Чарльз Буковски - Женщины
Я сунул ей пакет:
– На. Повернулся и пошел.
– Ты мерзкая мерзкая мерзкая сволочь! – орала она мне вслед.
Она швырнула в меня пакетом. Тот ударился в спину. Сара развернулась и вбежала в дом. Я посмотрел на помидоры и огурцы, разбросанные по земле в лунном свете. На какой-то миг подумал: может, подобрать? Повернулся и ушел.
93
Удалось срастить чтения в Ванкувере, 500 долларов плюс билет и проживание. Спонсор, Барт Макинтош, дергался насчет пересечения границы. Я должен был лететь в Сиэтл, Макинтош меня встретит, и мы переедем на ту сторону на его машине, а потом, после чтений, я уже сяду в самолет из Ванкувера в Л.А. Я не совсем понял, что все это означает, но сказал «ладно».
И вот я опять в воздухе и пью двойную «водку-7». Сижу с коммивояжерами и бизнесменами. У меня с собой чемоданчик с запасными рубашками, исподним, носками, 3 или 4 книжками поэзии – а также отпечатанные на машинке 10 или 12 новых стихов. И зубная щетка с пастой. Смешно куда-то ехать, чтобы тебе платили за читку стихов. Мне это не нравилось и всегда поражало, насколько это глупо. Пахать, как мул, пока не стукнул полтинник, на бессмысленных, подлых работах – и вдруг неожиданно запорхать по всей стране этаким оводом со стаканом в руке.
Макинтош ждал меня в Сиэтле, и мы сели к нему в машину. Поездка сложилась ничего, поскольку ни он, ни я слишком много не болтали. Литературный вечер финансировался частным лицом – я предпочитал такие чтения тем, за которые платит университет. Университеты напуганы; среди всего прочего, они боятся поэтов из низов, но, с другой стороны, им слишком любопытно, чтобы такого проморгать.
У границы ждать пришлось долго: скопилась сотня машин. Пограничники просто-напросто волынили. Время от времени выдергивали из ряда какую-нибудь колымагу, но обычно ограничивались одним-двумя вопросами и махали публике: мол, проезжайте. Я не понимал, чего Макинтош так нервничал.
– Мужик, – сказал он, – мы прорвались!
Ванкувер лежал недалеко. Макинтош остановился перед гостиницей. Хорошая. У самой воды. Мы получили ключ и поднялись. Приятный номер с холодильником, и – спасибо некой доброй душе – в холодильнике стояло пиво.
– Возьми себе, – сказал я. Мы сели и присосались к пиву.
– Крили[22] был здесь в прошлом году, – сказал он.
– Вот как?
– Тут что-то вроде кооперативного Центра искусств, он самоокупаемый. У них большие членские взносы, помещение снимают и все такое. Твое шоу все уже распродано. Силверс сказал, что мог бы кучу денег заработать, если б задрал цену на билеты.
– Силверс – это кто?
– Майрон Силверс. Один из директоров. Тут начиналось скучное.
– Я могу повозить тебя по городу, – предложил Макинтош.
– Не стоит. Я и пешком могу.
– Как насчет пообедать? Контора платит.
– Сэндвича вполне достаточно. Я не голоден.
Я прикинул: если выманить его наружу, я смогу его бросить, когда поедим. Не то чтобы он нехорош – просто большинство людей меня не интересуют.
Мы нашли место в 3 или 4 кварталах. Ванкувер – чистенький городок, и люди на вид не такие жесткие, как в большом городе. Ресторан мне понравился. Но, заглянув в меню, я заметил, что цены процентов на 40 выше, чем в моем районе Л. А. Я съел сэндвич с ростбифом и выпил еще одно пиво.
Хорошо оторваться от Штатов. Есть разница. Женщины выглядят лучше, всё как-то спокойнее, не так фальшиво. Я доел сэндвич, затем Макинтош отвез меня назад в гостиницу. Я расстался с ним у машины и поднялся на лифте к себе. Принял душ, одеваться не стал. Постоял у окна, посмотрел вниз, на воду. Завтра вечером все кончится, я получу деньги и к полудню снова окажусь в воздухе. Жалко. Я выпил еще 3 или 4 бутылки пива, затем лег в постель и уснул.
На чтения меня привезли на час раньше. В зале стоял и пел молоденький пацанчик. Пока он пел, публика не переставая разговаривала. Звякали бутылки; хохот; хорошая пьяная толпа; как раз по мне. За сценой мы выпили – Макинтош, Силверс, я и парочка еще кого-то.
– Ты – первый мужчина-поэт, который к нам в последнее время попал, – сказал Силверс.
– То есть как это?
– Ну то есть у нас была долгая череда одних педаков. Это перемена к лучшему.
– Спасибо.
В общем, я им выдал. К концу я был пьян, они – тоже. Мы попререкались, мы поогрызались друг на друга, но в основном все было нормально. Мне вручили чек еще до начала, и это несколько способствовало манере чтения.
После этого в большом доме устроили пьянку. Через час или два я обнаружил себя меж двух женщин. Одна блондинка, будто выточенная из слоновой кости, с прекрасными глазами и красивым телом. Она пришла со своим приятелем.
– Чинаски, – сказала она через некоторое время, – я иду с вами.
– Минуточку, – ответил я, – а как же ваш приятель?
– На фиг, – сказала она, – да он – никто! Я иду с вами!
Я посмотрел на мальчонку. В глазах у него стояли слезы. Он весь дрожал. Влюблен, бедолага.
У девушки по другую сторону волосы были темные. Тело такое же хорошее, но в смысле привлекательности фасада уступала.
– Пойдемте со мной, – сказала она.
– Что?
– Я сказала, возьмите меня с собой.
– Минутку.
Я снова повернулся к блондинке:
– Послушайте, вы прекрасны, но я с вами пойти не могу. Мне не хочется делать больно вашему другу.
– Да пошел он на хуй, этот сукин сын! Он говно. Темноволосая девушка тянула меня за руку:
– Сейчас же берите меня с собой, а не то я ухожу.
– Ладно, – ответил я, – пошли.
Я нашел Макинтоша. Не похоже, чтобы он был чем-то занят. Наверное, не любил вечеринок.
– Давай, Мак, отвези нас в гостиницу.
Принесли еще пива. Темноволосая сказала, что ее зовут Айрис Дуарте. Наполовину индеанка и работала «танцовщицей живота», как она выразилась. Она встала и потрясла им. Недурно.
– Для полноты эффекта нужен костюм, – сказала она.
– Мне? Не нужен.
– Нет, мне нужен, чтобы хорошо выглядеть. Она и походила на индеанку. Нос и рот индейские.
Года 23, темно-карие глаза, говорила тихо – и великолепное тело. Она прочла 3 или 4 моих книжки. Ладно.
Мы выпивали еще с часик, затем отправились в постель. Я повыедал ее, но, когда оседлал, сумел только двигать и двигать, без всякого результата. Очень жаль.
Утром я почистил зубы, поплескал на физиономию холодной водой и вернулся в постель. Начал заигрывать с ее пиздой. Она увлажнилась – я тоже. Я влез. Вкрутил его, думая про ее тело, про это крепкое юное тело. Она приняла все, что я мог ей дать. Теперь все получилось. Теперь все просто очень получилось. Затем Айрис отправилась в ванную.
Я вытянулся на спине, думая о том, как все хорошо вышло. Айрис вернулась и снова забралась в постель. Мы не разговаривали. Прошел час. Потом мы сделали все заново.
Мы почистились и оделись. Она дала мне свой адрес и телефон, я оставил свои. Я ей, кажется, взаправду понравился. Макинтош постучался минут через 15. Мы подбросили Айрис до перекрестка рядом с ее работой. Выяснилось, что на самом деле она работает официанткой; танец живота пока был мечтой. Я поцеловал ее на прощанье. Она вышла из машины. Обернулась и помахала, потом ушла. Я наблюдал за этим телом, пока оно уходило от меня.
– Чинаски снова набрал очки, – сказал Макинтош по пути в аэропорт.
– Подумаешь, – ответил я.
– Да мне и самому повезло, – сказал он.
– Да?
– Да. Мне досталась твоя блондинка.
– Что?
– Да, – засмеялся он, – правда.
– Вези меня в аэропорт, скотина!
Я уже три дня торчал в Лос-Анджелесе. На тот вечер у меня было назначено свидание с Деброй. Зазвонил телефон.
– Хэнк, это Айрис!
– О, Айрис, вот так сюрприз! Ну, как оно?
– Хэнк, я лечу в Л. А. Я еду повидаться с тобой!
– Клево! Когда?
– Вылечу в среду, перед Днем благодарения.
– Благодарения?
– И смогу остаться до следующего понедельника!
– Ладно.
– У тебя ручка есть? Записывай номер рейса.
В тот вечер мы с Деброй ужинали в приятном местечке на самом берегу моря. Столики не теснились друг к другу, а кухня была морская. Мы заказали бутылку белого вина и стали ждать еду. Дебра выглядела получше, чем раньше, но сказала, что работа ее грузит. Она собиралась нанять еще одну девушку. А найти кого-нибудь добросовестного трудно. Люди такие неумехи.
– Да, – сказал я.
– Сара не появлялась?
– Я ей звонил. У нас произошла небольшая размолвка. Я ее как бы залатал.
– А ты виделся с ней после Канады?
– Нет.
– Я заказала двадцатипятифунтовую индюшку на Благодарение. Сможешь разрезать?
– Конечно.
– Только не пей сегодня слишком. Ты же знаешь, что бывает, когда ты много выпьешь. Ты становишься мокрой лапшой.
