Диана Виньковецкая - Америка, Россия и Я
Весь мой незримый институт был тут как тут.
Громадная комната с чёрными занавесками, поглощающими свет, со стенами без окон, с одной дверью и высоким потолком, была заполнена этим прибором, сверкающим кнопками, линзами, лучами, — будто несколько гигантских электронных микроскопов разложены на полу и ползают!
Этот прибор фиксирует тончайшие проникновения лучей: лучи, направленные на чёрные дырки, имеют одну скорость пробегания, а на светлые пятна — другую — определяют насыщенность светом.
Свет и тень мелькают, бегают волнами, скачкаПми, импульсами, как живая абстрактная картина, залитая пёстрыми волнами. Вот тень заняла место света, и уже не разглядеть, где будет тень, где будет свет, от мимолётности мелькания, залившего всю комнату, всё здание, весь мир! Свет кружится, танцует, веселится!
Я измеряю кванты!
Мои знаменитые кванты–щипки, показываемые мною на экзамене по философии. Неужели они у меня в руках? Недостоверные, мерцающие, сдвигающиеся. Я измеряю степень прекрасного по степени приобщённости к свету.
Когда‑то, под воздействием веселящего газа, мне показалось, что весь мир состоит из точек, и вся жизнь будто бы соткана из того же материала, из которого сплетены сны, и будто бы есть «кванты сознания» — это бесконечно–ускоренное внутреннее созерцание, когда переживается всё ближайшее одновременно с отдалённым.
Ничего не буду говорить о неизмеряемом.
Работа о проникновении лучей велась для специального отдела Долгосрочных Исследований для 21–го века (Long Range Research), возглавляемого учёным и вицепрезидентом F. Levin'brn, в группе у которого работал «наш» физик–теоретик Лёня Перловский. Их отдел присматривал за работой на квантиметре для определения будущего человеческой науки.
Под руководством Лёни Перловского, и при участии всего моего института, я приступила к работе.
Я такого понаделала! Когда человек захочет и залюбит, то он может изучить всё — и логнормальные, и масштабно–инвариантные, и какие хочешь распределения. Любовь побеждает кванты.
У меня был уже новый кабинет с маленьким окошечком–щёлочкой в окружающий мир, с заглядывающей в него одной веточкой какого‑то вида кактуса. Как я уже говорила, в «Эксоне» всё время шло передвижение с места на место, переезды из комнаты в комнату, происходило восхождение. И я взошла на первую приступочку.
Больше года я наслаждалась проникновением квантов, развесив по стенам своего кабинета немыслимой красоты графики, кривые, гауссианы, фотографии. Как‑то вошёл мой параллельный под–начальник, глазами обвёл красоты моих распределений и, побледнев, беззвучно вышел из кабинета, как быстро выяснилось, к моей средней начальнице для совета — отстранить меня от квантиметра.
Как не положить препятствие этому стремлению идти впереди себя? Все ведь неохотно смотрят на то, как кто‑нибудь взбирается через их голову на высоту, на ступенечки. Всем хочется захватить рулевые посты — квантиметр!
С квантовой скоростью мне Лёня Перловский сообщил о происходящем: моя средняя начальница Кула, молодая, амбициозная девка, разговаривала в их отделе с F. Levin'brn и ласково советовала заменить меня другим человеком, пыталась всячески их убедить, что, может, кто-другой лучше сделает. Идёт соревнование. Стремление к восхождению. Зависть. Развитие. F. Levin спросил у Лёни Перловского, доволен ли он моей работой (не может же Лёне его работа не нравиться)?!
Я тут же — в кабинет к Куле:
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Ничего. Всё хорошо, — отвечает она, улыбаясь.
— Вы чем‑то недовольны?
— Нет–нет, всё замечательно! — И опять улыбается.
— Как всё замечательно? — спросила я. — А почему вы ходили в Long Range Researsh и на меня жаловались?
— Нет–нет, я не жаловалась. Я только хотела узнать…
Я не отступала, не колебалась, не сомневалась, что моя работа самая лучшая, — я своих глубоких математических физических проникновений не стеснялась и обращалась за консультациями к самым что ни на есть блистательным учёным, и каждый из них оставлял руны своего ума на «моих квантах» — я была уверена в чистоте и элегантности даваемых мне советов, как никто.
Мою начальницу только что назначили на должность, а у неё не было такого незримого института — творческой силы, и она не могла достичь такого проникновения в кванты, потому так огорчилась. И только после моего предложения о совместной статье она направила свою зависть в нужное направление, быстро согласившись и успокоившись.
Я продолжала наслаждаться поисками квантов.
Каждые полгода всякий научный сотрудник «Эксона» должен выставить себя в розовом свете свойств, пройти оценку по мистической шкале — воздаяния хвалы по разным параметрам: улыбки, кроткость, услужливость, полезность, терпение, уживчивость, готовность помочь, успех в продвижении истинного существования нефти, а затем — сравнение с другими написавшими, стоящими на той же приступочке–ступеньке.
Кто производит оценку? Остаётся неизвестным. Выводятся какие‑то механические баллы сравнений. Какие именно способы оценки? Точно никто не знает, но все ждут мнения о себе.
Теперешний главный учёный Peter Whale, гордость и слава всего «Эксона», по слухам, двадцать лет работая, оценивался по шкале — «ниже среднего», без повышения по лестнице. И только после того, как конкурирующая фирма «Шеврон», применив его методику корреляции пород, открыла два гигантских месторождения нефти, Питера Уэйла назначили главным учёным, а его книгу засекретили, усилив присмотр за выпуском всех научных материалов, выходящих за пределы, на зависть всем занимающимся устройством и организацией скрытых действий.
В фирме существует много приманок, распределений благ, преимуществ службы хорошести — помимо иерархической лестницы должностей, — через пять лет отработки — большой–большой подарок, через десять — куш ещё больше, в десять раз, через пятнадцать — пожизненная фирменная пенсия, а через следующие десятилетия — полное миллионерство, — в гроб ты можешь идти в золотых туфельках. Какое значение имеют все эти блага — не забывают напоминать, и как ценно звание работника «Эксона», тоже не упускается из вида.
Как взглянуть за кулисы корпорации? Всем любопытно, где и как формируются оценки, планы, ценности?
Собирает Кула собрание нашей группы, на повестке дня: «Слухи!» Я не поверила своему английскому. Переспрашиваю — Да, «слухи». Слухи, бродящие по «Эксону».
— Кто, что, где‑нибудь слышал интересного происходящего в компании? — спросила Кула. Поднимает руку один индус:
— Я слышал, что нашу группу расформируют, сделают две, а начальником будет Диана.
К моему и Кулиному удивлению, присоединились все остальные сотрудники. Кула, натянув губы, как струны, произнесла:
— Я так не думаю!..
Другой поднимает руку:
— А я слышал, что в «Эксоне» намечаются большие перемены. Мой друг — архитектор, писал объявление для нашего президента о том, что будет общее собрание всех сотрудников нашего Центра; и будут говорить о переезде в Lake Conroe.
Эксон хотел построить гигантский научный центр в Lake Conroe, с жилыми домами, с парками, школами, садами, бассейнами, магазинами. Большинство чертёжных фирм Хьюстона планировало, чертило, разрабатывало строительство этого гиганта буржуазного коммунизма, пока золото лилось из всех скважин. Внезапно всё остановилось из‑за… и, как скоро будет задуманный эксоновский город построен? Пока никто не решил.
— А я слышал, — ещё один поднимает руку, — что наш новый начальник (supervisor) привык к подчинению и сам не может принимать решений. Так не будем ли мы подчиняться его старому начальнику?
— Нет, не думаю, — отвечает Кула.
— Good morning, comrade! — так меня приветствовал на следующий день один наш сотрудник.
— Куда дальше поедете эмигрировать?
Таинственный виртуозный режиссёр — «полиси» — невидимка управляет этим гигантским организмом и, не ограничиваясь управлением, стремится проникнуть, слиться, соединиться, раство–риться с тобой. Есть правила и законы, обычаи и уставы писанные, а есть неписанные, однако их все знают, к примеру — ходить всем мужчинам в пиджаках и с галстуками.
На моём этаже был расположен кабинет самого главного учёного–геохимика, ходившего в кофтах и кафтанах, но он имел невидимое на это разрешение — мировое знаменитое имя. Свои ботинки он снимал, оставляя их посреди комнаты, и нередко можно было видеть, как вокруг его ботинок происходило совещание: сотрудники рассаживались, а ботинки оставались стоять в центре, как бы показывая — добивайтесь мировых имён, приносящих деньги и славу, и тогда можете ходить босиком!
Яша позволял себе первое время тоже ходить без формы, но после того, как ему снизили оценку за внешний вид — рано себе разрешил такую вольность, — он приоделся, не без моего настояния.
