Лев Правдин - Область личного счастья. Книга 2
МИР ЗДОРОВЫХ ЛЮДЕЙ
Никакого ясного намерения не было у Лины. Она стояла на больничном крыльце и, ни о чем не думая, переживала свое возвращение в мир здоровых людей.
Ах, какой это, оказывается, замечательный мир! Здоровые люди живут в новых домах с освещенными оранжевым и голубым светом окнами. Здоровые люди дышат чистым, как слеза, морозным воздухом. Они работают на комбинате, который, весь в огнях, глуховато шумит у реки; над ним клубятся разноцветные, белые, желтые, голубые, пары и дымы. Здоровые люди покупают в магазинах все, что им надо, и ни за что не притронутся к больничной каше.
Здоровые люди идут по улицам таежного города, и снег скрипит под их валенками. Хорошо жить человеку, когда он ничем не болен.
Лина прямо с больничного крыльца вбежала в этот здоровый мир, и снег запел под ее валенками.
Она пролежала в больнице почти месяц. Без нее встретили Новый год — ее навестили подруги, принесли подарки.
А в новогоднюю ночь в палате выздоравливающих, конечно, никто не спал. После двенадцати под окнами остановилась какая-то веселая компания. Играл баян, и девушки пели разудалыми голосами. Потом вдруг раздался молодецкий свист, все притихли, Лина услыхала, как сквозь замерзшее стекло какой-то парень крикнул:
— Лина! Покажись, какая ты!
По голосу Лина узнала строповщика из ее бригады Васю Матвеева.
Лина забралась на подоконник и открыла форточку. Но форточка была высоко, и она ничего не увидела, кроме черного неба и мохнатых проводов.
— Ребята, подсадите, — крикнул Вася и сейчас же в форточке возникла чья-то усатая красноносая рожа и Васиным голосом проговорила:
— Лина! От всей нашей бригады поздравление. Мы сейчас в клубе гуляем, тебя вспомнили! Держи!
Он сунул ей какой-то пакет, потянул себя за нос и сдвинул его вместе с усами на лоб, но вдруг, нелепо взмахнув руками, исчез, словно провалился. Раздался новый взрыв смеха, визг девушек, и Лина поняла, что парни для пущего веселья уронили Васю в сугроб. Вот снова заиграл баян, и все пошли по улице.
Захлопнув форточку, Лина спустилась с подоконника и растроганно сказала:
— Сумасшедшие. Что выдумали!..
Каждое воскресенье приходил кто-нибудь из подруг и передавал все новости. Кабель-кран упал из-за неисправности в моторах, приехала какая-то комиссия, опрашивает комбинатское начальство и рабочих, пока никого не обвиняют во вредительстве, но все боятся. А рабочие биржи и многие рабочие из других цехов вручную перебрасывают баланс, чтобы не допускать простоя.
Все эти новости волновали Лину, и она просила узнать, отчего произошла авария. Виноватым оказался завод, изготовлявший краны. На двух тележках двигатели контрбашни при включении сработали в разные стороны, навстречу друг другу. Наклоненные ноги башни не выдержали перегрузки и разрушились.
Все, что рассказывали подруги, было Лине близко и понятно, волновало ее и вызывало досаду на затянувшееся выздоровление.
И Михаил тоже приходил. Не только на Новый год — почти каждый день. Лежа на своей койке, Лина прислушивалась к шуму проезжавших машин. Она знала, если машина остановится около больницы — это к ней. Через несколько минут нянечка приносила кулек с гостинцами. Гостинцы были не домашние, какие приносили всем, а магазинные, купленные на ходу. Потом Лина узнала, что продавщица заранее приготовляла все, что было получше, складывала в кулек и, когда Михаил заезжал, отдавала ему.
Но он ни разу не зашел.
И она, проклиная свой характер, не позвала его.
Ей рассказали, как он принес ее в ту ночь. Нес от биржи до самой больницы, не давая никому даже снег отряхнуть с нее. Так в снегу и положил на больничную белую клеенку.
Нянечка рассказывала:
— Мы даже напугались. Такой он лохматый да черный, руки замерзли, пока тебя-то нес, а он и не понимает. Стоит как безумный. Потом как зубами заскрипит!.. Доктор Абрам Исаевич говорит: «Вы, гражданин, успокойтесь, ничего тут опасного нет». А он и не слышит. Говорит: «Если не вылечите, больницу сожгу».
После таких разговоров Лина обещала сама себе: «Завтра позову».
А назавтра опять не звала.
И вот в этот вечер, шагая среди здоровых людей, Лина решила и сама совершить здоровый поступок: пойти к нему. Пойти и сказать:
— Я тебя простила, совсем и навсегда, и ты меня прости за то, что назвала тебя дешевеньким. Ты дорогой! Ты мой дорогой. Я думала, ты меня не любишь, но я ошиблась.
Вот так поступают здоровые люди. А не мучают понапрасну себя и других.
Лина, когда работала секретарем, бывала в общежитиях, вызывая по приказу Корнева необходимых ему людей. Она прямо по длинному коридору прошла в комнату, где жил Михаил. В коридоре было тихо и пусто: сегодня суббота и все разбрелись кто куда. В комнате шоферов какой-то усатый дядя, сидя на своей койке, примерял новые сапоги. Натянув сапог, он держался обеими руками за блестящее голенище и сосредоточенно щурился на носок, словно прицеливался. На Лину он не обратил никакого внимания. Она спросила про Михаила. Он недовольным голосом — наверное, сапоги жали — проворчал:
— Халтурщик, сукин кот…
— Кто?
— Сапожник…
Лина снова спросила про Михаила. Усатый опустил ногу, попробовал встать на нее, но застонал и выругался:
— О-ох. Отойди ты от меня со своим Михаилом!
Рассмеявшись, Лина пошла к выходу и в коридоре встретила Клавдию Ивановну, комендантшу. Узнав Лину, она спросила мужским голосом:
— Кого, девка, потеряла?
Узнав, зачем пришла Лина, Клавдия Ивановна равнодушно проговорила:
— Да кто ж его знает, где он. К Растатурихе, говорят, похаживает. К Зойке… А может быть, врут… Снабженец говорил. Факт. Этот все знает. Во всяку дыру гвоздь!..
Лина, раздувая тонкие ноздри, сказала:
— Вот как!
— А может, и не так, — ворчливо заметила Клавдия Ивановна и пошла по коридору.
Но даже и эти сведения не поколебали намерения Лины. Она должна увидеть все своими глазами. Разве можно верить болтуну Факту или обозленной на весь свет Клавдии Ивановне.
Она бежала по знакомой дороге в деревушку Край-бора, и снова снег пел под ее валенками. Вот, оказывается, какие творятся дела у здоровых людей. Гостинцы ей возит, а сам что делает! А может быть, ничего он и не делает. Наговорить на всякого можно.
Она смело, как в свою комнату, вошла в дом, где жила Зойка. Та самая Зоя Вениаминовна, которой Лина в прошлом году передала свою зеленую папку «На подпись», свой стол и все секретарские дела и обязанности.
Но никаких прав на Михаила она ей не передавала. И сейчас она это докажет! А может быть, доказывать ничего не придется.
В передней избе, большой и неопрятной, сидела на лавке старуха и при тусклом свете маленькой электрической лампешки пряла свою пряжу. Древнее это ремесло немногие сохранили до наших дней, и прялок таких с коричневыми, отполированными за многие годы донцами тоже осталось на всю деревню две-три, и пряла старуха не куделю, не шерсть, а вату. Из полученной пряжи она вязала грубые белые чулки.
— Квартирантка дома? — спросила Лина, указывая на дверь, окрашенную зеленой краской.
И тут она увидела Мишкину бобриковую куртку, висящую недалеко от этой двери.
— Нельзя туда, нельзя, — зашипела старуха и замахала рукой: — Не смей! Я не допускаю…
Она уронила веретено. Лина оттолкнула его ногой и дернула дверь. Тоненько звякнув, отскочил непрочный проволочный крючок.
В комнате густо пахло пудрой. Настольная лампа под оранжевой накидкой создавала полумрак.
На кровати лежала Зойка, подтянув одеяло к подбородку. Она хрипло повторяла:
— Ну, чего тебе, чего тебе, чего тебе?..
За ней у стенки, с головой закрытый одеялом, смирно лежал человек. Лина знала, кто этот человек. Какой же он все-таки дешевенький!
И никакого дела ей уже больше не было до него. Она вдруг почувствовала себя такой разбитой, будто только сейчас открыла глаза после неудачного прыжка с падающей башни. Ах, лучше бы ей и не открывать глаз!
До чего же вы плохо устроили жизнь, здоровые люди!
Она схватила с подзеркального столика зеленую вазочку, тяжелую и ловкую для удара, как молоток.
Зойка с визгом спрятала голову под одеяло.
Размахнувшись, Лина метнула вазочкой в зеркало и выбежала из комнаты.
В передней избе, несмотря ни на что, старуха пряла свою пряжу.
Снег запел под ногами на разные голоса. Морозный воздух заботливо освежал пылающее гневом лицо.
Обидно, Очень обидно. Сколько выстрадала, пока поверила. А верить, оказывается, нельзя.
До ее дома отсюда два шага. Окна хозяйкиной половины ярко освещены. Наверное, сидит ее брат и, приканчивая пол-литра, ликующим голосом ругает бригадира Гизатуллина. Он всегда на кого-нибудь жалуется, когда подвыпьет.
