Т. Корагессан Бойл - Дорога на Вэлвилл
– Восемь… уф, уф… фу-у-у! – простонал женский голос, лица под капюшоном было не видно. Женщина согнулась пополам и снова замахала руками.
– Девять… уф, уф… фу-у-у! Десять… уф, уф… фу-у-у!
– Элеонора?
Бесформенная фигура обернулась к нему, и Уилл увидел страшную маску смерти: кошмарные неподвижные черты, более всего напоминающие сжатый кулак. Лайтбоди проворно отскочил назад, но свет сияющих глаз остановил его.
– Уилл? – бесформенный силуэт назвал его по имени. – Боже, что ты здесь делаешь?
Заклятье рассеялось. Все было в порядке. Перед Уиллом стоял не гость из потустороннего мира, не ангел смерти и не беглец из сумасшедшего дома – это была Элеонора, его жена, его любовь, сплошь обмазанная силезской грязью и усердно тренирующая глубокое дыхание на выстуженной каменной веранде – глухой ночью, за два часа до завтрака. Это открытие придало Уиллу уверенности, а уверенность переросла в страсть. Лайтбоди зашаркал вперед в своих шлепанцах, попытался обхватить жену руками, но слой одеял был слишком толстым. Ухватив нечто, отдаленно напоминающее руку, Уилл пробормотал:
– Я… я решил тебя проведать…
– В половине шестого утра?
– Я соскучился. К тому же сегодня сочельник. Ну, утро сочельника.
Элеонора не ответила.
– Одиннадцать… уф, уф… фу-у-у! – выдохнула она. – Двенадцать… уф, уф… фу-у-у! Тринадцать…
Уилл уже по-настоящему замерз. Тело сотрясала крупная дрожь, будто кто-то поднял его за шиворот и мотал из стороны в сторону.
– Я хотел сказать, что у меня для тебя есть подарок, тебе это очень понравится, вот увидишь.
– …уф, уф… фу-у-у!
Она наклонилась, чтобы поправить одеяла, и Уилл увидел, что от ее спины тянется электрический шнур. Шнур обвивался вокруг нескольких пустых стульев и уходил за дверь, ведущую в дом.
– Это очень мило, Уилл, – пробормотала Элеонора, шумно выдыхая через невидимые ноздри. Она даже слегка улыбнулась, и маска в нескольких местах треснула. – Я тоже кое-что приготовила для тебя.
– У тебя шнур запутался, – соврал Уилл и, воспользовавшись тем, что она отвернулась, пылко приник к кокону из одеял. Сиплым от страсти голосом он прошептал: – У меня есть кое-что с собой прямо сейчас, и если мы пойдем ко мне, ты увидишь…
– Что за глупости, Уилл, мы обменяемся подарками вечером, как договорились, на вечеринке, которую Фрэнк устраивает в честь доктора Келлога.
Фрэнк устраивает в честь доктора Келлога – эта фраза кольнула его, но Уилл мысленно отмахнулся от нее и снова стиснул одеяла в объятиях. Он замерз. Халат ни капельки не защищал от пронизывающего предрассветного ветра, гулявшего под крышей. Кончик носа потерял чувствительность.
– Нет-нет, – клацая зубами, выговорил Лайтбоди. – Я п-про д-другое. П-помнишь, т-ты г-говорила, что хочешь д-дочку? Т-так в-вот, я г-готов. М-можешь п-прове-рить. Я г-готов подарить тебе д-дочку. Прямо сейчас. Сию минуту. – Он страстно пожирал взглядом обмазанное глиной лицо. – Пойдем ко мне в комнату.
– Ты что, серьезно? – Элеонора резко оттолкнула его, шумно выдыхая морозный утренний воздух. – Супружеские отношения здесь строжайше запрещены, ты же знаешь. – Тут она рассмеялась и покачала головой. – Ах, Уилл Лайтбоди, ты совершенно невозможен. Да-да. Затеял разговор в самое неподходящее время… и вообще, что ты здесь делаешь в халате и тапочках? С ума сошел? Хочешь простудиться?
Уилл уже пятился к двери, обхватив негнущимися руками озябшие плечи; его член съежился и поник от холода.
– С-счастливого Рождества… – пробормотал он и чихнул, – …Элеонора.
Но она его уже не слышала, занятая приседаниями. Открывая тяжелую дверь в холл, он услышал:
– Четырнадцать… уф, уф… фу-у-у! Пятнадцать… уф, уф…фу-у-у!
* * *Далее пошла обычная рутина. В семь часов явилась сестра Блотал с пожеланиями доброго утра и утренней клизмой. Потом сестра проводила Уилла в столовую, где он должен был выпить две первых (из семнадцати) порции своего последнего дня молочной диеты. Ибо свыше поступило распоряжение: налицо все признаки улучшения, и с Рождества Уилл переводится на виноградную диету. Потрясающая, дивная новость, чудо из чудес. Часы пробьют полночь, провозглашая начало дня, когда появился на свет Спаситель, – и тогда Уилловы спасители даруют ему благо вкушения твердой пищи. Виноград. Сытный, восхитительный, целебный виноград. Как только Лайтбоди узнал об этом третьем шаге на пути к оздоровлению его пищеварительного тракта, он тут же вообразил себе предписанные ему ягоды – продолговатые, мясистые, сладкие, полезные: золотой мускат, королевский конкорд, медовый томпсон и крупный розовый токай, – доставленные из самых отдаленных уголков земли, любовно очищенные от кожицы проворными пальчиками диетических сестер.
Уилл вожделенно сглотнул. У винограда, конечно, тоже имелись свои минусы, и в прежней жизни Уилл редко съедал больше чем одну-две грозди, да и то если урожай считался удачным; но все равно это было куда лучше молока. По крайней мере, виноград можно жевать.
После завтрака сестра Блотал повела его в мужской гимнастический зал, где Лайтбоди ежедневно занимался под бдительным оком огромного шведа; потом пришлось вытерпеть тоскливейший сеанс смехотерапии и потрястись в кабинете отделения вибротерапии. И без того далекий от оптимистического взгляда на жизнь, Уилл окончательно пал духом после верчения измученными членами и тряски тощими ягодицами вместе с остальными страдальцами. Одно и то же изо дня в день – чистилище для ущербных телом и духом. Удовольствие ему доставляли только две вещи: во-первых, общение с сестрой Грейвс (она сегодня снова болела, до полусмерти перепугавшись простого, смехотворного жеста дружеской привязанности), а во-вторых, процедура в отделении электротерапии, превратившаяся в один из привлекательнейших моментов распорядка дня.
Он, собственно, и сам не понимал, в чем тут дело. Возможно, слишком приятным сюрпризом оказалось первое посещение, когда Уилл обнаружил, что синусоидная ванна вовсе не подразумевает публичного раздевания, совместного купания и демонстрации телесного волосяного покрова и различных фрагментов мужской анатомии, которым лучше оставаться сокрытыми под одеждой. В синусоидной ванне была благопристойность, импонировавшая его характеру. Заворачиваешь манжеты и чувствуешь, как электричество оздоровительно щекочет кожу, в остальном же остаешься совершенно одетым. Уилл понятия не имел, приносит ли это лечение хоть какую-то пользу, однако оно, безусловно, расслабляло, и если даже не приносило наслаждения, то уж по крайней мере никак не могло считаться истязанием.
В тот день Лайтбоди опять попал в пару с Хомером Претцем, промышленным магнатом. За последние недели, благодаря совместным трапезам и синусоидному братству, Уилл узнал этого человека несколько лучше. Решительный, пышущий энергией, неугомонный Хомер Претц был слеплен из того же теста, что и отец Уилла, хотя, конечно, был много моложе – в общем, Претц принадлежал к той породе мужчин, у которых трудно определить возраст – может, тридцать лет, а может, и все пятьдесят. Он был королем кливлендской станкостроительной индустрии. Всего за несколько лет стократно увеличил свой капитал, разгромив в пух и прах всех конкурентов. К сожалению, в процессе обогащения он попутно погубил свой желудок и надорвал сердце.
Благодаря Претцу сидение в столовой стало для Уилла менее мучительным. Промышленник в чудовищных количествах поедал рис по-каролински и индийские трюфеля, в то время как Уилл по-прежнему вкушал свою аскетичную молочную диету. В отсутствие миссис Тиндер-марш и Харт-Джонса, которые на время разъехались по домам, беседа за столом становилась все более оживленной. Претц проникся к Уиллу симпатией, Лайтбоди отвечал тем же. Он стал более оживленным, шутил с профессором Степановичем по поводу разрушающихся колец Сатурна и даже осторожно флиртовал с мисс Манц. Кроме того, оздоровительное расписание Претца поменялось и теперь он посещал электротерапевтическое отделение не после паровой ванны, а перед ней, так что Уилл был избавлен от лицезрения его голого брюха. В те дни, когда время процедур у них совпадало, они сидели рядышком в своих синусоидных креслах – выставив вперед ноги и опустив в воду руки – и болтали, словно двое приятелей в парикмахерском салоне. С таким времяпрепровождением Уилл охотно мирился.
– Так-так, Лайтбоди, – Претц, похмыкивая, тяжело уселся на стул, стал снимать башмаки и носки. – С наступающим вас Рождеством. Насколько я понимаю, уже с завтрашнего дня вы начнете вкушать нормальную пищу, как все остальные, не правда ли?
Альфред Вудбайн, безупречно одетый служитель в аккуратном галстучке, крахмальном воротничке, с напомаженными волосами, усадил Уилла на стул рядом с Претцем. Уилл с улыбкой перевел взгляд с Хомера на Альфреда и обратно.
