Иэн Макьюэн - Сластена

— Извините, что обеспокоил. Мне надо поговорить с Сириной Фрум.

Я сняла цепочку и открыла дверь.

— Макс, что ты тут делаешь?

Он был пьян, слегка покачивался. Обычно он хорошо владел лицом, но сейчас его черты как будто расплылись. Когда он заговорил, от него пахнуло спиртным. Он сказал:

— Ты знаешь, зачем я здесь.

— Нет, не знаю.

— Я должен с тобой поговорить.

— Завтра, Макс. Пожалуйста.

— Нет, срочно.

Я уже совсем проснулась и понимала, что, если и отошлю его, все равно не засну, поэтому впустила его и привела на кухню. Зажгла две конфорки на газовой плите. Это был единственный источник тепла. Макс сел за стол и снял шляпу. Ниже колен брюки у него были испачканы. Наверное, он шел по городу пешком. Вид у него был немножко безумный, губы отвисли, под глазами — иссиня-черные круги. Я хотела налить ему горячего чаю, но раздумала. Меня задело, что он обращается со мной как начальник и считает себя вправе будить меня, раз я подчиненная. Я села напротив и наблюдала, как он педантично стряхивает тыльной стороной ладони воду со шляпы. Он старался не выглядеть пьяным. Меня познабливало, но не только от холода. Я подозревала, что Макс пришел сообщить еще какие-то плохие новости о Тони. Но что еще можно сказать худого о мертвом предателе?

— Не верю, что ты не понимаешь, для чего я пришел.

Я покачала головой. Он усмехнулся, восприняв это как маленькую простительную ложь.

— Когда мы встретились сегодня в коридоре, я понял, что мы с тобой думаем об одном и том же.

— Понял?

— Брось, Сирина. Мы оба это знаем.

Он смотрел на меня серьезно, просительно, и тут я, кажется, сообразила, к чему это все ведет, и что-то во мне устало опустилось от перспективы выслушивать его, отвечать отказом и вообще как-то с этим разбираться. И как-то размещать это в будущем. Но все равно сказала:

— Я не понимаю.

— Мне пришлось разорвать помолвку.

— Пришлось?

— Когда я сказал тебе о ней, ты ясно дала мне понять твои чувства.

— И?

— Ты не могла скрыть разочарования. Я был огорчен, но обязан был переступить через это. Нельзя, чтобы чувства становились помехой в работе.

— Я тоже этого не хочу, Макс.

— Но каждый раз, когда мы встречаемся, я знаю, мы оба думаем о том, что могло бы быть.

— Слушай…

— А что касается всех этих, ну, знаешь… — Он взял шляпу и стал внимательно ее рассматривать — …свадебных приготовлений… Обе наши семьи были этим заняты. А все время думал о тебе… Думал, я сойду с ума. Сегодня утром, когда мы встретились, нас обоих оглушило. Мне показалось, ты сейчас упадешь в обморок. Я, наверное, так же выглядел. Сирина, это притворство, это безумие — молчать. Сегодня вечером я говорил с Рут и сказал ей правду. Она очень расстроена. Но от этого нам было не уйти, это неизбежность. Мы больше не можем от нее отворачиваться.

А я не могла посмотреть на него. Меня раздражало, что свои переменчивые потребности он приписывает неумолимой судьбе. Я этого хочу, следовательно… это воля небес. Что такое с мужчинами, что элементарная логика для них так трудна? Я посмотрела вдоль плеча на тихо шипящие конфорки. Кухня наконец-то согревалась, я освободила ворот халата и откинула со лба растрепанные волосы, чтобы яснее думать. Он ждал от меня правильного признания, чтобы присовокупить мои желания к своим, утвердить его в солипсизме и меня к нему приобщить. Но, может быть, я слишком строго судила о нем. Это было просто недоразумение. Так, во всяком случае, я решила это трактовать.

— Это правда, твоя помолвка была сюрпризом. Ты никогда не говорил о Рут, и я действительно огорчилась. Но я пережила, Макс. Я ожидала приглашения на свадьбу.

— С этим покончено. Мы можем начать заново.

— Нет, мы не можем.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Что ты хочешь сказать?

— Что мы не можем начать заново.

— Почему?

Я пожала плечами.

— Ты кого-то встретила.

— Да.

Реакция была пугающей. Он вскочил, опрокинув стул. Я подумала, что грохот разбудит моих соседок. Макс стоял передо мной, мертвецки бледный, зеленоватый в желтом свете единственной голой лампочки. Губы у него блестели, и я подумала, что второй раз за неделю услышу от мужчины, что сейчас его стошнит.

Однако он удержался, хоть и качаясь, и сказал:

— Но ты производила впечатление, будто… будто хочешь, ну, быть со мой.

— В самом деле?

— Каждый раз, когда приходила ко мне в кабинет. Ты со мной заигрывала.

В этом была доля правды. Я подумала секунду и сказала:

— Пока не встретила Тома.

— Тома? Не Хейли, надеюсь?

Я кивнула.

— Господи. Так ты и вправду. Идиотка! — Он поднял стул и тяжело сел. — Это чтобы меня наказать.

— Он мне нравится.

— Как непрофессионально.

— Да перестань. Мы все знаем, что тут происходит.

На самом деле, я не знала. Знала только, что ходят сплетни — возможно, это были фантазии — о романах референтов с сотрудницами. Замкнутый мирок, постоянное напряжение — почему бы и нет?

— Он узнает, кто ты такая. Это неизбежно.

— Нет, этого не будет.

Он сидел сгорбясь, подпирая голову руками. Шумно выдохнул, надув щеки. Было трудно понять, насколько он пьян.

— Почему ты мне не сказала?

— Я думала, мы не хотим, чтобы чувства стали помехой в работе.

— Сирина! Это «Сластена». Хейли — наш человек. Ты тоже.

Я подумала, что, может быть, в самом деле не права, и поэтому перешла в наступление.

— Ты намеренно приближал меня, Макс. И все это время собирался объявить о помолвке. И будешь говорить, с кем мне видеться, а я должна слушать?

Он меня не слышал. Он застонал и прижал ладонь ко лбу.

— Господи, — пробормотал он. — Что я наделал?

Я ждала. Моя вина, бесформенный черный комок в сознании, разбухала, грозила меня поглотить. Я заигрывала с ним, дразнила, заставила бросить невесту, поломала ему жизнь. Сопротивляться этой мысли было нелегко.

Он вдруг сказал:

— У тебя найдется выпить?

— Нет.

За тостером пряталась маленькая бутылочка хереса. Его стошнило бы, а я хотела, чтобы он ушел.

— Только одно мне скажи. Что сегодня утром произошло в коридоре?

— Не знаю. Ничего.

— Для тебя это все было игрой, да, Сирина? Твое любимое занятие.

Это не заслуживало ответа. Я только посмотрела на него. По подбородку от угла рта у него тянулась ниточка слюны. Он поймал направление моего взгляда и вытер ее ладонью.

— Так ты погубишь «Сластену».

— Не изображай, будто этим ты озабочен. Тебе с самого начала был противен проект.

К моему удивлению, он сказал:

— Да, черт возьми. — К такого рода грубой откровенности склоняет алкоголь, и теперь он хотел задеть меня побольнее. — Женщины в твоем отделе — Белинда, Анна, Хилари, Венди и остальные. Ты знаешь, какие у них дипломы?

— Нет.

— Жаль. С отличием первого класса. Первого со звездой, первого по двум дисциплинам — какие хочешь. Классика, история, литература.

— Умные.

— Даже у твоей подруги Шерли.

— Даже?

— Никогда не задумывалась, почему тебя взяли с отличием третьего класса? По математике?

Он ждал, но я молчала.

— Тебя завербовал Каннинг. И решили — лучше держать тебя у нас, посмотрим, будешь ли кому-то докладывать. Никогда не знаешь. Какое-то время за тобой следили, заглянули в твою комнату. Обычные дела. Дали тебе «Сластену», потому что операция низкого уровня и безвредная. Подключили тебя к Чазу Маунту, потому что он бестолочь. Но ты не оправдала ожиданий, Сирина. Никто тебя не вел. Обыкновенная девица, умеренно глупая, рада, что получила работу. Каннинг, видимо, оказал тебе услугу. Мое предположение — хотел загладить вину.

Я сказала:

— Думаю, он любил меня.

— Ну вот, тем более. Просто желал тебе счастья.

— Тебя кто-нибудь любил, Макс?

— Ну ты поганка.

Оскорбление облегчило дело. Пора ему было отправляться. Кухня уже согрелась, но тепло от газа казалось влажным. Я встала, потуже запахнула халат и погасила конфорки.

— Так зачем бросать из-за меня невесту?

Но это был еще не конец — настроение у него переменилось. Он плакал. Или, по крайней мере, был на грани.

— Господи! — вскрикнул он тонким, сдавленным голосом. — Прости. Прости. Кто угодно, только не ты. Сирина, ты этого не слышала, я этого не говорил. Сирина, прости меня.

— Ерунда, — сказала я. — Забыли. Но думаю, тебе пора уходить.

Он стоял и рылся в брючном кармане, искал платок. Высморкавшись, продолжал плакать.

— Я все испоганил. Я последний кретин.

Я проводила его по прихожей и открыла уличную дверь. Последними словами мы обменялись через порог. Макс сказал:

— Только одно обещай мне, Сирина.

Он хотел взять меня за руки. Мне было жалко его, но я отступила. Не самое удачное время держаться за руки.