Майгулль Аксельссон - Лед и вода, вода и лед
— Так что вместо этого Ульрика обещала нам показать некоторые фотографии и рассказать об экспедиции, которая проходила несколько лет тому назад.
Спина Андерса сама собой выпрямляется. И вот наконец он видит Ульрику — она стоит позади Роланда, наклонившись над своим компьютером, жмет на какие-то кнопки и поглядывает на экран на стене. Появляется картинка: темно-синий мрак с несколькими массивными колоннами на переднем плане.
— Так называемые черные курильщики, — говорит Ульрика. — Или черные дымоходы. Колоннада на морском дне. Как кому нравится.
В кают-компании становится очень тихо. Ульрика выдерживает паузу и, оглядев публику, вдруг улыбается. Ее голос звучит звонче, чем обычно.
— Я на самом деле один такой видела. Несколько лет тому назад, правда, но… Мы спускались на «Элвине», американском погружаемом мини-модуле, в одном из таких мест в Тихом океане, где сталкиваются континентальные плиты. Всего шесть часов, но такие шесть часов…
Она умолкает, обводя всех взглядом, рассматривая, как бы оценивая каждого, потом делает вдох — с таким видом, будто приняла наконец решение. Ее голос становиться чуть глуше и звучит теперь более обыденно, она сунула руки в карманы, словно демонстрируя полную раскованность.
— С научной точки зрения это дало не так уж и много, но удалось сделать по-настоящему красивые фотографии, которые я решила показать сегодня вечером, раз уж в наших рядах такие потери.
И она продолжает уже с обычной лекторской интонацией. Поначалу чуть улыбается, рассказывая о погружаемом аппарате.
— Там такая теснота, не повернешься, не говоря о том, чтобы сходить в туалет, об этом даже речи не идет. Сидишь все время в одной позе, в замкнутом пространстве, так что если у кого склонность к клаустрофобии — это не для них, но то, что увидишь, когда опустишься, — да, оно того стоит. Мир морского дна завораживает. Фантастика. Что-то невероятное! Особенно так называемые колоннады погибших городов. Хотя это название ошибочное, на самом деле там нет ни колонн, ни городов. Это не затонувшая Атлантида, хотя помечтать в таком духе очень тянет. Это просто горячие источники, вода в них насыщена минеральными солями. Колонны — это пустотелые трубки, создаваемые горячей водой, которая пробивается сквозь трещины морского дня. Что не делает их менее интересными. А особенно интересны места, богатые серой, потому что там возникает ковер из серобактерий, — она показывает изображение чего-то белого и зловещего, — который, в свою очередь, привлекает другие организмы…
Вдалеке, среди публики, Андерс замечает движение. Сюсанна подняла голову и сидит совершенно прямо. Вот она вцепилась в подлокотники и подалась вперед, кажется, готова вскочить и броситься к сменяющим друг друга на экране изображениям. В остальном она выглядит как обычно, даже, пожалуй, чуть наряднее, чем обычно, — по ней не скажешь, будто ей кто-то угрожает. Наоборот. Вид у нее довольный, жизнерадостный и очень заинтересованный. Можно сказать, просто восторженный, во всяком случае, по сравнению с Катрин, которая сидит рядом, виновато отводя глаза, и то и дело покашливает. Алиби зарабатывает, надо думать. Что ж, результата она добьется, это он знает. Еще немного покашляет, и голос к концу лекции достаточно охрипнет.
Он отворачивается и снова смотрит на Ульрику. Она держит белую указку, перекладывая ее из руки в руку.
— …а вокруг этих больших колонн обнаруживается огромное разнообразие жизненных форм, не то животных, не то растений, которые существуют без света и обходятся без фотосинтеза. Так что области, расположенные вблизи крупных горячих источников, вполне могут оказаться именно теми местами, где когда-то впервые зародилась жизнь. Хотя точно это, разумеется, неизвестно. Возможно, жизнь зародилась уровнем ниже, что она в каком-то виде уже существует в самой этой горячей воде, извергающейся из трещин морского дна…
Волна спокойной радости вдруг затопляет Андерса и наполняет тело тяжестью, очень приятной тяжестью, утверждающей его в этом мире и в реальности. Ульрика существует. Он нашел ее. Вот она стоит перед ним, новоиспеченный профессор океанологии, веснушчатая и кареглазая, небрежно одетая в мешковатые брюки и застиранный флисовый свитер, и рассказывает о происхождении жизни. Веско. Спокойно. Квалифицированно.
И вдруг до него доходит, что сегодня он не вспоминал о Еве целый день. Ни единого раза.
Но все кончается. Когда он, вернувшись в каюту, открывает компьютер, то выбора у него уже нет. Ева прислала четыре письма. Все сопровождены маленькими восклицательными знаками. Он так и видит, как ее безупречно наманикюренный указательный палец кружит над клавиатурой. Вот он, этот восклицательный. Тыц!
Он начинает с четвертого письма. Того, что отправлено последним.
Дорогой Андерс. Извини меня, но я начинаю по-настоящему сердиться. Я же знаю, что ты можешь отвечать, потому что твоя высокоуважаемая сестра снизошла до того, чтобы сообщить мне, что получила от тебя мейл. Так что не надо. Я знаю, что ты это читаешь, и должна сказать, что это уже за гранью — вообще за гранью! — что ты не желаешь отвечать. Но в этом весь ты со всем твоим хамством. Да, я была неверна! Да, я ушла от тебя! Но тебе ведь некого в этом винить, кроме себя самого, и ты это знаешь!! У меня были на то причины, и господь свидетель, а если не он, то уж вся Ландскрона точно знает, какое ты унылое говно! Можешь не сомневаться!!! Я-то думала, наивная дурочка, что мы сможем сохранить разумные отношения хотя бы после развода, но ты оказался таким мудаком, что мы даже развестись не можем по-человечески, потому что тебе, видите ли, приспичило срочно смыться именно в тот момент, когда надо оформлять все документы, да так, чтобы, до тебя было невозможно добраться. А у других людей, между прочим, тоже свои планы! Мы собирались поехать в Париж и пожениться в августе, но ты на всем поставил крест тем, что просто взял и исчез! Трындец, других слов у меня просто нет! Просто трындец!!! Ева.
Андерс читает, склонив голову набок, и только дочитав, осознает, что ту же позу принимал всякий раз, когда Ева закатывала ему скандалы. Двадцать пять лет он стоял, склонив голову набок, и внимал вспышкам ее злобы.
Он поднимает курсор к третьему письму, но замирает на мгновение, прежде чем его открыть, а потом ведет курсор еще выше. Delete. Delete. Delete. Вот так. Удалены. Все три. Теперь ее злоба бушует где-то в ином месте и будет бушевать там вечно, никогда не достигая цели. А теперь он ответит на ее четвертое письмо. Не склоняя голову набок.
Мгновение он сидит неподвижно и смотрит прямо перед собой, прежде чем начинает писать:
Ева. Сожалею, что отсутствие ответа тебя так рассердило. Что касается развода, то у меня нет никаких возражений. К сожалению, я не видел никаких бумаг на эту тему и не знаю, что я должен подписывать. Но я немедленно напишу Юнасу Линдбергу в Мальмё, которого ты, возможно, помнишь. Он заходил к нам однажды двадцать лет назад, но, помнится, ты его невзлюбила. Однако, поскольку он адвокат и мой старый университетский товарищ, я намерен доверить ему вести все эти дела от моего имени. Андерс.
В следующую секунду он жмет на кнопку и отправляет письмо. Закрывает глаза и на несколько мгновений замирает в неподвижности, пытаясь хоть что-то почувствовать. Грусть. Облегчение. Гнев. Но внутри пусто. Он не чувствует ничего, кроме тихого желания выйти из каюты, подняться на палубу и смотреть на лед. Открыв глаза, он оглядывается, несколько раз моргает.
Я вижу, думает он и в тот же момент смущается от этой мысли. Разумеется, он видит. У него всегда было хорошее зрение. И вот он поднимается, пытаясь не замечать, что еще и стал легче. Намного легче. Он просто выключает компьютер и засовывает между столом и стулом и проверяет, чтобы резиновый ремень, удерживающий ноутбук, был застегнут как надо. Потом берет свою синюю куртку и идет к двери.
~~~
На палубе очень ветрено. Моросит дождь. Андерс останавливается у самой двери, поднимает капюшон, потом прячет руки в карманы. Это не помогает, хотя он и поднял плечи, и съежился. Дождь колет щеки тысячью ледяных игл, и ветер лезет ледяной рукой за шиворот, но через мгновение Андерс сознает: все это пустяки. Плечи расправляются. Нет. Ничего страшного. Такого дождя и такого холода, которые могли бы уничтожить его нынешний покой, просто не существует. Просто не может существовать.
Теперь я свободен, думает Андерс. Наконец-то.
Впрочем, к этой мысли он приглядывается с некоторой долей сомнения. Почему же тогда он оставался с Евой все эти годы, если на самом деле мечтал о свободе? И остался бы при ней и дальше, если бы она сама не ушла? А ведь остался бы. В параллельной вселенной, одной из миллионов вселенных, что возникают при каждом человеческом выборе, согласно его собственной, довольно вольной трактовке физической теории множественности миров, Ева от него не ушла. В этой вселенной они сидят вместе на открытой террасе кафе в каком-то итальянском городке и отмечают начало отпуска. Ева злится, что он невеселый. И она права. Он невесел, потому что он никогда не весел. А Ева злится, потому что она всегда злится. Вот так выглядит их семейная жизнь. Так выглядела их жизнь еще месяц назад.
