Ханс Браннер - Никто не знает ночи
– Но ведь мы вступили в бой против чуждых нам методов не для того, чтобы самим их использовать?
Рыжий скривил губы.
– Нет, мы должны подставить левую щеку, – сказал он.
Пожилой седой человек снял очки и протер их о рукав черного пиджака. Покрасневшими глазами он прищурился на свет, глубокие складки вокруг рта страдальчески дрогнули.
– Неужели нельзя жить в мире? – сказал он устало.
– Извините, пастор, – отозвался рыжий. – Здесь курить нельзя, – обратился он к медику, который постукивал сигаретой о портсигар.
– А почему этому исландцу можно? – спросил медик.
Человек в исландском свитере протянул к свету свою короткую толстую изогнутую трубку, показывая, что она пуста. Он улыбнулся, сунул трубку обратно в рот, на мгновенье обнажив желтоватые клыки, и грузно уселся на место – широкоплечий, широкозадый, расставив ноги и упираясь богатырскими руками в ляжки.
– Керосин, – сказал он.
– Ну, а это? – Медик мотнул головой в сторону фонаря. – А электричества нет? Мне надо побриться.
– Понятия не имею, – отозвался рыжий. – Наверное, тока нет. Спроси ее, когда она появится.
– А у тебя, значит, с собой электрическая бритва? -спросил человек в исландском свитере, касаясь мундштуком чемодана из светлой свиной кожи.
Медик кивнул. Его замшевый ботинок попал в полосу света. Над ботинком виднелся красный носок, а еще выше – белая щиколотка. Покачивая ногой, медик провел рукой по подбородку.
– Двухдневная щетина, – сказал он.
– Успеет стать четырехдневной, – сказал рыжий человечек.
– Заткнись, рыжик, – сказал медик. – Лучше скажи, когда нас наконец переправят.
– Когда Господу Богу будет угодно, – отозвался человек в исландском свитере.
– Задай этот вопрос им, когда они явятся, – сказал рыжий. Он встал, чтобы отодвинуть ведро с керосином от горящего фонаря.
– Ну и висит же у тебя задница, брат, – сказал исландец.
– Нельзя ли выражаться повежливее, – сказал капитан.
– А, пошел ты… – ответил исландец, вынимая трубку изо рта.
– А я и не знал, что мы пили на брудершафт.
– Неужели нельзя жить в мире, – сказал пастор. Рыжий человечек осклабился.
– Это мне дал Кузнец, – сказал он, подтягивая штаны комбинезона, мешком висящие на его тощей фигуре. – Я очень спешил, не успел надеть воскресный костюм. Ну, а у тебя-то, только вот это?
Мужчины улыбнулись друг другу.
– Вот черт! – воскликнул вдруг человек в исландском свитере.
Кузов коляски какое-то время молчал, но теперь он вновь начал раскачиваться, и из него медленно высунулись два крошечных кулачка.
– Сара, – сказал маленький портной, послав жене выразительный косой взгляд. Она тут же поднялась и направилась к ребенку – большая, одетая в черное, по-матерински грузная. Опустившись на колени, она занялась ребенком, успокаивая его нечленораздельными горловыми звуками. Громкий плач стал чуть тише. Но тут раздались еще звуки с верхнего этажа. Над их головами беспокойно вышагивали – взад-вперед, взад-вперед – чьи-то ноги.
– Опять немец начал, – сказал медик.
– Австриец, – коротко поправил рыжий. – Не путай.
Воцарилось недолгое молчание.
– Сколько времени? – спросил бородатый юноша.
Капитан вынул из кармашка жилета золотые часы, поднес их к свету и щелкнул крышкой.
– Ровно пять часов семнадцать минут, -ответил он.
– А сколько секунд? – спросил человек в исландском свитере.
– Секунд?
– Ага, не скажешь ли, сколько секунд? Это может иметь важное стратегическое значение.
– Избавьте меня, пожалуйста, от вашего хамства, – сказал капитан.
– Неужели нельзя жить в мире, – сказал пастор.
– Простите, пастор, но не я взял этот тон, – отозвался капитан. – Нам бы следовало здесь иметь человека, несущего всю полноту ответственности, – добавил он.
– Точно, давайте введем немножко прусской дисциплины, – сказал исландец. – Почему бы вам самому не принять на себя командование? Чтобы мы могли сдаться вермахту, держа руку под козырек.
Капитан побагровел.
– Если вы сейчас же не прекратите ваши выпады, то…
– То что?
– Заткнись, ладно тебе, – сказал рыжий. Человек в исландском свитере улыбнулся ему, обнажив клыки, и принял прежнюю позу.
– Датский офицер выше вас всех на десять голов, – сказал капитан. – Вы недостойны даже завязать шнурки на его ботинках.
– Замолчите, – рявкнул рыжий.
Пастор открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но передумал. Он снял очки и потер их о рукав, оголенное лицо с глубокими морщинами дрогнуло. Все молчали, младенец кричал громче прежнего, над головой безостановочно шагали взад и вперед беспокойные ноги.
– Сегодня ночью уехать тоже, наверно, уже не удастся? – спросил бородатый юноша.
– Совершенно исключено, – ответил капитан. Он сидел прямой как палка на раскладном кресле и барабанил пальцами по подлокотнику. – Не понимаю, зачем собирать нас, когда еще ничего не готово, – сказал он. – Мы ждем уже больше суток.
– Нам никто не обещал, что нас переправят в точно назначенное время, – возразил рыжий.
– Вся эта история плохо пахнет, – сказал капитан. – Каким образом здесь мог появиться мертвецки пьяный человек в четыре часа утра? Как он вообще нашел это место?
– Ничего странного, этого крикуна за квартал слыхать, -ответил медик, кивая в сторону ребенка.
Маленький портной рывком вскочил на ноги.
– А я вам говорю – нет, – сказал он. – Наверху – да, слышно. На улице – нет, не слышно. – Голос его сорвался на фальцет. Широко раздвинув коротенькие ножки, он размахивал руками с растопыренными пальцами.
– Давайте я сделаю ему укол, – предложил медик. – Ему это не повредит, просто будет спать. Господи, да поймите вы, все равно придется. Нельзя же, чтобы он и в лодке кричал.
– Замолчите, вам говорят, – взвизгнул маленький портной.
Его большая, одетая в черное жена поднялась с колен. Руки висят вдоль бедер, рот между мясистыми бледными щеками перекошен от страха.
– Иосиф, – сказала она с мольбой в голосе, – позволь ему. Ведь и в самом деле…
– Молчи, – сказал портной. – Что в самом деле? Имею я право решать, что делать с моим собственным ребенком?
– Вопрос не в том, кто имеет право, – сказал рыжий, – вопрос в том, что необходимо.
– Я ведь только помочь вам хочу, – сказал медик. Портной переводил взгляд с одного на другого.
– Не понимаю, – сказал он. – Я просил этого молодого человека помочь мне? Нет, не просил. Мне от него ничего не нужно. Пусть не лезет не в свое дело. Этот молодой… этот молодой…
– Сбавь обороты, Мойше, – сказал медик. Маленький портной расправил плечи.
– Меня зовут Иосиф Шваненфлюгель, если вам угодно знать мое имя, – с достоинством произнес он.
Вперед выступил бородатый юноша.
– Может, обойдемся без оскорблений? – обратился он к медику. – Мы ведь здесь не антисемиты!
Маленький портной протестующе повернулся к своему защитнику:
– Я могу сам за себя ответить? По-вашему, носить еврейское имя для меня оскорбление? Я горжусь, что ношу еврейское имя.
– Он ненормальный, – сказал медик.
– Заткнись, – посоветовал рыжий.
Пастор встал с места. Держа очки на весу, он собирался было что-то сказать, но передумал, покачал головой, складки вокруг рта страдальчески дернулись. Капитан, задрав подбородок, барабанил по подлокотнику. Человек в исландском свитере сидел, упираясь локтями в раздвинутые колени и уставившись в пол. Женщина в черном подошла поближе и теперь стояла перед мужем, возвышаясь над ним на целую голову.
– Иосиф, – сказала она, – позволь ему…
Медик открыл саквояж.
– Подержите его, вдвоем, – приказал он.
Внезапно в середине кружка оказалась девушка с узким бледным лицом.
– И вам не стыдно! -крикнула она и огляделась.
– Бенедикта, – сказал бородатый юноша, протягивая к ней руку. Девушка оттолкнула ее. На ее лнце сейчас были видны только глаза, маленькая грудь вздымалась и опускалась.
– О чем вы думаете! Ведь не для того же мы… – Она трясла головой,
погрузив пальцы в волосы. – Ну нельзя же… Нельзя… – Она вдруг разрыдалась и закрыла ладонями лицо.
– Бенедикта, – сказал юноша, обнимая ее за плечи.
– Нет, – крикнула она, пытаясь стряхнуть его руку, – нет, нет, нет! – Она кричала, топала ногами, черные распущенные волосы закрыли лицо и руки. Никто не промолвил ни слова. Юноша увел ее подальше от света, туда, где метались причудливые чердачные тени; усадив ее на канатную бухту, он примостился рядом и стал гладить девушку по голове. – Мужчины, – проговорила она, ударив его по руке, – и это называется мужчины…
Воцарилось странное неловкое молчание, все разом вдруг посмотрели в сторону ребенка. Плач незаметно стих, человек в исландском свитере стоял на коленях, опустив голову в обтянутый клеенкой кузов. Ребенок водил ручонками по его лицу, потом вырвал трубку и засунул себе в рот. Сара, – сказал маленький портной, бросив боязливый взгляд на жену, но она с улыбкой покачала головой.
