Роберт Крайтон - Камероны
– «Мой муж»! – передразнила мать.
– Разве я так сказала?
Мать кивнула.
– Наверно, я просто оговорилась.
Мать внимательно посмотрела на нее.
– Угу, должно быть, оговорилась, потому как запомни вот что. Мы к себе в семью безногих уродов не возьмем. Мы отдадим тебя такому, который может работать и денежки откладывать.
– Угу, маманя.
Немного спустя все они, конечно, узнали, кто первый перешагнул их порог, кто был их первым гостем: Сару выдала бутылка на комоде и то, что ют нее пахло виски, – и очень огорчились. Раз приходил блондин – жди беды, по крайней мере в ближайший год.
– Он, конечно, славный малый, но как могла ты его впустить? – спросил Эндрью. Сара только улыбнулась – Ты могла поговорить с ним на крыльце.
– Он просто вошел – и все.
– Похоже, что тебя это не очень огорчает?
– Нет.
– И это все, что ты можешь сказать? «Нет» и все? – воскликнул Джем. – Конечно, свод обрушится не на твою башку.
– Да как же он мог перешагнуть наш порог, когда у него ног нет?
И это сработало – так же как сработало с ней. Над ними уже не висела угроза беды – доказательство было настолько простое и непреложное, что они даже рассмеялись. И тут же решили покончить с этой ерундистикой насчет первого гостя. Сэм сбегал на Спортивное поле и вернулся с чернявым Вилли Стюартом – Красавчиком Вилли, приземистым широкоплечим малым, которого все жители в Питманго, обладавшие не слишком привередливым вкусом, считали самым красивым парнем в округе. Сэм предложил ему зайти в дом выпить, а Сара, к удивлению всей семьи, поцеловала его.
12
Йэн услышал это первым, каким-то образом так получалось, что «простачок» Йэн всегда первым слышал дурные вести. Он перехватил Сэма, когда тот шел со Спортивного поля после того, как команда Питманго накостыляла команде из Кингласси.
– Ну, как сыграли? – хотя он уже все знал.
– Разгромили в пух и прах, – сказал Сэм. – Они удирали с поля так, что только пятки сверкали.
– Ага, неплохо, потому что это, может, в последний раз, – сказал Йэн. Сказал как бы между прочим, очень спокойно.
Сэм все-таки клюнул на удочку.
– Что это значит?
– А сколько ты мне дашь, если я скажу тебе что-то такое, что очень для тебя важно?
– Ничего не дам. Ты ведь все равно рано или поздно выболтаешь.
Однако вечером Сэм взял брата за руку и утянул за собой из дома.
– Ну, ладно, так в чем же дело – выкладывай! – И он бросил трехпенсовик на булыжник.
– Я, конечно, могу нагнуться, но не за этим. – Сэм швырнул еще пенни. – Тут требуется еще одна такая монетка.
– А если будет такая? – Сэм показал ему кулак.
– Не поможет.
Сэм бросил на булыжник второе пенни. Йэн набрал побольше воздуха в легкие.
– Спортивное поле будут огораживать. – Ему, казалось, доставляло удовольствие сообщать эту новость. – Его закрывают, отбирают у нас.
– Не имеют права, – сказал Сэм. – Это наше поле.
– И все равно отберут, – оказал Йэн. Сэм всмотрелся в узкое лицо Йэна.
– Ты врешь! – крикнул он. – Признайся, что врешь. – Он протянул руку и схватил Йэна за куртку. – Скажи мне, что ты вонючий врун.
Йэн не шелохнулся – не попытался ни высвободиться, ни удрать.
– Вонючий врун! – выкрикнул Сэм.
По всей улице захлопали двери. Из одного дома вышел хозяин с увесистой сучковатой палкой в руке.
– Поосторожней в выражениях, ясно? – сказал он и тут же опустил палку. – Это Сэм Камерон! – крикнул он кому-то в дом. – Можешь себе представить? А я-то думал, что он приличный малый.
Сэму стало стыдно, но он не выпустил Йэна.
– Ну, хорошо, откуда ты это узнал?
– В конторе Брозкока. Пришло письмо мистеру Брозкоку от юриста леди Джейн.
В таком случае этому, пожалуй, можно поверить. Брозкок нанимал шахтерских парнишек убирать свой кабинет, и ему в голову не приходило, что такой парнишка умеет читать, хоть он и учился в школе компании.
Так вот, принялся рассказывать Йэн: пустошь хотят огородить и посреди нее заложат новую шахту. Там, где сейчас стоят крикетные ворота, будет отвал, а там, где поле для регби, будет дробильня. Надшахтный сарай поставят на футбольном поле, где Сэм покрыл себя такой славой, а склад для хранения только что вырубленного угля будет там, где метают кольца. Сэм выпустил брата.
– Знаешь, где тут прокол? – Он вдруг повеселел. – Земля-то ведь общинная, а по английским законам общинную землю нельзя отбирать у народа, этого не может сделать даже великая леди Джейн Тошманго, или графиня Файфская, или как она там, черт бы ее побрал, себя величает.
Йэн пожал плечами.
– Нечего пожимать плечами. Она сдает в аренду эту землю, а мы арендуем ее и платим за это – каждый год в День освобождения углекопов наваливаем задаром бадью с углем. Так что ничего она поделать не сможет.
Йэн снова пожал плечами: он ничему не верил. Сэм улыбался: он верил в закон.
Правда, после этого иной раз ночью, лежа в постели, Сэм вспоминал про поле и начинал волноваться. Не мог он поручиться, что Брозкок и Питманговокая угледобывающая и железорудная компания не попытаются что-то тут предпринять. Тогда он решал, что надо пойти повидать мистера Селкёрка – порасспросить его насчет законов, однако утром, когда он при солнечном свете шагал по сочной зеленой траве к себе на шахту, самая мысль о том, что эту пустошь могут у них отнять, казалась ему нелепой. К тому же Сэм терпеть не мог Селкёрка, эту опухшую красную рожу, за то, что он забивал его отцу голову всякими идеями – «красными идеями», от которых тот лишь терял покой и чувствовал себя несчастным; не мог он простить Селкёрку и того, что он своей трепотней сумел незаметно оторвать от них Роб-Роя. Да нет, ничего они тут не сделают, как ничего не могут сделать с Камеронами, хотя их фамилия и стоит в «черном описке» компании – для устрашения рабочих и их семей. Странно как-то она ведет себя, эта компания: Камероны значатся в «черном списке», а зарабатывают куда больше денег, чем во все предыдущие годы. Угольщики теперь всегда стояли вдоль причалов Сент-Эндрюса – и в таком количестве, что Мэгги Камерон уже не посылала своих детей на Горную пустошь, чтобы вести Камеронов счет.
Видно, правильно они рассудили, не приняв Сэнди Боуна за своего первого гостя. Время уже подходило ко Дню освобождения углекопов, который в угольных поселках, по сути, заменяет Новый год, когда все празднуют и устраивается парад – «пурад», как говорили в Питманго, – а обвалов в шахте не было, никаких пожаров и взрывов не произошло, и никого не обнаружили без признаков жизни, задохнувшимся от газа. Денежки со звоном продолжали падать в копилку, так что скоро урон, понесенный на волнистых рожках, был возмещен, и даже Гиллон почти забыл об укорах совести, глядя на все тяжелевший ящик с серебром.
Три обстоятельства, с точки зрения Мэгги, осложняли жизнь семьи, но только одно из них было серьезным. Роб-Рой теперь перестал даже делать вид, будто вносит свою лепту в Камеронов котел, но этого следовало ожидать. Страшно было то, что из-за пьянства он может скоро лишиться работы, и, хотя он не жил с ними, Мэгги понимала, что семья не даст ему голодать. Значит, на Роб-Роя придется тратить семейные сбережения.
А тут еще Сару несколько раз заставали на задворках с Сэнди Боуном. Правда, потом Сара неизменно раскаивалась.
– Послушай, – говорила ей Мэгги. – Он славный парень и из хорошей семьи, но держись от него подальше. Ты же только завлекаешь его. Не желаем мы иметь хромого селезня в семье – это мое последнее слово.
Сара всегда говорила «да» и что она, мол, знает и понимает; она всегда плакала от раскаяния и снова попадалась, точно пьянчужка, который клянется не притрагиваться к вину и попадается с бутылкой.
И потом что-то неладное творилось с Сэмом.
За месяц до Дня освобождения углекопов, когда настал его черед положить свою долю в копилку, у него не оказалось ни гроша.
– Где деньги? Что с ними случилось? – спросила тогда Мэгги.
– Я не могу тебе сказать.
– Да ты понимаешь, какой это грех с твоей стороны! – Ни одному из Камеронов и в голову не пришло бы считать, что это не грех.
– Знаю. Могу только заверить, что возмещу эти деньги.
Все были потрясены. Роб-Рою случалось недодать свою долю, но никто еще ни разу так решительно не отказывался давать вообще.
– Дело в Роб-Рое, да? – наконец сказал Гиллон. – Он попал в беду, и ты отдал ему свое жалованье.
Сэм, не поднимая глаз, лишь покачал головой; тут Джемми решил, что все понял, пересек комнату и обхватил брата за плечи.
– Слушай, человече, – сказал Джем. – Кто она там ни есть, не смей жениться. Не один ты виноват – она тоже. Она получила такое же удовольствие, как и ты, так что нечего тебе расплачиваться.
Сэм тщетно пытался вставить хоть слово.
– Пусть посидит недельку-другую на позорном стуле – ничего, не помрет. Не в первый раз такое случается, не в первый раз шахтерский парень добирается до малинки.
