Гийом Мюссо - Сентрал-парк

Солнце медленно выползало на небо.

Я взглянула вдаль и зажмурилась, ослепнув от серебристого сверканья озера. Что там делает доктор, я не смотрела. Отошла от машины и двинулась по дорожке вдоль озера.

От озера веяло безмятежностью и покоем, оно было мощным и великолепным. Вблизи вода была прозрачной и казалась сине-бирюзовой.

Я все-таки обернулась. Кейн уже виделся силуэтом в конце аллеи. Достаточно далеко, чтобы помешать.

Я взяла «Глок» и глубоко вздохнула.

Внутри себя я чувствовала только пустоту и усталость. Скольжение вниз, которое началось много лет назад, подходило к концу.

Я прикрыла глаза. Поползли обрывки истории, конец которой я хорошо знала. В глубине души я была твердо уверена, что моя жизнь кончится именно так.

Свободным выбором в одиночестве.

Так же, как я всегда старалась жить.

28

Одним лишь сердцем

Только те дороги чего-то стоят, которые ведут внутрь нас.

Я вложила холодный ствол в рот.

Я хочу остаться собой. Не хочу быть женщиной с мертвой памятью. Не хочу быть больной, которую держат в больничной палате.

Хочу до конца сохранить право решать, как мне жить.

Сохранить ясное сознание.

И никто не смеет отнять у меня это право!

Мою последнюю свободу.

Закрыв глаза, я вновь перебрала счастливые дни, которые прожила с Полем. Десятки снимков. Их подхватывал ветер и уносил к небу, открывая путь туда и мне.

И вдруг я увидела своего мальчика, он держал отца за руку. Мальчика, которому мы так и не выбрали имени, и он навсегда так и остался безымянным. Мальчика, которого я никогда не увижу, но чье личико так хорошо всегда себе представляла.

Они рядом со мной, эти двое мужчин моей жизни, в благодатном полумраке. Я не открывала глаз, не вынимала изо рта дуло пистолета, держала палец на спусковом крючке, готовясь нажать. Готовясь уйти к ним.

Мальчик отпустил руку Поля и сделал несколько шагов ко мне. Какой он красавец! Он уже не младенец. Он уже маленький мальчик. В клетчатой рубашечке и закатанных штанишках. Сколько ему? Года три? Или даже четыре. Меня завораживает его чистый взгляд, наивный, невинный. Сколько обещаний и сколько дерзновений я читаю в этом взгляде.

— Мама, я боюсь, идем со мной, пожалуйста!

Он зовет меня. Он протягивает мне руку.

«А я? Я тоже боюсь».

Какое мощное притяжение. Рыдания перехватывают мне горло. И все же я знаю, что ничего этого нет. Что все это лишь игра моего воображения.

— Иди же, мама! Пожалуйста!..

«Иду!»

Палец сгибается на спусковом крючке. Бездна открывается передо мной. Я чувствую, как растет, как больно теснит меня неполноценность, которая поселилась во мне с самого детства.

Моя история — это печальная история одинокой девочки, которой так и не нашлось места нигде. Человеческая бомба приготовилась взорваться. Скороварка всегда под давлением, скороварка, в которой вечно кипят обида, неудовлетворенность, желание стать другой.

«Нажми. Нажми на курок. Боль и страх сразу же исчезнут. Сделай это сейчас. У тебя хватит мужества, трезвости и усталости. Сейчас самый подходящий момент».

Вибрация у моего бедра.

Это в кармане вибрирует мобильник.

Я пытаюсь не обращать на него внимания, но Поль и мой мальчик уже исчезли. Вместо пронзительной печали снова вспыхивает гнев. Я открываю глаза, вытаскиваю изо рта пистолет и с яростью нажимаю клавишу. И слышу голос Гэбриэла.

— Не делай этого, Алиса!

Я оборачиваюсь. Кейн в пятидесяти метрах от меня, он подходит все ближе.

— Разговор закончен, Гэбриэл.

— Нет. Я так не считаю.

В отчаянии я начинаю орать:

— Оставьте меня в покое, слышите?! Испугались за свою карьеру? Пациентка раскроила себе голову на территории вашей великолепной клиники? Какой пассаж! Какое безобразие! Этого вы боитесь?

— Вы вовсе не моя пациентка, Алиса.

Я смотрю, не понимая.

— Как это?

— Думаю, вы тоже знаете это правило. Врач не имеет права влюбляться в того, кого лечит.

— Последняя попытка, Кейн? И весьма патетичная!

— А как вы думаете, почему я ввязался в эту рискованную историю? — заговорил он, приближаясь ко мне еще на шаг. — Меня словно что-то толкнуло, как только я увидел вас лежащей на скамейке.

— Чушь какая!

— Я не играю, Алиса.

— Мы даже не знакомы.

— А мне кажется, наоборот. Мне кажется, мы с вами хорошо узнали друг друга.

Я его оттолкнула.

— Вы, который волочится за каждой юбкой, в меня влюбились? «Девушка в каждом порту» — я не забыла вашего девиза.

— Пустые слова вымышленного персонажа.

— Да вы тянетесь ручонками ко всему, что движется!

— Я глаз не могу оторвать от вас, Алиса. Мне по душе ваш дурной характер, ваша готовность всегда дать отпор. Мне ни с кем еще не было так здорово, как с вами.

Я уставилась на него и не могла выговорить ни слова. Кейн говорил подкупающе искренне, и я просто онемела. Вообще-то он и впрямь ради меня рисковал своей шкурой. А вчера вечером я вполне могла его продырявить.

А он все продолжал говорить:

— Мне так хочется быть с тобой, рассказать о книгах, которые я люблю, показать квартал, где я вырос, приготовить тебе по моему собственному рецепту макароны с сыром и трюфелями, я…

И снова меня стали душить рыдания, слезы застилали глаза. В словах Гэбриэла звучала такая нежность, что мне захотелось довериться ему и согреться. Я вспомнила, как впервые увидела его на той самой скамейке в Сентрал-парке. Тогда мы с ним стали напарниками. Вспомнила, как в магазине, завернувшись в плащ, он показывал фокусы, забавляя ребятишек…

Но я оборвала его излияния:

— Женщина, которую, как вам кажется, вы полюбили, Гэбриэл… Она через несколько месяцев, как вам известно, исчезнет. Не будет вас узнавать, станет обращаться к вам безличным «месье», и ее придется запереть в больничной палате.

— Возможно, и так, но совсем не обязательно. И я готов пойти на этот риск.

Я отбросила телефон, все равно батарейка у него сдохла.

Но Гэбриэл уже стоял передо мной, метрах в десяти.

— Если кто-то и может начать эту борьбу, то только ты.

Он стоял уже в нескольких сантиметрах.

— В этой борьбе от меня ничего не зависит.

— Мы будем бороться вдвоем, Алиса! Мы ведь неплохая команда, правда?

— Мне страшно. Страшно, и все…

Яростный порыв ветра поднял клуб пыли, и золотые иголки лиственниц задрожали. Холод обжег мне пальцы.

— Я знаю, что это трудно, но вот увидишь…

Увидишь…

Вот увидишь, будут ясные дни. И пасмурные, сплошь в тучах.

Будут дни сомнения, дни страха, долгие безрадостные часы ожидания в больничных приемных, пропахших лекарствами.

Будут минуты отдыха, весенние минуты, детские, юношеские, когда ты даже не вспомнишь о болезни.

Как будто ее никогда и не было.

Жизнь будет продолжаться.

И ты будешь крепко держаться за нее.

Будет теплый голос Эллы Фицджеральд, будет гитара Джима Холла, печальная песня Ника Дрейка, прилетевшая из прошлого.

Будут прогулки по берегу моря, запах скошенной травы, краски закатного неба.

Рыбная ловля в часы отлива.

Теплый шарф, спасающий от ветра.

Замки из песка, устоявшие против соленых волн.

Слойки с лимоном на ходу в лабиринтах улочек Норт-Энда.

Будет дом на тенистой улице. Фонари в ореоле мерцающего света. Рыжая кошка, прыгающая на колени. Большая добрая собака.

Будет зимнее утро, когда я закопаюсь и буду опаздывать на работу.

Скачусь по лестнице через три ступеньки. Поцелую тебя на лету. Подхвачу ключи от машины.

Дверь, мостовая, заурчавший мотор.

И только остановившись на первом светофоре, рассмотрю, что вместе с ключами прихватил еще и соску.

Вот увидишь, чего только не будет!

Пот, кровь, первый крик малыша.

Обмен взглядами.

Союз, заключенный навеки.

Бутылочка каждые четыре часа, стопки пеленок, памперсы, дождь за окном, солнце в сердце.

Вот увидишь…

Пеленальный столик, маленькая ванночка, отит за отитом, куча плюшевых мишек, колыбельные вполголоса.

Улыбки, прогулки в парке, первые шаги, трехколесный велосипед.

Прежде чем заснуть, обязательно сказка о принце, который победил дракона.

Дни рождения. Возвращения из школы. Игра в ковбоев. Персонажи из мультиков на холодильнике.

Игра в снежки, фокусы-покусы, хлеб с вареньем на полдник.

Время будет лететь.

И опять курсы лечения в больнице, осмотры, исследования, анализы, тревоги и новые методы лечения.

И каждый раз ты снова будешь идти в битву с бьющимся сердцем, чувствуя сосущий страх под ложечкой, вооруженная единственным и самым надежным оружием — своим желанием жить.