Брет Эллис - Правила секса

— Привет, Шон, — сказал я.

— Привет, Дент, — сказал он.

Дент? Называл ли он меня так когда-нибудь? Я размышлял об этом, пока мы ехали в город, поужинали, вернулись обратно в кампус. Он припарковался перед Бутом. Мы пошли наверх к нему. Его комната выглядела больше и пустее, чем я ее помнил. Узкая кровать, стол, кресло, шкафчик с ящиками, сломанный проигрыватель, никаких постеров, никаких фотографий, у стены в углу множество пластинок. На следующее утро я проснулся на маленьком матрасе. Он уже поднялся и, сидя в кресле, пялился в окно на утренний снегопад. Ему надо было побриться, волосы стояли торчком. Я тихо оделся. В комнате было жарко. Он помалкивал. Просто сидел в кресле и курил «Парламент». Я подошел сзади, сказать, что ухожу. Я стоял так близко, что мог бы прикоснуться к его щеке, шее, но не сделал этого. Я просто вышел. Затем, стоя в коридоре, услышал, как он запер дверь…

До Джеральда доходит, что интереса я не проявляю, но он не прекращает попыток. Смотрю в окно на снег, думаю, как меня сюда занесло. Я не знаком и с половиной пассажиров: героиновые торчки, какой-то первогодка, парочка, живущая в городе, какая-то работница закусочной, Лиззи, Джеральд, мы с Шоном и кореец.

Я слежу за корейцем — азиатским панком с искусствоведческого, с которым я, кажется, целовался в прошлом семестре, и пишет он только портреты своего пениса. Он сидит рядом со мной с другой стороны, под кайфом и все время повторяет слово «вау». Лиззи не останавливается и кружит по Мейн-стрит, затем выезжает на хайвей в сторону от Кэмдена, в поисках открытого заведения, где можно купить пиво. По кругу идет косяк, затем еще один. Мы снова теряемся. Играют Smiths, и кто-то произносит: «Выключи эту пидорскую смурь». Их сменяют Replacements с песней «Unsatisfied» [33]. Ни у кого нет удостоверения личности, так что, по общему мнению, пива не купить, поскольку у студентов Кэмдена почти всегда спрашивают удостоверение. Нас чуть не останавливает полиция. Лиззи чуть не увозит нас в озеро. Кореец все время орет: «Давайте назовем это искусством», а я все нашептываю ему в моменты затишья: «Приходи ко мне в комнату». Но когда мы возвращаемся в кампус и я жду его у себя, вместо него появляется Джеральд и раздевается; это означает, полагаю, что мне тоже надо раздеться.

Потом, когда мы в кровати, мы слышим, как кто-то стучится.

Джеральд выдает:

— Ш-ш-ш.

Я поднимаюсь, натягиваю джинсы и свитер. Открываю дверь. Это Шон, а не кореец. Он держит бутылку «Джек Дэниеле» и мафон, играющий Smiths.

— Можно? — шепчет он.

— Погоди. — За мной темнота. Ему ничего не видно. — Сейчас выйду, — говорю.

Закрываю дверь, надеваю ботинки и выхватываю пальто, какое придется, из тьмы гардероба.

— Кого там черт принес? — спрашивает Джеральд.

— Через минуту буду, — говорю.

— Ты уж постарайся, — отвечает он.

В итоге мы с Шоном бредем через лес рядом с кампусом. Идет легкий снежок и не слишком холодно, полная луна высоко в небе, и от этого земля мерцает белым светом. Smiths поют «Reel Around the Fountain» [34]. Он передает мне боттл. Я говорю:

— Я ловлю себя на мысли, что говорю с тобой, когда тебя нет. Просто разговариваю. Веду беседы.

На самом деле — ничего подобного, но мне просто кажется, что именно это и надо сказать, кроме того, он несравнимо симпатичнее Джеральда.

— Лучше б ты не втирал мне такую хуйню, — говорит он. — Как-то это мерзко. Сбивает с толку.

Потом мы занимаемся любовью в снегу. После этого я говорю ему, что у меня есть билеты на концерт REM в Ганновере на следующей неделе. Он закрывает лицо руками.

— Слушай, — говорит он, поднимаясь. — Ты прости.

— Не стоит, — говорю я. — Бывает.

— Мне не хочется с тобой идти.

— Я не хочу, чтобы все свелось к этому, — предупреждаю я.

— А я не хочу, чтобы тебе было больно.

— Да? Ну, есть ли… — Я замолкаю. — Что ты можешь с этим поделать?

Он делает паузу, потом:

— Ничего, наверно. Больше не могу.

— Но я хочу узнать тебя, — говорю я. — Хочу узнать, кто ты есть.

Он морщится, поворачивается ко мне и произносит, вначале повышая голос, а затем смягчая его:

— Никто никогда никого не узнаёт. Нам просто приходится мириться друг с другом. Ты никогда меня не узнаешь.

— Что, черт подери, это значит? — спрашиваю я.

— Это просто значит, что ты никогда меня не узнаешь, — говорит он, — пойми это. Реши вопрос.

Тишина, снег прекращается. С того места, где мы лежим, сквозь деревья нам виден освещенный, словно с открытки, кампус. Кассета выключается со щелчком, затем автоматически переворачивается. Он допивает «Джек Дэниеле» и уходит. Я в одиночестве бреду обратно в комнату. Джеральд ушел, оставив мне длинную записку о том, какой же я все-таки засранец. Но это неважно, потому что ночь получилась занятная: в снегу, бухие и без корейца.

Лорен

Все происходит довольно внезапно. Мы на зимнем карнавале в городе.

До этого мы предприняли вялую попытку поиграть в снежки на лужайке перед общим корпусом (на самом деле это я бросила снежок ему в голову; ему слепить снежок не хватило сил, не говоря о том, чтобы бросить), затем отправились в «миджете» его приятеля в город на бранч. После того как мы нацеловались на чертовом колесе и накурились в комнате смеха, я ему рассказываю. Я сообщаю ему об этом, пока мы стоим в очереди за пончиками. Я могла бы сказать ему правду, или порвать с ним, или вернуться к Франклину. Но ни один из этих вариантов в итоге не казался подходящим, и весьма вероятно, что ни один из них не сработал бы. Я таращусь на него. Он накурен и держит в руках кокаиновое зеркальце с эмблемой Def Leppard, которое выиграл, кидая бейсбольные мячи в жестяные банки из-под молока. Он улыбается, расплачиваясь за пончики.

Ш.: Что думаешь делать, когда вернемся? Я: Не знаю.

Ш.: Купим пару граммов, фильм возьмем в прокате или чего?

Я: Не знаю.

Ш.: Что такое? В чем дело? Я: Я беременна.

Ш.: Правда?

Я: Да.

Ш.: Это от меня? Я: Да.

Ш.: Это действительно от меня?

Я: Слушай, я собираюсь… «решить вопрос», так что не волнуйся.

Ш.: Нет. Не надо.

Я: Что? Почему нет?

Ш.: Слушай, у меня идея.

Я: У тебя идея?

Ш.: Давай поженимся.

Я: О чем ты говоришь?

Ш.: Выходи за меня. Давай поженимся.

Я (про себя): Это мог быть ребенок Франклина, но всегда есть вероятность, что на самом деле он от Шона. Но я уже сильно припозднилась, и беременна уже довольно давно, и мне не припомнить, когда же мы с Шоном познакомились. Другой вариант — Ноэль, хотя навряд ли, и еще это мог быть первогодка Стив, но это еще менее вероятно. Это также мог бы быть Пол. Вот и все, с кем я была в этом семестре.

Ш.: Ну?

Я: О’кей.

Шон

Мы с Лорен решили не идти сегодня на бранч, там непременно будет слишком много глаз, слишком много праздношатающихся, интересующихся, кто с кем ушел со вчерашней вечеринки, поздним утром в столовой будет холодно и темно, а люди, поняв в итоге, с кем они провели ночь, будут с сожалением таращиться на сырые французские тосты; там будет слишком много знакомых. Поэтому на бранч мы отправились в «Брассери» на окраине города.

В «Брассери» была Роксанн, но без Руперта. Там была Сьюзен Гринберг с мудилой Джастином. Пол Дентон сидел в углу с этой лесбой Элизабет Силан с театрального и каким-то парнем, который, кажется, вообще не учился в Кэмдене. В конце зала заседал препод, которому я точно должен был по крайней мере четыре работы. Городской, которому я доставал драгсы, стоял около джукбокса. Полная реализация паранойи.

Мы с Лорен сели, посмотрели друг на друга и прыснули. За «кровавой Мэри» я понял, как же сильно хочу жениться на Лорен и как сильно хочу, чтобы она за меня вышла. А после еще одного коктейля — как сильно хочу, чтобы у нее был мой сын. После третьего коктейля все это показалось попросту веселой затеей, а не клятвенным обещанием, которое непросто будет выполнить. В тот день она выглядела по-настоящему красивой. До этого мы накурились и теперь помирали с голоду. Она не сводила с меня бешено влюбленных глаз и ничего не могла с этим поделать, и мне было приятно таращиться на нее; мы много съели, и я наклонился вперед и поцеловал ее в шею, но остановился, когда заметил, что кто-то глядит на наш столик.

— Поедем куда-нибудь, — сказал я ей, когда она оплатила счет. — Давай уедем с кампуса. Мы можем поехать куда-нибудь и там все устроить.

— О’кей, — сказала она.

Лорен

Мы отправились в Нью-Йорк к моим друзьям, которые закончили учиться, когда я была на втором курсе. Они теперь женаты и живут в лофте на Шестой авеню в Виллидже. Мы приехали на «миджете» его приятеля, и они разместили нас в свободной комнате. Мы остановились у них, потому что у Шона не было денег на гостиницу. Но и без этого все получилось как нельзя лучше. Комната была просторная, с массой укромных уголков, но в итоге это не играло особой роли, потому что я все еще немного волновалась при мысли о том, чтобы действительно выйти замуж, надеть подвенечный наряд или даже стать матерью. Но после двух дней со Скоттом и Анной я стала нерешительней, а будущее стало казаться дальше и туманней, чем в тот день на зимнем карнавале. Сомнения пустили корни.