Роберт Крейг - Грязные танцы
– На открытом воздухе чипсы и соленая рыба – самая вкусная еда, – сказала Наташа.
Капля дождя упала на газету, в которую была завернута рыба.
– Кажется, только моросит. Думаешь, дождь усилится?
Оба посмотрели на небо.
– Не-а, – уверил Джоффри.
В следующие несколько секунд дождь хлынул, словно вода из бачка в туалете. Наташу заинтересовал разговор: проститутка толковала с клиентом сквозь опущенное окно машины.
– Почему это из-за дождя должно быть дешевле? – спрашивала она мужчину.
Тот отвечал:
– Потому что я даю тебе возможность спрятаться от него. Так что это я оказываю тебе услугу.
Женщина крикнула, обходя машину, чтобы сесть на пассажирское сиденье:
– И почему мне достаются одни жадные ублюдки, лучше бы попался извращенец!
Джоффри и Наташа выбросили промокшие остатки еды, и Джоффри воспользовался моментом, чтобы просчитать самый короткий путь к припаркованной машине.
Находиться в этой машине всегда было суровым испытанием, но в мокрой одежде стало еще хуже.
Автомобиль не заводился. Двигатель не удосужился хотя бы из любезности подать голос.
– Что теперь делать? – спросила Наташа.
Его квартира была ближе, чем ее. Они побежали, Наташа держала свой плащ над ними, как накидку, а рука Джоффри лежала на ее талии, чтобы прижаться к ней как можно ближе. Но дождь был слишком сильным, чтобы плащ их защитил, так что к тому моменту, когда они достигли дома Джоффри, оба насквозь промокли. Их частое дыхание сливалось со смехом. Слипшиеся волосы, влажная кожа, улыбки – они еще не видели друг друга более сексуальными. Но поцелуй оказался чуть менее страстным, поскольку оба замерзли.
«Я так и знала!» – сказала бы Анна. И Наташа не нашлась бы, что ей ответить.
Счастливый Джоффри возился с ключами, слишком долго – из-за собственной неуклюжести и замерзших пальцев.
– Мне надо высушить одежду. Которая твоя комната?
Джоффри вспомнил, как выглядит его комната изнутри: голая лампочка, зеленовато-серые обои и разношерстная мебель. Контраст пустоты и беспорядка. Пожалуй, даже полицейские не стали бы помещать заключенного в такие условия. Наташа наверняка усомнится в его чувствах, когда он приведет ее туда.
Джоффри помедлил:
– Ты заметила, мы не говорили ни о деньгах, ни о работе на протяжении целого вечера, я знал, что это возможно.
В ответ Наташа улыбнулась, – но улыбка на самом деле не отражала ее мыслей. Потом Джоффри впустил ее в комнату.
Он сразу включил электрический камин на полную мощность. Наташа сняла плащ, пригладила волосы назад и огляделась в поисках места, куда сесть. Ей стало еще холоднее.
– Тут ты живешь? – вопрос был риторическим, и она не дала ему возможности ответить. – Но ведь ты не захочешь жить так всю жизнь. Деньги дают свободу, комфорт и отсутствие тревог.
Джоффри поставил чайник. У него оставалось два последних пакетика чая. Изнутри его кружку покрывал серый налет.
– Я этого и не отрицаю, – ответил он. – Но очень важно также душевное равновесие. Я всегда хотел найти такой способ существования, который сделает меня счастливым. – Он понаблюдал некоторое время за чайником, несмотря на то что тот еще не мог нагреться. Наташа смотрела на камин.
– Он включен, Джофф?
Наташа наклонилась вперед, протянула руки к огню, настолько близко, что почти коснулась его – едва теплый.
– Он должен прогреться, – сказал ей Джоффри.
Она встала за его спиной, близко. Он все еще смотрел на чайник, не решаясь встретиться с ней взглядом.
– Здесь промозгло. Ты же не можешь сказать, что обстановка не влияет на то, счастлив ты или нет.
Ответом Джоффри была дрожь. Не от холода. Он увидел, что Наташа делает шаг назад.
– Мне пора домой.
– Только не это! – Он зажмурил глаза.
Наташина рука легла на дверную ручку.
– Мне нельзя подхватить простуду. Я не могу себе позволить не работать. Спустись вниз и вызови такси.
Джоффри повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо, его глаза слезились оттого, что Наташа была так близко, дождевые капли все еще стекали по его щекам.
Девушка сказала:
– Не надо быть таким несчастным. Если бы ты знал, что я о тебе думаю, ты был бы польщен.
– Ты ведь не захочешь встретиться со мной снова?
– Я не могу. Мы действительно хорошо провели время сегодня. В тебе есть все то, что я искала. До сих пор. Я думаю, что ты… на самом деле… Это бесполезно.
– Что бесполезно? Ты назвала причину, по которой мы должны быть вместе, но ты не хочешь, чтобы мы были вместе. Я не понимаю. Ты знаешь, как редко выпадает такой шанс?
Наташа заставила себя не отворачиваться от него.
– Клянусь, я все понимаю не хуже, а даже лучше тебя. Но романтика – это роскошь, и я готова принести ее в жертву ради более практичных вещей.
– Я не думаю, что романтика – это роскошь, – произнеся это, Джоффри понял, что проиграл.
Замерзший. Мокрый. Безнадежный. Жалкий.
Она открыла дверь.
– Вызови мне такси.
– Останься, ну пожалуйста.
Девушка вышла со словами:
– Я не могу. Я должна быть рассудительной хотя бы раз в жизни.
Как только Наташа приехала домой, она позвонила Анне, которая все еще была у Ричарда. Та взяла трубку. Наташа рассказала ей о комнате Джоффри.
– Я не могу там жить, мне не подходит человек, который с этим мирится.
– Ты меня удивляешь.
– Неужели? – спросила Наташа.
Потом подумала и сказала:
– Ты права. Как вечеринка?
– Как жаль, что ты не приехала, – произнесла Анна, и в ее тоне обнаружились отчаяние и паника.
Наташа приняла душ. Она переоделась и устроилась у обогревателя с чашкой кофе, благоразумно вспоминая лишь приятную часть свидания с Джоффри.
Она пошла спать, не чувствуя особого желания, но ей не хотелось и бодрствовать, когда вернется Анна.
Наташа знала, что услышит достаточно о вечеринке у Ричарда завтра утром. Она думала, что не сможет заснуть, но под пуховым одеялом оказалось так тепло и уютно. Она спала крепко.
Глава тридцать седьмая
Всю вечеринку Анна наблюдала за Ричардом и заметила, что он делает то же самое. Он ей подмигивал. Она улыбалась. Он послал ей воздушный поцелуй, она – незаметно для других – показала ему фигу, нарочно, чтобы его позлить. Анна не нервничала из-за прочих гостей, но была осторожна в выборе слов. И не набрасывалась на еду, как обычно. Самым тяжелым испытанием для нее было не высказывать открыто то, что у нее на уме. Ее прямота была тем качеством, за которое незнакомцы частенько отпускали ей комплименты, но на деле это порождало трения, неловкость или даже открытую вражду. Когда люди говорили ей: «Что ж, по крайней мере ты честна», – на самом деле имели они в виду «ну ты и стерва». Даже когда она знала, что говорит какую-то глупость, это не останавливало ее, и Анна отпускала замечания, на которые трудно было ответить: «Вы очень высокий», «У вас акцент», «Платье слишком яркое».
На этой вечеринке вероятность случайно обидеть кого-то равнялась бесконечности. Анна никого не знала и жаждала всем понравиться. Когда с ней заговаривали, девушка так долго анализировала свой предстоящий ответ, что в результате никакого ответа не следовало и разговор заходил в тупик. Анна видела, что друзья Ричарда полагают, будто она туповата или заторможена. Он тоже не решился пригласить тех, кто знал его – или его жену, – очень хорошо. Это были какие-то коллеги с работы или просто знакомые, с которыми он не часто встречался.
Анна старалась, насколько это возможно, находиться с Ричардом рядом, пока тот разговаривал с друзьями. Он вовлекал девушку в разговор, адресуя ей свои комментарии, но при этом не заставляя принимать в беседе слишком активное участие.
Анна мечтала, чтобы здесь оказалась Наташа. Ей нужна была опора, с подругой она смогла бы расслабиться, посмеяться, чтобы все наконец увидели, какая она была занятная, веселая и живая. Тогда станет понятно, почему Ричард ею увлекся.
Анна заметила, как некая женщина постоянно следует за Ричардом, когда ее нет рядом, и заговаривает с ним, даже если ей приходится прервать чей-то диалог. Не могло быть никаких сомнений – это читалось в ее поведении, по глазам и улыбке: Ричард ее привлекает.
Инстинктивно Анне захотелось напасть на соперницу. Начать с удара, потом протащить ее по комнате за волосы. Подавить этот инстинкт было еще сложнее, чем следить за своей речью. Но она опасалась, что грубое насилие отвратит от нее Ричарда. Она отломила кусок крекера, покрытого розовым кремом, тепловатым и с неясным рыбным привкусом. Ее чуть не стошнило. Пожалуй, это привлекло бы внимание.
Вечеринка подняла чувства Ричарда к Анне на новый уровень. У него была возможность сравнивать ее с другими женщинами, которых он знал. Никто из них и близко с Анной не стоял. Все они тратили свою энергию на то, чтобы произвести впечатление, и в результате не могли внести ничего стоящего в разговор. Они были рады не иметь собственного мнения и счастливы, что никто не обращал внимания, если они его вдруг все же высказывали. Они так боялись выглядеть старше своих лет и казаться некрасивыми, что каждый взгляд в зеркало подогревал их манию, утрируя недостатки, которые остальные едва ли замечали.
