Роберт Крайтон - Камероны

– Джем! Джемми!.. – прорвался наконец Сэм. – Ни до какой малинки я не добирался и никому детей не делал.

Это не сразу дошло, потому как загвоздка, казалось, была найдена и проблема решена.

– Что же тогда случилось с деньгами?

– Нет у меня денег.

– Да разве это ответ, человече?

– Другого у меня нет.

До сих пор он никогда еще не подводил Мэгги. И домой приносил не меньше Гиллона. Однако Джемми кое-что все-таки прояснил: слава богу, хоть ребенка в доме не будет – и то хорошо. Мэгги поставила нолик рядом с именем Сэма и сказала:

– Ну, остальные, давайте кладите. – Она произнесла это с ожесточением, потому что теперь ей очень нужны были деньги, каждая монетка. Содержимое копилки предназначалось для исключительно важной цели, но пока только Мэгги знала об этом.

13

Уже многие годы она держала его под надзором, радуясь малейшему признаку обветшания и упадка.

Дело было в неумелых руках, неумело велось, разваливалось. Мэгги ни разу никого там не видела. Когда-то эта компания снабжала оборудованием все шахты вокруг Кауденбита, да и сейчас еще кое-что поставляла в силу привычки и инерции. Однако мистер Огилви, унаследовавший дело, по-настоящему не интересовался им и не имел к этому вкуса. Материалы хранились кое-как, заказы терялись, задолженность не взыскивалась, машины иной раз подолгу стояли под дождем и под снегом, так что под конец приходилось отдавать их либо по себестоимости, либо даже с убытком, лишь бы вообще продать.

И вот когда один из сыновей старика, Малкольм, умер то ли от пьянства, то ли от падения с лошади, то ли от обеих причин сразу, а его другой сын, Дональд, решил, что он не может больше жить в такой дыре, как Кауденбит, и уехал из Шотландии в Канаду, Мэгги поняла, что настало ее время. Приблизительно через месяц после отъезда Дональда она написала старому мистеру Огилви первое письмо; она уж постаралась написать его возможно более твердым, мужским почерком и подписалась: «М. Д. Камерон».

Нет, ответил он ей, он не собирается продавать дело только потому, что лишился сыновей: ему все-таки надо зарабатывать себе на жизнь. Тогда она ответила, что он, по всей вероятности, неверно ее понял: Группа Камерона, как она себя назвала, вовсе не собирается покупать у него дело, а хочет лишь приобрести опцион на право покупки за сумму, которая была бы приемлема и для него и для них, – на тот злосчастный случай, если вдруг с ним что-то произойдет. Опцион они будут возобновлять каждый год, и всякий раз будут платить ему за это наличными. Она нисколько не удивилась, получив приглашение приехать в Кауденбит в одну из суббот для разговора с мистером Огилви. Зато он очень удивился, обнаружив, что М. Д. Камерон – женщина.

– Баба!.. – сказал он. Ему это показалось необычайно любопытным, необычайно своеобразным, необычайно смешным. – Баба – и вдруг занимается продажей шахтного оборудования!.. – Он улыбнулся и покачал головой. Мэгги не без удовольствия отметила, что во рту у него нет ни одного зуба. – Да это все равно, как если бы баба решила заняться разведением быков.

А она тем временем не без удовольствия отметила про себя, что мистер Огилви так же стремительно шагает под уклон, как и его дело. Достаточно было повнимательнее приглядеться к нему, чтобы понять, что недалек тот день, когда с ним приключится что-то неладное. Он тоже внимательно изучал ее, хотя не так-то просто было разобрать ее черты в потемках, а вернее, в грязном свете, проникавшем сквозь стекла его канторы.

– Вы когда-нибудь спускались в шахту?

– Нет. А что, мистер Уэстуотер умеет писать книги и потому так удачно торгует ими?

Это рассмешило его.

– Умно, – сказал он. – Чертовски умный ответ. Я бы сказал, за это надо выпить. Не составите мне компанию – может, пригубите вишневки?

Ага, подумала Мэгги, вот оно, вот слабое место, роковая страстишка, коль скоро человек начинает пить уже в субботний полдень!.. Отлично. Она никогда прежде не пробовала вишневки, но тут решила вьшить, чтобы поощрить его. Все шло отлично. Мистер Огилви откинулся в кресле и поставил рюмочку с вишневкой на кипу невскрытых конвертов с заказами или счетами – в воздух взвилось облачко пыли.

– М-да, – вздохнул он. Казалось, он был очень доволен и собой и тем, как все складывалось. – Если бы миссис Огилви видела, как я выпиваю у себя в кабинете с дамой, и притом хорошенькой… Она у меня страсть какая ревнивая.

Было бы кого ревновать, подумала Мэгги, но промолчала.

– Да, уж это точно: если вы займетесь нашим делом, то будете самым красивым торговцем шахтным оборудованием.

Еще одна страстишка, подметила Мэгги. Возможно, он еще и принимает настойку опия, а то и капли от кашля на морфии.

– Вы не возражаете, если я закурю? – спросил он. – Так приятно затянуться сигарой, когда пьешь вишневку. – Он налил себе еще рюмочку. И с наслаждением, как она отметила, понюхал сигару. «Еще и это!» – подумала она. Теперь она была уверена, что, прежде чем они подпишут какую-либо бумагу, он непременно предложит ей побаловаться в постели, и поймала себя на том, что взвешивает, как далеко готова она зайти.

Они поочередно то наступали, то парировали выпад собеседника, потягивая вишневку – в основном занимался этим мистер Огилви, – и, когда в бутылке оставалось меньше половины, подошли наконец к делу. Предложение было весьма необычное. Группа Камерона согласна платить мистеру Огилви по двадцать фунтов в год на протяжении всей его жизни или до тех пор, пока он будет оставаться во главе предприятия, в обмен на опцион, дающий право на приобретение дела за 300 фунтов у его наследников или у него самого, если он пожелает уйти на покой.

– Значит, вы сейчас, не сходя с места, заявляете, что, если я проживу еще двадцать лет (она была уверена, что он назовет именно эту цифру), вы готовы заплатить мне четыреста фунтов только ради того, чтобы иметь право перекупить мое дело за триста}…

Мэгги кивнула и отпила глоток вишневки. А сама подумала: «Ему сильно повезет, если он дотянет до конца зимы». И налила ему еще рюмочку.

– Теперь мне ясно, почему женщины не занимаются делами, – оказал мистер Огилви. – Посмотрел бы кто-нибудь сейчас на вас, сказал бы, что вы рехнулись. А я так всегда говорю, что место женщины в постели… м-м… в доме, – поправился он. Он бы наверняка покраснел, подумала Мэгги, если бы у него было достаточно крови в жилах. Сейчас же он лишь пошуршал бумагами.

– Дайте мне еще немного времени, чтобы подумать, – сказал мистер Огилви.

Никакое время ему не нужно – Мэгги это прекрасно понимала, – просто ему хотелось иметь повод снова встретиться с ней. Такова цена, которую ей придется заплатить, – помимо грошей из копилки. И выполнить это ей будет куда легче, чем отдать деньги.

Он вывел ее на улицу. Стекло в витрине, где лежали насосы, которыми он торговал, было покрыто таким толстым слоем пыли, что снаружи ничего нельзя было рассмотреть. Мэгги почувствовала, как рот ее, словно в предвкушении лакомства, наполнился слюной при одной мысли о том, какие она произведет тут изменения, чтобы вернуть к жизни умирающее дело. И пока он целовал ее руку и с излишней многозначительностью пожимал ее пальцы, она думала о том, что в магазине, выходящем на улицу, можно устроить выставку оборудования, лежащего на складе, а в конторе, где они находились, [можно вести бухгалтерию. Под открытым небом, при ярком свете дня, мистер Огилви выглядел ужасно – в нем было что-то напоминавшее улитку: большие, прикрытые тяжелыми веками, слезящиеся глаза, мешки под ними, глубокие морщины, прорезавшие лицо и делавшие его похожим на створку раковины. Да, конечно, это риск, она понимала это, но, глядя на мистера Огилви при ярком свете, подумала, что не такой уж и большой риск.

Недели через две-три он зашел далеко – слишком далеко, как она и ожидала, – и руки его очутились там, где не имели права быть, и тут она заарканила его. Мистер Огилви подписал бумагу, и она выдала ему пять фунтов за квартал. На опционе стояли обе их фамилии, и бумага уже лежала у нее на груди под платьем. Теперь содержимое копилки приобрело цель – назад пути не было. Камероны уже сделали шаг вверх и пойдут дальше, хотя восхождение может быть долгим. Но они выберутся.

Вот почему Мэгги так вела себя, когда Сэм в очередной раз ничего не положил в копилку. У них появилась цель, и, хотя никаких отступлений от жертвоприношения копилке и раньше не допускалось, теперь даже мысль о такой возможности была исключена. Деньги должны поступать в копилку. Мэгги чуть не выгнала сына из дома, но, вовремя спохватившись, что потеряет тогда еще больше, взяла себя в руки. Один только Сэнди Боун, получивший работу на подъемнике, имел представление о том, что творилось с Сэмом. По утрам он опускал его в шахту вместе с другими углекопами, а в следующей клети поднимал наверх. По вечерам, перед самым концом смены, он снова опускал Сэма под землю и через четверть часа поднимал его вместе с теми, кто закончил работу.