Джеймс Олдридж. - Дипломат
Мак-Грегор сказал, что нет, не надоел.
– Джон обычно видит в других то, что должен был бы искать в самом себе, – продолжала Джейн Асквит. – Он претендует на такое знание людей, что, я думаю, ему порой становится страшно самого себя.
– Не делай ты из меня пугала! – взмолился Асквит.
– А ты не будь таким грубияном, – спокойно ответила она.
– И, пожалуйста, не опекай Мак-Грегора, – сказал Асквит. – Он достаточно умен, чтобы обходиться без няньки.
– Будь он умен, он не слушал бы вас, – сказала Кэтрин.
– Вы лучше ее не слушайте, Мак-Грегор! – Асквит остановился перед ней и склонил голову набок, словно вглядываясь в картину. – Кэтрин похожа на святую Веронику, – сказал он. – Она могла бы отереть пот с вашего чела и благоговейно хранить отпечаток вашего лика на своем носовом платке, но попадитесь только к ней в лапки, и от этого вашего лика останется одно воспоминание: она превратит его в копию своего собственного. Вот она какого высокого мнения о себе! – сердито закончил он.
– А кто такая эта святая Вероника? – спросила Кэтрин, чтобы подразнить его.
Асквит мотнул головой, словно невежество Кэтрин было непростительным грехом. – Вероника отерла Христу пот лица по дороге на Голгофу, – сказал он.
– Никогда о ней не слыхала.
– Если вы попадете в Ватикан, – нетерпеливо поучал Асквит, – вы и сейчас сможете увидеть там покрывало с отпечатком лика Христа. Как-то раз я осматривал Ватикан с одним знаменитым итальянским биологом и совершил грубую ошибку. Я попросил его на плохом итальянском языке показать мне Вероничеллу. Прошло немало времени, пока я понял, почему мой друг биолог так поспешно покинул меня, не сказав ни слова. Оказалось, что Вероничелла – это название какого-то слизняка из семейства брюхоногих и не имеет ничего общего со священным покрывалом.
– Как это на вас похоже! Обдумываете целыми месяцами всякие каверзы только для того, чтобы перенести вашу войну против папизма на территорию противника, – съязвила Кэтрин.
Джейн попросила мужа не богохульствовать.
– Богохульствовать? – возмутился Асквит. – Я низвергаю идолов!
– Разве при этом необходимо проявлять такую неистовую кровожадность? – сказала Кэтрин.
– Неужели я кровожаднее крестоносцев, разящих мечом?
Джейн Асквит принесла коньяк и рюмки.
– Может быть, хоть это угомонит тебя, – сказала она. – И налей мистеру Мак-Грегору.
Асквит разлил коньяк по рюмкам и сказал: – Вы ведь не пьете этого снадобья, Мак-Грегор?
– Нет, коньяк я пью, – ответил Мак-Грегор. – Я не люблю виски.
– Удивляюсь, как это вы вкушаете от сего. Вы кажетесь таким благочестивцем.
– Я благочестив и смиренномудр, – сказал Мак-Грегор, зная, что если он не подхватит шутки, Асквит не даст ему покоя.
– Вероятно, ваш отец был пьяница, – не отставал от него Асквит.
– Насколько мне известно, нет.
– Одна крайность обычно проистекает из другой. Возьмите моего братца лорда Кэчелота. Спортсмен и выпивоха, пьян от рождения. А его дети глупеют от чрезмерной умеренности – и все из-за постоянного пьянства папаши. Убеждал его сократиться, чтобы и дети его могли в свою очередь немножко покутить, но он называет их трезвыми дураками и лезет из кожи вон, чтобы преподать им дурной пример.
– Единственная беда Филиппа – это подагра, – сказала Джейн. – Вовсе он не пьяница.
– Ты его защищаешь, потому что он видный мужчина.
– Филипп, по крайней мере, хорошо ездит верхом, – заметила Кэтрин Клайв.
– Верховая езда – занятие для самовлюбленных фанфаронов!
– И потом он остроумен.
– Набитый болван, шут!
Мак-Грегор не принимал участия в разговоре Кэтрин Клайв, Джона и Джейн Асквит о нравах и безнравственности, о вкусах, доходах и развлечениях их родственников и друзей, которых он не знал и которые не принадлежали к его кругу. С их стороны это вовсе не было проявлением невоспитанности. Наоборот, они как бы показывали, что Мак-Грегор свой человек и что к нему хорошо относятся. Мак-Грегор чувствовал это и при случае кивал и улыбался, понимая, что это мир Кэтрин, а не его мир и никогда его миром не будет. Но Кэтрин снова вовлекла его в разговор.
– Вам не надоели наши сплетни, мистер Мак-Грегор? – спросила она.
Вот теперь она хочет выставить его дураком. – Почему же они должны мне надоесть? – сказал он.
– Ведь вы не знаете этих людей.
– Нет, не знаю. – Он сдерживался, потому что любой более резкий ответ задел бы и хозяев.
– А кто ваши знакомые в Лондоне? – спросила она.
– Самые обыкновенные люди.
– Но кто они? Похожи на вас? Такие же осторожные?
– Да, пожалуй, не такие сумасброды, как ваши друзья.
– Они, должно быть, ужасно скучные!
Кэтрин продолжала то издеваться, то поддразнивать его, то вдруг смягчалась, то начинала злиться. Мак-Грегор не понимал, почему она так стремится противоречить ему, задеть его. Чтобы лучше понять причуды Кэтрин, он мысленно оглядывался на свои прошлые краткие знакомства с женщинами. Но те две женщины, с которыми он мог ее сравнить, были неизмеримо спокойнее и приятнее, чем Кэтрин Клайв, и совершенно не похожи на нее ни своими привычками, ни чертами характера. И, однако, обе, он должен был признаться, не внесли в его жизнь покоя, хотя и по совершенно другой причине. Одна из них, бледная тихая шведка Малин Альвинг, сама искала знакомства с ним, когда он учился на первом курсе колледжа. Малин была на втором курсе геологического факультета, и она всегда ставила его в тупик, потому что ожидала от него гораздо больше того, что он мог дать ей. Он был рад, когда она вернулась в Швецию, а вот если Кэтрин уедет из Москвы, это его не обрадует. Вторая из его мимолетных знакомых была англичанка, такая же спокойная, приветливая и участливая, как Джейн Асквит, и полная противоположность Кэтрин. Однако и эту женщину он предпочел бы забыть. Она была женой одного из геологов на нефтепромыслах, и между ней и Мак-Грегором возникла в те годы молчаливая дружба, в основе которой лежало то, что она сразу же поняла, как он тяготится жизнью на промыслах. Между ними никогда не было близости, но чем тяжелее было у него на душе, тем больше нуждался он в присутствии и дружбе этой женщины. Жизнь в знойном сеттльменте заставляла их отношения казаться более значительными, чем они на самом деле были, и Мак-Грегору хотелось позабыть об этом. Но когда на Кэтрин Клайв находил вот такой стих, как сейчас, сравнение напрашивалось само собой, хотя это не помогало ему разгадать ее. Это только усиливало его раздражение, потому что, сравнивая Кэтрин с Малин Альвинг и с той англичанкой, он видел, что она гораздо темпераментнее и сложнее. Она не была похожа ни на одну из них и ни на кого другого.
Кэтрин сидела теперь рядом с ним, поддерживая локти ладонями, чуть сгорбившись.
– Ну, мне пора идти, – сказала она. – Не помню, когда я ложилась в постель раньше полуночи.
– Да, у вас усталый вид, – сказала Джейн Асквит.
– Вы сегодня вернулись домой в два часа ночи, – сказал Джон Асквит. – Я слышал.- Вот неправда – сказала Кэтрин, – Я была с Джебом Уилсом, и он привез меня еще до двенадцати.
– Ну, значит, это Уилс уходил.
– Вы меня этим не смутите! – сказала она.
– Неужели вам обязательно так часто дежурить по утрам? – спросила Джейн Асквит.
– Я люблю рано кончать работу, Джейн. Мне не сидится весь день в посольстве, как это подобало бы добропорядочному чиновнику. Как ни жалко, но придется оставить вас наедине с Джоном.
– Ничего, Мак-Грегор с ним справится.
– Нет, мне тоже пора, – сказал Мак-Грегор.
– Да?
– Не задерживай Мак-Грегора, Джейн. Без сомнения, ему есть о чем поговорить с Кэтрин.
– Вы всегда у нас желанный гость, – сказала ему Джейн Асквит. – Заглядывайте к нам. – Она взяла со столика какую-то книгу. – Не забудьте вашу персидскую книгу, Кэти, – сказала она и подхватила на руки откуда-то появившуюся собаку.
Асквит отпер дверь, и Мак-Грегор простился с ними.
– Я бы не прочь постоять здесь и послушать ваш разговор, – сказал Асквит. Жена мягким движением потянула его за локоть и заперла дверь.
Когда они вышли на обледенелый подъезд, Мак-Грегор взял Кэтрин под руку. Она крепко прижалась к нему, потому что было темно и скользко.
– Вам, должно быть, кажется, что я порядочная злюка! – высказала она вслух мысль, которая, казалось, давно не давала ей покоя.
– Почему?
– Да бросьте вы этот ваш всепрощающий тон! – сказала она.
– Вы что же, хотите, чтобы мы поссорились?
– Если это будет нужно. Ведь вам досадно, что я с вами спорю.
– Я об этом и не заикался. – Мак-Грегор не принимал се слов всерьез.
– Ну, конечно, не заикались, но у вас такой задумчивый, проникновенный вид, что мне хочется дать вам тумака. И все ваши доводы ошибочны.
– Вы не так давно предупреждали меня, чтобы я не верил всем обвинениям, которые возводятся на русских.
