоримся о твоем первом задании.
— У меня есть «От А до Я», — сообщил Торквил, вытаскивая из кармана Лоримерову карту Лондона.
— Для этой работы тебе больше ничего не потребуется. Кроме машины, конечно. А на чем ты обычно ездишь?
— У меня была «вольво». Казенная.
— Отличная тачка.
— Но у меня ее отобрали.
— Бывают и похуже огорчения, Торк. С кем не случается.
— Увидимся позже, — сказал Лоример. — Удачи.
Он проводил их взглядом: оба с сигаретами, оба среднего возраста, оба крепкого телосложения, оба тучные, только один с короткой стрижкой и в костюме в тонкую полоску, а второй с седоватым хвостиком и в бывшей вермахтовской форменной куртке. Его несколько смущало, что пришлось подпустить Торквила так близко к собственному семейству, но острая необходимость избавиться от постоянного и назойливого присутствия этого человека в своей жизни требовала быстрых действий, — и такой выход представлялся пока единственно возможным решением. Он просто сказал Слободану, что коллеги по работе называют его «Лоример», потому что «Миломре» им трудно выговорить. Слободан не придал этому особого значения. В таком случае, решил Лоример, чем меньше слов, тем лучше: по-видимому, оба — и Торквил, и Слободан — совершенно нелюбопытны, и, наверное, мало что способно их удивить. Так или иначе, ему предстояло решать более сложные проблемы — например, надвигающееся безденежье. Он до сих пор не успокоился после того обеда с Хоггом: паранойя этого человека подпитывалась все новыми подозрениями, усугубляя — если такое возможно — его неумолимую беспощадность. Но как же ему разгадать по-быстрому головоломку с «Гейл-Арлекином»? Может, теперь, когда его жизнь станет относительно бесторквилной, ему улыбнется удача.
Он уже собирался позвонить в родительскую квартиру, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Драва с охапкой скоросшивателей в руках.
— Как там отец? — спросил Лоример. — Врач приходил?
— Нормально. Крепко спит. Врач так и не понял, в чем дело. Дал ему антибиотиков и что-то еще, чтобы лучше спалось.
— Спалось? Да уж во сне отец нуждается меньше всего.
— Иногда он целыми сутками не спит. Входишь в его комнату среди ночи — а он лежит себе с открытыми глазами. Извини, Майло, я не могу тут целый день торчать и лясы точить.
Значит, это наследственное, размышлял Лоример, ведя машину обратно в Сити, этот чуткий сон у него — от отца. Потом подумал, не провести ли еще одну ночь в институте, — там все было так настроено на сон, что ему всегда удавалось поспать хотя бы пару часов, несмотря на сеть проводов от Алановых машин. Интересно, что говорят собранные данные, — наверняка их уже накопилось достаточно? Интересно, сможет ли Алан чем-нибудь ему помочь? И куда, кстати, подевался сам Алан? Сто лет его не видел.
От «Федора-Палас» остался всего один этаж — над забором виднелись остатки бетонных стен. А на самом заборе красовалось новое название и логотип: «Недвижимость Бумслэнг лимитед» — шрифт «сансериф» внутри стилизованного изображения ядовито-зеленой змеи. Что еще за Бумслэнг — кто, черт возьми, это такие?
— Понятия не имею, — признался прораб. Сказал только, что несколько дней назад все было продано новой компании, что потом появился какой-то молодой парень с этой пластиковой надписью и наклеил ее.
Лоример позвонил в офис «Недвижимости Бумслэнг», находившийся в Баттерси, и договорился о встрече на сегодня, на шесть часов вечера. Девушке, которая подошла к телефону, он сообщил, что речь идет о вопросе страховки, и вскользь упомянул, что возможны некоторые скидки. Обычно мысль о получении денег заставляет людей быстро назначать встречи.
«Недвижимость Бумслэнг» находилась над магазином, торговавшим дорогой посудой и кухонным оборудованием, в нарядном здании неподалеку от моста Альберт-Бридж. Девушка в джинсах и просторном свитере с набивным рисунком в виде смешных фигурок отложила журнал и сигарету и непонимающе воззрилась на Лоримера.
— Мы разговаривали с вами несколько часов назад, — напомнил Лоример и снова терпеливо объяснил цель своего прихода. — Я по поводу строительной площадки «Федора-Палас». — Он по-прежнему не видел понимания на лице девушки.
— Ах, ну да, — вдруг вспомнила она и закричала: — Мариус! Мистер Федора, страхование! — Никакого ответа. — Наверно, по телефону разговаривает.
Молодой великан лет двадцати с небольшим, почти двухметрового роста, светловолосый, с горнолыжным загаром, нагнувшись, вышел из уборной в коридор, и вдогонку ему донесся звук спускаемой воды. Рукава у него были закатаны, брюки держались на подтяжках. Прежде чем протянуть руку для приветствия, он вытер ладони о заднюю часть брюк.
— Здравствуйте, — сказал он. — Я — Мариус ван Меер. — Кажется, у него южноафриканский акцент, подумал Лоример, следуя за ван Меером (спина его была размером с кофейный столик) в его кабинет. Там Лоример начал плести туманные небылицы о возможных ошибках в установленном размере иска и о возможности выплаты дополнительного транша, если… и так далее, и тому подобное. Мариус ван Меер дружелюбно улыбался ему — вскоре сделалось ясно, что он совершенно не понимает, о чем толкует Лоример. Тем лучше: Лоример оставил свою придуманную для прикрытия историю в покое.
— Вы хотя бы знаете, что в этой гостинице был пожар?
— А, да, что-то слышал. Я тут несколько недель в Колорадо ошивался — катался на лыжах.
— Но это вы купили у «Гейл-Арлекина» место для строительства?
— Честно говоря, это отцовский бизнес. А я только учусь понемногу, осваиваюсь.
— А ваш отец?..
— Дирк ван Меер. Он в Йоханнесбурге.
Это имя показалось Лоримеру знакомым — должно быть, один из набобов Южного полушария. Алмазы, уголь, курорты, телевизионные станции — что-то в этом духе.
— А с ним можно было бы поговорить?
— Сейчас к нему трудновато пробиться. Вообще это он мне обычно звонит, а не я ему.
Лоример оглядел небольшой кабинет: все здесь было новое — ковер, стулья, шторы, письменный стол, даже огромная сумка с клюшками для гольфа, стоявшая в углу. Он услышал, как девушка болтает по телефону с подругой, договариваясь о вечеринке. Он попусту тратит здесь время.
Лоример поднялся, чтобы уходить.
— А кстати, что значит «Бумслэнг»?
— Это была моя идея, — с гордостью заявил Мариус. — Бумслэнг — это африканская древесная змея, красивая, но безобидная. Если только ты не яйцо.
— Яйцо?
— Ну да. Она их ест. Разоряет птичьи гнезда. Красивая такая, ярко-зеленая змея.
* * *Лоример проехал всю Люпус-Крезнт в тщетных поисках места для парковки и еще пять минут осматривал соседние улицы, пока не нашел на обочине небольшую свободную площадку. Потом потащился домой, раздумывая о загадочных манипуляциях с недвижимостью «Гейл-Арлекина» / «Бумслэнга» и задаваясь гнетущим вопросом: чего ждет от него Хогг? Ему что теперь — садиться в самолет и лететь в Йоханнесбург? Он вгляделся в окна полуподвального этажа леди Хейг. Свет горит, значит, она…
Дубинка соскользнула с его головы (именно этот небольшой поворот головы вправо и спас его, понял он позже), и вся мощь обрушившегося удара пришлась на левое плечо. Он вскрикнул от боли и шока: левая рука мгновенно ослабла, как будто в нее вонзились десятки тысяч раскаленных иголок. Повинуясь инстинкту самозащиты — качнувшись в сторону от силы удара, — он взмахнул портфелем, описав им в воздухе дугу. Лоример услышал хрустящий звук: это угол портфеля угодил в лицо нападавшего; впрочем, звук этот был не столько зверским, сколько умиротворяюще-домашним — так струя молока льется на хрустящие кукурузные хлопья. Теперь, в свой черед, вскрикнул нападавший, а потом, качнувшись, упал на землю. В глаза Лоримеру бил яркий свет (противоракетные огни над Багдадом), и он наугад отвесил пару пинков в сторону извивавшегося в корчах тела, причем второй пинок пришелся в лодыжку. Потом неизвестный, одетый во что-то темное, с капюшоном на голове, проворно вскочил на ноги и поковылял прочь с поразительной скоростью. В руке у него была не то дубинка, не то бита. Тут Лоример споткнулся: его голову пронзила острая, не знакомая прежде боль травмированных нервных окончаний. Он легонько коснулся волос над левым ухом: там все было мокро и болью отзывалось на прикосновения. Пальцы нащупали шишку. Все в крови.
