Лев Александров - Две жизни
— Товарищ гвардии полковник! Разрешите мне снова по разведке. Привык я к моим ребятам. Назначьте лейтенанта первым ЗНШ. Я не обижусь.
Неожиданно влез Варенуха:
— Слышь, полковник, пускай Великанов опять разведчиками командует. Дело ему знакомое. С его орлами чужому трудно ладить. Я — за. Да не забудь, о чем мы говорили.
— Ну хрен с вами. Не возражаешь, Федоров, против повышения?
— Как прикажете, товарищ гвардии полковник.
— Ладно, пиши приказ, начштаба. Все свободны. Останься, Великанов, мы с майором с тобой поговорить хотим. Парторга сюда пришлите. Давай, майор, это по твоей части.
Варенуха говорил тихо, почти ласково.
— Да ты садись, Борис, в ногах правды нет. Мы тут обсудили. Нехорошо получается. Боевой офицер, орденоносец, а единственный беспартийный из полковых ветеранов. Скоро наступление. После Венгрии — Австрия. Самое время стать коммунистом. Я и понять не могу, почему ты до сих пор не в партии. И не говори ничего. Вот тебе целых три рекомендации: моя, комполка и Травина. Сейчас парторг придет, пиши заявление, ему отдай с рекомендациями.
Написал заявление. Деваться некуда.
Парторг полка, капитан Тимохин, мужик откуда-то с севера, слегка суетливый и, как всегда казалось Борису, тяготящийся своей нелепой и явно ненужной должностью, принял бумаги и поздравил Бориса:
— Очень рад, товарищ Великанов, давно пора. Мы быстренько оформим. Вас все знают.
Потом Борис сидел с Загоруйко, "входил в курс дела". Получил карты (немецкие, подробные), уяснил задачи полка и свои на ближайшие дни. К вечеру был у самоходок.
— Давай, Борис, ко мне. Половина твоих ребят у моей батареи ошиваются. Делать им особо нечего.
Фазли Мурыханов как будто и вправду рад Борису. За самоходкой на снарядных ящиках котелки, кружки — ужин.
— Садись, сегодня моим гостем будешь. Брось вещмешок в машину. И шинель тоже, тепло, даром что март месяц. Поляков, что же у тебя для начальства посуды нет?
— Как нет, товарищ капитан, обижаете. Полный комплект. Ребята на старшего лейтенанта ужин и паек получили. Сейчас принесу.
— Только посуду неси. Я же сказал, гостем будет. И сам с нами садись. Ты, Борис, говорят, давно из госпиталя вернулся. Почему не приходил?
— Да я вроде безработным был. Меня в тылах при помпохозе тайком держали.
Тихий вечер. Издалека, с севера, раскаты артиллерии. А здесь тихо. Редкие немецкие ракеты освещают плоскую равнину, несколько подбитых немецких танков метров в двухстах от машины.
— Я, Фазли, пройдусь по краю. Мне Загоруйко велел завтра к утру прислать в штаб схему немецких огневых точек. Их линия обороны далеко от нас?
— А никакой линии нет. У нас пехоты на две версты, которые полк держит, дай бог на три взвода наберется. У немцев вроде побольше, но ненамного. Война танковая. Вот утром увидишь, они в шесть часов начинают. Как штук двадцать «Тигров» попрут, небо с овчинку покажется. Но мы научились, мы их по гусеницам бьем, болванками. Так что на кой тебе огневые точки. Выставлены у них, конечно, дозоры, пулеметные гнезда есть, а где они — нам без разницы.
— Все равно, раз приказано, пойду. Заодно и старых знакомых в батареях повидаю. Пошли, старший сержант. Ракетницу возьмите. И Рюмин с нами, на всякий случай.
Восемнадцать самоходок полка растянулись тонкой цепочкой до берега озера. Со слов пехотных взводных и командиров орудий Борис нанес на схему несколько немецких пулеметов. Уже совсем стемнело.
— Ну что, Поляков, попробуем? Подойдем к немцам поближе, вон к тому танку, видишь, чернеет вдали. Одна ракета и пара очередей из автомата, — может, еще пулемет рассекретим.
За махиной подбитого «Тигра» с развороченной гусеницей можно отдышаться.
— Ну-ка, Абрам, давай ракету. И сразу оба из автоматов в их сторону. А я, пока светло, выскочу на секунду, чтобы увидали, и обратно. Здесь, вроде, до них метров сто, не больше.
С трех сторон пулеметные очереди. Вперемежку глухие и звонкие щелчки по броне. Один пулемет, прямо против танка, еще не был отмечен на схеме. Пустяк, конечно, а приятно. Вышло.
Утром Бориса растолкал Мурыханов.
— Вставай, старшой, войну проспишь.
Уже не так далекий рокот моторов. В серой утренней мгле, если присмотреться, видно: не спеша ползут игрушечные кубики танков. Подошел Поляков.
— Я, товарищ старший лейтенант, распределю разведчиков по батареям, по два-три на каждую. На «Тиграх» за башнями пехота сидит, если какая машина прорвется, лишние автоматы не помешают. Я вам тоже автомат принес, в отделении у нас штук пять немецких всегда в запасе.
За шесть дней боев полк потерял восемь машин, отошел на шестнадцать километров и уничтожил девять «Тигров». В одном утреннем бою самоходка младшего лейтенанта Семенца из батареи Щербакова подбила три «Тигра». Этим же вечером приехал подполковник из штаба Фронта и объявил о представлении Семенца к Герою, а пока вручил экипажу по "Красному Знамени". Щербакову разворотило осколком живот, он умирал долго и мучительно.
На седьмой день стало ясно, немцы выдохлись. К батареям на тридцатьчетверке приехал Курилин. Вечером собрал офицеров.
— Согласно приказу командующего Третьим Украинским фронтом генерала армии Толбухина завтра в семь ноль-ноль переходим в наступление. В бой вводятся все резервы Фронта. Сейчас они разворачиваются на исходных рубежах. Нам, участникам доблестной обороны у озера Балатон, доверено наступать в первом эшелоне. Новые машины получить не успеем. Направление — северо-восток, к австрийской границе. До нее по прямой около двухсот километров. В полку десять самоходок. Организуются две батареи по четыре самоходки под командованием капитанов Мурыханова и Слепнева. Две машины в распоряжение старшего лейтенанта Великанова. После прорыва немецкой обороны эти машины будут идти впереди полка, осуществлять разведку боем. Задача — идти вперед, не останавливаясь, в мелкие бои с отступающими немецкими частями не ввязываться. Вопросы есть? Великанов, получи карты и маршрут движения у начштаба.
Оборону прорвали — сами не заметили. Шла сила — Борис еще не видел такой концентрации техники. И пехоты, на колесах и на своих двоих, хватало. Первый день две самоходки Бориса шли в сплошной массе наступающих частей. Иногда слышались выстрелы, но немцев видели либо сдающихся в плен, либо уже пленных.
У опушки небольшой рощицы возбужденная кричащая толпа солдат. Борис остановил машину, подошел узнать в чем дело. Два парня в форме РОА старались перекричать толпу.
— Мы же сами. Мы ждали. Мы без оружия.
Подбежал молоденький лейтенант, в руке пистолет, глаза безумные. Пьяный от сознания собственной силы, еще бы — наступает, гонит немцев.
— А-аа, власовцев поймали! Расстрелять их на хрен! Разойдись, славяне! А ну, бегите, сволочи!
Борис дернулся, шагнул вперед. Стоявший рядом Поляков схватил за руку:
— Не лезь, старшой. Он же не в себе. Ему море по колено. Его остановить только пулей можно.
Власовцы побежали. Лейтенант двумя выстрелами уложил обоих. Один еще живой. Подошел, добил. Постоял, глядя на трупы, повернулся и, размахивая поднятым пистолетом, побежал:
— Вперед, на запад, мать вашу!
На вторые сутки шли одни. Пехота отстала, моточасти, наверное, разошлись веером. Хорошие проселочные дороги, тепло, сиди на броне, покуривай, одно удовольствие. И не воевали почти. Лишь один раз пришлось прогнать с дороги немецкий заслон — пушечка с расчетом и несколько человек пехоты. Дали два залпа к снова вперед.
Борис потерял счет дням. Может, трое суток прошло, может, десять. Спал урывками. Равнина кончилась. Сперва еле заметные холмы, поросшие молодой, ярко зеленой травой, потом повыше. Отроги Восточных Альп.
Скоро полдень. Жарко. Борис сидит, опустив ноги на покатую переднюю броню. Достал карту. Судя по всему, до австрийской границы километров десять. Там придется остановиться, подождать начальство. Должны выйти к озеру Нейзидлер. Искупаться бы.
Впереди, слева от проселка, метрах в трехстах, немецкая колонна. Увидели самоходки, побежали налево между холмами, в ущелье. Борис крикнул командиру орудия:
— Не обращай внимания, наше дело — вперед.
Все произошло страшно быстро. Из ущелья наперерез дороги два «Тигра». Борис видел, как медленно поворачивается башня переднего. Разрыва он не слышал. Тупой удар в правое бедро и острая боль, как укол иголкой в правом колене. Непонятно почему он лежит на земле. Упал с брони и даже не ушибся. Выскочил командир орудия, прибежали с задней машины Поляков и Баранов.
— Ну-ка помогите подняться, ребята, ничего страшного, как будто царапнуло слегка, сейчас пойдем дальше. Машину не повредило? А что танки?
— В машину не попало, товарищ старший лейтенант. Снаряд разорвался метрах в двух, чуть правее. Вас осколком, наверное, стукнуло. Несколько осколков в боковую броню — только вмятины. А танки ушли. Пересекли дорогу и ушли на север.
