Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)
Не знаю, каким хронометром засекал он эти три часа. Я-то прикидывал, если ему – три, то мне и двух – выше крыши. А тут, гляжу, и два натикало, и три, а озером и не пахнет. Не на Аляске же оно. Нет, кроме шуток, можно так забрести, что и костей раньше двухтысячного года не найдут. Впору и оглобли поворачивать, пока не поздно. Но, с другой стороны, приметы совпадают: ручеек, лодка полусгнившая на берегу – все, как дедок рисовал. Тогда решаю, еще час, а потом – назад, и никаких чиров. Тундра, я вам доложу, не гаревая дорожка. Она только с самолета ровная. А на мне еще и груз: сеть и лодка резиновая. Короче, вязну во мху и деда икотой извожу.
Оказалось – несправедливо. Дедок не обманул. Вышел точно к озеру. Так себе озерцо – рваный голубой лоскуток на полгектара. И не похоже, что рыбное. Одна радость – не заблудился.
Достал я сетку и ахнул. Дома-то не посмотрел. Как дали в мешке, так в рюкзак и затолкал. Парень с работы удружил. А сам, наверно, ее с волейбольной площадки снял, наплава с кольцами прицепил и решил, что ей рыбу ловить можно. Скучно мне стало. Да делать нечего. Сам виноват.
Поставил то, что принес. Потом чайку сварил, подкрепился и лег отдохнуть. Лодку перевернул и блаженствую, как на перине. Ну и задремал.
Просыпаюсь. Мама родная! Сеть пропала. Тундра, кругом ни души. Кто ее снять мог? Разве что дух какой болотный. Быстренько бросаю лодку на воду и наворачиваю веслом, как ложкой. Подплываю – там она, родимая, только затонула. Битком набилась. Еле вытащил.
Чиры словно калиброванные, один к одному. И каждый слиточек килограмма по три, по четыре. Горбоносые красавцы. Вот и вся рыбалка.
Пришел. Увидел. Победил.
Оставалось уйти.
Тут-то морока и началась. Стал укладываться. Бросил полтора десятка в рюкзак и под завязку. Попробовал поднять – глаза на лоб лезут. А впереди… я уже говорил. Отбавил парочку, подровнял до чертовой дюжины. А тех, что остались, – в озеро, на расплод отпустил.
Любители красного словца говорят иногда: земля из-под ног уходит. Не замечал такого. И куда она может уходить – понятия не имею. А вот когда ноги в землю уходят, это я почувствовал. Стоило под рюкзак встать, и вдавил он меня, болезного. И по шляпку вогнал бы, да вечная мерзлота помешала. Вогнал до упора и гнуть начал. Медленно, но верно. Шагов двадцать сделал и чувствую, мох уже ноздри щекочет. Нет, думаю, жадность фраера сгубила. Кстати, фраер – никакое не ругательство. В переводе с английского – жених, одна интеллигентная знакомая мне объяснила. И, чтобы не сгинуть холостяком, пришлось еще три штуки выкинуть. Песцам на подкормку.
Короче, привез я всего восемь чиров. Четырех сразу дедку отдал, как договаривались, двух – подруге северной жизни, одного – еще одной знакомой, а последнего отложил – ребят с работы угостить, самого крупного выбрал. Разделил по-братски. А Гришка, тот, что сетку мне давал, требует себе персонального, за эксплуатацию снасти. Я ему объясняю, что нет у меня, дамам раздарил. А он лыбится. Предлагает назад попросить. Лихих-то глаз и стыд неймет.
Довел до того, что не выдержал я и сказал: «Поехали. Только лодку на горбу сам потащишь». Он, конечно, двумя руками – за. И вторую сеть согласен переть. Еле отговорил.
Добрались мы до озера. Хапнули гору чиров. Готовимся в обратный путь. Мне, по уговору, снасть нести, Гришке – лодку. Он по комплекции не уступит тезке своему, Распутину, здоровенный, как сарай с пристройкой. Много в мужике мяса, а жадности еще больше. Пока он упаковывался, я ушицу сготовил, сетешку на ветерке раскинул, все легче будет. Рыбы для песцов, наученный горьким опытом, брать не стал. Хищники обязаны питаться самостоятельно, иначе выродятся к тому времени, пока я жениться соберусь. А где в таком случае воротник для невесты брать? Гришку насчет песцов я тоже предупредил. Да где там, разве послушался. Мало того, что в рюкзаке из каждого кармана по хвосту торчало, он еще и к поясу трех штук приторочил.
Похлебали ушицы и тронулись. Километра не прошли, как чир с Гришкиного пояса оторвался. Гришка наклонился за ним, а рюкзак повело, ну и воткнулся бедолага в мох головой. Пришлось выкорчевывать. Ох и трудная работа – из болота тащить бегемота. Взопрел. Сели отдыхать. Курю и думаю – догадается он убавить груз или нет. Подсказывать ему бесполезно, только раздразнишь. Выжидаю. Смотрю, сидор свой теребит. Проснулся, думаю, в человеке здравый смысл. А чем все кончилось? Оказалось, орелик искал, куда чира оторванного пристроить. В рюкзаке места не нашел, так он, представляете, за пазуху его засунул.
Идем дальше. Я впереди, он сзади пыхтит. Сначала громко, потом все тише и тише. Оглядываюсь – метров на двести отстал.
Когда второй раз оглянулся, что такое? Нет Гриши! Тундра как на ладони, видно далеко, а его нет. Где он? Что с ним – в болоте утоп или грыжа вылезла? Сбрасываю рюкзак и бегу. Лежит. Отдыхает, гад. Достал из-за пазухи чира с разорванной пастью и любуется. Вырвал я у него этого инвалида, с разворота запустил, на сколько мощей хватило. И тут мой Гриша как поднимется, да как понесет на меня – свое, мол, раскидывай, а чужое добро не трожь. Не поленился, разыскал и снова за пазуху водворил.
После этого шли уже порознь. На перекурах я, конечно, пытался его поджидать. Не вставал, пока он не замаячит на горизонте. Но ожидания эти все удлинялись и удлинялись. Любому терпению приходит конец. Психанул я и почапал не оглядываясь. Тоже ведь не порожняком двигал.
Добрался до берега. Развел костер. Чай заварил покрепче, чтобы в лодке не уснуть. Нет Гриши. Мил, не мил, а закон один. Опростал рюкзак и в повторную ходку. Думаете, он где-нибудь рядышком был? Ага, разбежался. С такой-то ношей. До половины дороги вернулся, а его все нет. От разных мыслей в пот бросает. И не захочешь да вспомнишь про нечистую силу. Вдруг вижу – ползет. В самом прямом смысле, на четырех конечностях. Орден бы ему за упорство, килограммчиков этак на шестнадцать.
Смотреть на него было страшно: фотография черная, пасть оскаленная, из нутра не то рык, не то хрюканье рвется. Но стоило предложить разделить груз, и Гришка ожил. Словно нашатыря нюхнул. Слова сказать не может, а дулю к моему носу тянет. Испугался, что делить придется. Разозлиться бы на него, да налегке и по ветерку, а меня смех разбирает.
Сошлись на том, что я несу лодку, а он рыбу.
Выполз он из-под рюкзака. Спину распрямил. Смотрю, а чиров на поясе нет. Слава богу, думаю, потерял – все быстрее пойдем. И снова недооценил напарничка. В чехол к лодке пристроил.
И самое смешное, что все его муки пошли даром.
На пристани у Гриши был сейф для лодочного мотора. Запер в нем рыбу и отправился за машиной. Доплелся до дома, в коридоре сел разуться и уснул на полу. Жена тронула его, а он, как печка, пышет. Она с перепугу «Скорую» вызвала. И увезли Гришаню в больницу. Три дня без сознания провалялся. А что вы думали – поползай-ка по тундре. Но я же говорил, что он как сарай с пристройкой. Выкарабкался. Едва глаза открыл, схватился за голову и, прямо в пижаме, – к сейфу. Да поздно. Там уже от мухоты черно и дух на всю пристань. Столько добра пропало. Рыбка-то – пальчики оближешь.
Ну а рыбалка понятно какая. Неинтересная рыбалка.
Банка пива
О Гришкиной жадности знали и у него на работе, и на работе жены, и в школе, где его двойняшки учились. Химичку на пенсию провожали, ребятишкам подсказали сброситься на подарок. Он пришел в школу и стал объяснять в учительской, что, если глядеть в корень, дарят не дети, а родители, и он не обязан делать двойной взнос, его за повышенную производительность поощрять надо, а не наказывать рублем. Мелочиться на Севере не принято, стыдновато даже. А Гриша мужик принципиальный, торг развел прямо при юбилярше, не испугался. Она заявила, что никакого подарка ей не надо. В учительской разговоров на неделю. Собранные деньги возвратили детям. Мамаши-папаши честных отпрысков начали возмущаться: «Как так? Что за безобразие? Почему нашими подарками брезгуют? Если надо, мы не только на швейную машинку сбросимся, мы и путевку в Сухуми можем оплатить, пусть хороший человек отдохнет». Начали обзванивать друг друга. Попутно выяснилось, что возвращенные денежки кое-кто не донес, прикарманил. Среди нечистых на руку обнаружилась и девочка-активистка, староста класса. Снова скандал.
В общем, наделал шуму. Прославился. Мужики на работе стали называть его: «Производительный».
Кстати, на охоте этот же характер тоже во все щели пер. Детинушка здоровенный, лучшего напарника, на первый взгляд, не придумаешь. Вот и попадались мужики, как хариус на обманку. Пригласят его в связчики, Гришаня такую понягу нагрузит, нормальному человеку ее по асфальту от дома до гаража не дотащить, а им-то по кочкам да болотам, по рытвинам и ухабам. Доберутся с горем пополам до избушки, разложат барахло и выясняется, что для общего пользования герой ничего не прихватил. Только свое. А коли чего вместе добудут, то при дележке у Гришани одна присказка: «Брат Кондрат, пошли соболя брать – мне шкурку, тебе мясо».
