Мухаммед Аль-Али - Произвол
— Как обстоят дела в Ираке? — спросила Марлен.
— Намного хуже, чем в Сирии. Евреям там приходится несладко, но тем легче будет переселить их в Палестину. Для нас это очень важно. Не забывай, что в Ираке евреев в три раза больше, чем в Сирии.
В конце разговора Марлен преподнесла своему собеседнику ценный подарок стоимостью в пятьдесят золотых лир. Джон расплылся в довольной улыбке и расцеловал Марлен.
Об отъезде Марлен Сабри-беку сообщили вечером того же дня. Ему передали, что завтра мадам будет ожидать его в Бейруте в доме Ильяса — директора банка. В Триполи за ним пошлют машину Ильяса. Сабри-бек часто совершал такие поездки со своими любовницами. Встречался он и с дочерью самого Ильяса — Гладис. Правда, на это всегда уходило много денег.
Вернувшись домой, Сабри-бек предупредил жену, что ему надо срочно выехать в Бейрут по делам. Та давно привыкла к частым отлучкам мужа. Ее отнюдь не интересовала его личная жизнь. Впрочем, как и его — дела жены. Это устраивало обоих. Замечая новые драгоценности у жены, Сабри-бек ни о чем ее не спрашивал, хотя догадывался об их источнике. Жена тоже ни во что не вмешивалась. Лишь иногда, когда ей казалось, что Сабри-бек слишком мягок с крестьянами, она зло выговаривала ему:
— Эти собаки понимают только палку!
Крестьян в свой дом она не пускала, чтобы, как она говорила, грязи не нанесли.
В большой зале своего алеппского дома Сабри-бек остановился у зеркала.
«Я еще неплохо выгляжу, — подумал он, поглаживая усы, которых уже коснулась седина. — Были бы деньги, а возраст не помеха. Кого же взять с собой? Может, Шарону? Но к ней буквально прилип Рашад-бек. Необходимо соблюдать осторожность, иначе слухи о моих проказах могут и до отца дойти. Он уже одной ногой в могиле, и ему этого не понять. Хотя сам неоднократно был искателем приключений, и кто же, как не он, привил мне любовь к деньгам, женщинам и разгульной жизни».
Надев тщательно отутюженный костюм и повязав красивый галстук, Сабри-бек направился к отцу. Поговорив об урожае, сдаче чечевицы, о цепах на овец у бедуинов, они прикинули в уме ожидаемую в этом году прибыль.
Старый бек, говоривший на трех языках — турецком, арабском и французском, оставался верен своим привычкам. Его голову неизменно украшал красный тарбуш. Поверх белоснежной галябии он обычно надевал желтую абаю. Перед ним стояло наргиле, а его слуга сидел у порога — он готов был в любой момент броситься на зов хозяина. Без его помощи старик уже был не в состоянии ни встать, ни сесть. Руки бека дрожали, а глаза постоянно слезились.
Старый бек, как обычно, находился в курсе всех событий Сабри. Поманив сына к себе, старик прошептал на ухо:
— Береги себя, сынок. Не растрачивай попусту здоровье. Придет день, и силы оставят тебя, как и меня. Почитай лишь тех, кто стоит выше по положению. А с крестьянами и бедуинами потверже будь.
— Положимся на аллаха, отец. Да продлит он тебе годы, — почтительно сказал Сабри, целуя морщинистые руки старого бека.
В этот вечер Сабри-бек ужинал с отцом и, что редко с ним бывало, заночевал в его доме.
Шарона нашла на станции хаджи и попросила разыскать Рашад-бека. Тот незамедлительно отправил в деревню своего приказчика.
Выслушав прибывшего от хаджи человека, Рашад-бек удивился:
— Что ей надо? Только вчера она получила дорогой подарок.
Шарона, какой бы она ни была привлекательной, для него была лишь одной из многих женщин, с которыми он проводил время. Поэтому бек на какой-то миг почувствовал укол самолюбия. Он не мальчишка, чтобы вызывать его попусту. Но тем не менее приказал не мешкая подготовить его машину. Станция находилась недалеко, и через некоторое время Рашад уже поднимался к Шароне.
Она встретила его в прозрачной ночной рубашке, крепко расцеловала, усадила возле себя, томно поглядывая на него.
— Я так соскучилась по тебе, мой дорогой, еще бы немного — и я сама бы, не утерпев, выехала в деревню!
Польщенный Рашад-бек гордо произнес:
— Такие мужчины, как я, если уж завладевают дамским сердцем, то непременно навсегда.
— Не хотел бы ты совершить со мной небольшую поездку? — вкрадчиво спросила Шарона.
— Я бы с удовольствием сменил обстановку, — радостно ответил бек.
— Мадам Марлен сейчас в Бейруте. С ней Сабри. Она остановилась в доме Ильяса и очень настаивает на нашем приезде. Поедем завтра и отлично проведем пару дней.
Рашад-бек несколько заколебался. Его одолевали сомнения; нахмурившись, он подумал: «Сейчас страдная пора, а у нас каждый день пьянка. Впрочем, один-два дня ничего не решат. Но как отнесется к этому советник? Не пригласить ли и его? А, ладно, пусть дипломатией занимаются Ахсан и Сабри. Советник может вообще ничего не заметить. Он слишком занят разгоревшимся конфликтом между евреями и арабами. Ах уж эти проклятые евреи! Всему миру нет от них покоя! Но арабы здорово проучили их, убив Исхака. Правда, доказательств пока нет. Может, арабы тут и ни при чем. Но меня это не должно касаться. Пусть во всем разбираются власти».
Не успел бек пригубить предложенный Шароной кофе, как за окном раздались крики и брань. Перед вагонами вспыхнула драка между грузчиками за дележку мешков. Если бы не спешное вмешательство хаджи, потасовка могла бы превратиться в настоящее побоище. Бек до того рассвирепел, что, вызвав надсмотрщика и управляющего, приказал немедленно наказать драчунов кнутами. Хаджи орал на грузчиков и грозил прогнать зачинщиков драки. В то же время, заинтересованный в скорейшей погрузке, он не собирался этого делать, намереваясь даже из инцидента извлечь выгоду. Теперь в качестве наказания он может понизить расценки. Ради этого вероломный хаджи сам исподтишка и спровоцировал эту драку. Он уже почти навязал грузчикам новые расценки, как внезапно подошедший Рашад-бек расстроил эту хитроумную затею. Выхватив кнуты у управляющего и надсмотрщика, бек с ожесточением начал избивать грузчиков.
«Пусть Шарона видит, кто здесь настоящий хозяин, — злорадно думал он, нанося удары. — Ничего, я сумею навести здесь порядок!»
И он приказал своим людям проучить смутьянов.
Палками и кнутами слуги бека избивали всех рабочих подряд. Испуганные, ни в чем не повинные люди, прикрыв голову руками, разбегались в разные стороны. Перетрусивший хаджи тоже поспешил скрыться в своей палатке, опасаясь отведать кнута.
Избиение людей сильно возбудило Рашад-бека. Ему было особенно приятно, что вся эта сцена происходит на глазах Шароны, вышедшей на улицу вслед за беком. Жадно поцеловав женщину в губы и крепко обняв, он стал подталкивать ее по направлению к дому. Потерявшая от испуга дар речи, Шарона медленно приходила в себя и машинально отвечала на грубые ласки бека. Недавно оказавшаяся здесь, она знала о жестоких нравах местных феодалов только по книгам. Хотя в Румынии тоже беспощадно расправлялись с недовольными. Перед ее глазами вспыхнула картина избиения румына, осмелившегося выступить против королевских властей.
Ласки бека отвлекли ее от нахлынувших воспоминаний. Умиротворенный Рашад успокаивал Шарону:
— Пусть этот случай не пугает тебя. Взбучка пойдет им лишь на пользу. Они всегда должны чувствовать палку над головой. Иначе слишком возомнят о себе, и в стране воцарится хаос. В страхе, и только в страхе, их надо держать. Ты знаешь, что крестьянки пугают нами своих детей?
Он улыбнулся и продолжал:
— Они получили взбучку в твою честь. Ничего. У этих собак лишь шкура от этого мягче становится. Вернувшись в свои деревни, они обязательно расскажут о происшедшем остальным крестьянам. А те намотают себе на ус и будут больше уважать и бояться меня. Кстати, мадам Марлен хорошо понимает эти вещи. Однажды она сказала мне: «Бей крестьян безжалостно, чтобы никогда не настал день, когда они осмелятся пойти против тебя».
Шарона, внимательно разглядывая лицо бека, подумала, что такой мужчина еще понадобится ей в будущем.
— Ты возбуждаешь меня, как ни одна женщина, — крепко обняв Шарону, сказал Рашад-бек. — Иначе я не явился бы по твоему первому зову.
Любуясь Шароной, он с удивлением размышлял о превратностях жизни: «Ну и чудеса! Бедная крестьянка София отвергает меня, а эта королева — у моих ног».
Перед ним возникли лицо Софии, ее величавая поступь, лучистые глаза.
«Надо же? — недоумевал бек. — Простая крестьянка не считается с моим богатством и властью! Я могу стереть ее в порошок. А какой от этого прок? Правда, шейх и Занубия обещали мне помочь уломать строптивую женщину, по пока безуспешно. Все мужчины в округе дрожат только при упоминании моего имени, а София, слабая женщина, отказывает мне в том, на что с радостью согласилась бы любая. Немало бедуинок и крестьянок жестоко поплатились за свою строптивость, а Софие все как с гуся вода».
Он насупил брови и тяжело вздохнул. Шарона, заметив перемену в настроении своего друга, ласково спросила:
