Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Но я не знал, что мной руководит именно это побуждение. Я ездил по таким местам потому, что мне так нравилось. Другое объяснение не приходило мне в голову.

Иногда я проезжал галопом по проулку за школой. В конце его был крутой поворот на шоссе. На противоположном углу стояла пресвитерианская церковь, и его называли Церковный угол.

Однажды я на полном галопе завернул за Церковный угол. Накрапывал дождь, и мне хотелось добраться до школы сухим. Женщина, которая проходила мимо церкви, неожиданно раскрыла зонтик, и пони на всем скаку резко шарахнулся в сторону.

Я почувствовал, что падаю, и попытался вытащить ступню «плохой» ноги из стремени. Я всегда ужасно боялся, чтобы лошадь не протащила меня за собой по земле. Отец раз видел, как лошадь неслась во весь опор, таща за собой седока, запутавшегося одной ногой в стремени, и я на всю жизнь запомнил его рассказ о том, как тело всадника подпрыгивало на кочках, увлекаемое скачущей лошадью.

Ударившись о землю и ощутив, что ноги мои свободны, я почувствовал облегчение. Несколько мгновений я лежал неподвижно, опасаясь, что переломал себе все кости, потом сел и стал ощупывать ноги и руки, болевшие от ушибов. На голове вскочила шишка, на локте была большая ссадина.

Звездочка галопом помчалась к школе, и я знал, что Боб и Джо скоро появятся с моими костылями. Я сидел на дороге, стряхивая пыль со штанов, и вдруг заметил женщину с зонтиком. Она бежала ко мне с выражением такой тревоги и страха на лице, что я быстро оглянулся, проверяя, не случилось ли позади меня что-нибудь ужасное. Но на дороге никого не было.

— Ох! — воскликнула она. — Ты упал? Я видела. Бедный мальчик, ты ушибся? Ох, в жизни этого не забуду!

Это была миссис Конлон, знакомая моей матери, и я подумал: «Она скажет маме, что я упал. Завтра придется показать отцу, что я умею ездить верхом».

Миссис Конлон торопливо бросила свои свертки на землю и, положив руку на мое плечо, заглянула мне в лицо. Рот ее был полуоткрыт.

— Ты ушибся, Алан? Говори! Что скажет твоя бедная мама? Что ж ты молчишь?

— Со мной все в порядке, миссис Конлон, — заверил я ее. — Я жду своих костылей. Джо Кармайкл принесет их, когда увидит пони.

Я твердо верил, что Джо быстро сообразит, что нужно предпринять. Боб — тот примчался бы взбудораженный и растрезвонил бы о происшедшем на весь мир. Ну, а Джо, не поднимая шума, прибежит с моими костылями, думая лишь о том, как бы скрыть случившееся.

— Ты не должен ездить верхом, Алан, — продолжала миссис Конлон, отряхивая мои плечи. — Это плохо кончится, вот увидишь. — В ее голосе звучали нежные, добрые нотки, она встала подле меня на колени и нагнула голову так, что ее лицо очутилось рядом с моим. Она ласково улыбалась мне: — Ты не такой, как другие мальчики. И никогда не должен забывать об этом. Ты не можешь делать все, что они. Если твои бедные отец и мать узнают, что ты ездишь верхом, это разобьет им сердце. Обещай мне, что никогда больше не сядешь на лошадь. Ну, обещай!

Я с удивлением увидел слезы у нее на глазах, и мне захотелось утешить ее, сказать, что мне ее жаль. Хотелось подарить ей что-нибудь, заставить улыбнуться, сделать ее счастливой. Я всегда замечал эту грусть у взрослых, разговаривавших со мной. Как я ни старался, я не в силах был приобщить их к моему счастью. Они крепко держались за свою печаль. Причины этого я никак не мог понять.

Прибежали Джо и Боб. Джо нес мои костыли. Миссис Конлон вздохнула и поднялась с земли; пока Джо помогал мне встать и подставлял мне костыли, она смотрела на меня трагическим взглядом.

— Что случилось? — спросил он с тревогой.

— Звездочка шарахнулась и сбросила меня, но все обошлось.

— Мы должны молчать об этом, — шепотом произнес Джо, посматривая на миссис Конлон. — Держи язык за зубами, иначе тебе никогда не дадут сесть на лошадь.

Я попрощался с миссис Конлон. Уходя, она напомнила мне:

— Не забудь, что я говорила тебе, Алан.

— Одно можно сказать, — заявил Джо, оглядев меня с ног до головы, когда мы пошли к школе, — никакой беды не стряслось. Ты ходишь не хуже, чем всегда.

Глава 32

На следующий день, во время большой перемены, я поехал домой на Звездочке. Ехал я не спеша. Мне хотелось насладиться картиной, которая рисовалась моему воображению: как отец увидит меня верхом. Мать, пожалуй, встревожится, а отец положит мне руку на плечо, посмотрит на меня и скажет: «Я знал, что ты добьешься своего», или что-нибудь в этом роде.

Когда я подъехал к воротам, он стоял у двери сарая, склонившись над седлом. Он не видел меня. Я остановил пони у ворот и несколько секунд смотрел на отца. Потом крикнул:

— Э-гей!

Он, не разгибая спины, повернул голову к воротам и так и замер в этом положении, а я, улыбаясь, глядел на него; потом он медленно выпрямился и пристально посмотрел на меня.

— Это ты, Алан? — произнес он вполголоса, как будто я сидел на лошади, которая могла испугаться его голоса и понести.

— Да! — воскликнул я. — Иди сюда, посмотри на меня. Помнишь, ты говорил, что я никогда не буду ездить верхом? А теперь гляди. О-го-го! — крикнул я, как это делал иногда отец, когда скакал на норовистой лошади, наклонился вперед и ударил Звездочку в бок пяткой «хорошей» ноги.

Белый пони пошел короткими скачками, потом, выровнявшись, быстрым аллюром. Из-за плеча пони мне было видно его мелькавшее взад и вперед, как поршень, колено, я чувствовал движение его лопаток при каждом шаге.

Я проехал вдоль нашего забора до купы акаций, потом осадил пони и стал поворачивать; он приседал на задние ноги, из-под копыт его летели камни. Вскидывая голову, он загарцевал на месте, а потом я помчался назад, и отец со всех ног побежал к воротам мне навстречу.

Я проехал мимо него, натянув поводья, покачиваясь в седле в такт движениям Звездочки. Снова повернул назад, и вот пони уже стоит у ворот, касаясь их грудью. Танцуя, он пятится, взмахивает головой, его бока вздымаются. Шум воздуха, вылетающего из его раздутых ноздрей, скрип седла, позвякивание уздечки — сколько раз я мечтал услышать, сидя верхом на гарцующей лошади, эти звуки, и сейчас я слышал их и чувствовал запах пота, запах лошади после галопа.

Я взглянул на отца и с тревогой заметил, что он побледнел. Мать вышла из дома и торопливо направилась к нам.

— Что случилось, папа? — быстро спросил я.

— Ничего, — сказал он. Он смотрел в землю, и я слышал его дыхание.

— Тебе не нужно было так бежать к калитке. Ты совсем задохнулся.

Он взглянул на меня и улыбнулся, потом обернулся к матери, которая, подойдя к забору, протянула ему руку.

— Я видела, — сказала она.

Секунду они смотрели друг другу в глаза.

— Он весь в тебя, — произнесла мать и, повернувшись ко мне, спросила: — Ты сам выучился ездить верхом, Алан, да?

— Да, — ответил я, пригибаясь к шее Звездочки, чтобы быть поближе к ним. — Я учился не один год. И слетел по-настоящему только один раз — вчера. Ты видел, я сделал поворот, папа? — обратился я к отцу. — Ну, что ты скажешь? Умею я ездить верхом?

— Да, — ответил он, — ты хорошо ездишь, у тебя уверенная рука и хорошая посадка. Как ты держишься, покажи.

Я объяснил, что держусь за подпругу, рассказал ему, как ездил на Звездочке к водоему, как научился садиться и сходить с нее, опираясь рукой на костыли.

— Я оставил костыли в школе, а то бы показал вам.

— Ничего… в другой раз. Ты чувствуешь себя уверенно в седле?

— Как на диване.

— Спина у тебя не болит, Алан? — спросила мать.

— Ничуть, — ответил я.

— Будь очень осторожен, хорошо, Алан? Я рада, что ты ездишь верхом, но мне не хотелось бы увидеть, как ты падаешь.

— Я буду очень осторожен, — обещал я и добавил: — Мне надо вернуться в школу, я могу опоздать.

— Послушай, сынок, — сказал отец, и лицо его стало серьезным. — Теперь мы знаем, что ты умеешь ездить верхом. Ты промчался во весь опор мимо калитки. Но так ездить не надо. Если ты будешь скакать как угорелый, люди скажут, что ты новичок, и подумают, что ты не знаешь лошадей. Хорошему наезднику не нужно рваться и метаться, как спущенному с цепи щенку, только для того, чтобы доказать, что он умеет ездить верхом. Настоящий наездник ничего не должен доказывать. Он изучает свою лошадь. И ты делай это. Относись к этому спокойно. Ты умеешь ездить верхом — прекрасно, но не пускай пыль в глаза. Галоп хорош на прямой дороге, но, если ты будешь ездить так, как сейчас, ты очень быстро вымотаешь из лошади все силы. Лошадь как человек: от нее больше всего толку, если с ней обращаться справедливо. А сейчас поезжай в школу шагом и разотри Звездочку, прежде чем отпустить ее.

Он помолчал немного и добавил:

— Ты хороший парень, Алан. Ты мне нравишься, и, по-моему, ты хороший наездник.

Глава 33

На дорогах начали появляться автомобили. Поднимая тучи пыли, они проносились по большакам, предназначенным для обитых железом колес повозок, по милости которых дороги были усеяны выбоинами; из-под их колес на встречные экипажи, барабаня по щиткам, летели острые кусочки гравия; они врезались в стада, оглушительно сигналя, и перепуганные животные разбегались. У машин были большие медные ацетиленовые фонари, медные радиаторы и прямые величественные передние стекла, за которыми, наклонясь и глядя вперед, сидели люди в пыльниках и темных очках. Они судорожно сжимали руль. Иногда они дергали его, как вожжи.