Китлинский - Клан – моё государство 2.
– Размыто вы как-то формулируете. Конкретней надо.
– Спокойную, нормальную жизнь,-определил Гунько.
– На это у всех свой критерий. Один без санузла не может и модных брюк, а другому хорошо голым и в шалашике из пальмовых листьев.
– Вещизм тебя не прельщает?
– Накопительство мне не по душе. Особенно бездумное.
– Пример приведи?
– Мода есть – книги собирать. Купит человек "стенку", а потом книги скупает, чтобы их корочки для интерьера подходили. Читать же их он не будет и детям не позволит прикасаться, ещё порвут.
– Умный ребёнок в библиотеку сходит.
– Много в ней найдёшь? Только то, что власть разрешила.
– Не спорю, верно.
– Если так пойдёт, как ныне летом закрутилось, то библиотеки в будущем исчезнут.
– А ты много читаешь?
– Много и быстро.
– В тайге где берёшь?
– У меня своя библиотека.
– Сколько в ней?
– Книг?
– Ну, а что ты в ней держишь?
– Не только книги. Рукописи есть, фильмы, музыка.
– Объём большой?
– Сто тысяч книг, всё, что напечатано в мире в толстых журналах и газетах за три последних века, энциклопедий масса.
– И всё прочёл?
– Сколько вам надо времени, чтобы среднего формата в триста страниц книгу прочесть, так, чтоб текст понять и запомнить?
– Часов семь-восемь.
– Вы, батенька, лентяй. И небось без очков не можете?
– Возраст,- оправдался Гунько.
– Не возраст, а отсутствие правильного обучения с детства и дисциплины.
– Как!?
– У нас в школе старые преподаватели, в возрасте семидесяти и более лет, очками не пользуются. Всё ведь сводится к быстроте чтения. Там, где вы будете напрягать зрение восемь часов, мне надо десять минут. Вы не сможете, закончив чтение, вспомнить первой фразы книги, а я вам могу от корки до корки восстановить. За требуемые вам восемь часов я прочту сорок семь книг. Чувствуете? Память надо тренировать основательно, и тогда глазки болеть не будут. К тому же, информации сумеете поглотить огромное количество.
– Режешь по живому.
– Не я режу, система вас режет. Я исследование провёл, из личного интереса, в самой читающей стране мира, Советском Союзе, значит. В среднем в год на каждого умеющего читать пришлось полкниги в триста страниц. Самыми читающими оказались студенты – десять книг в год. За 68 лет – это средняя продолжительность жизни в стране – человек успевает прочитать от пятидесяти до ста книг, где восемьдесят пять процентов составляет художественная литература. При таком невежестве построить правовое демократическое государство не под силу никому. Вы прислушайтесь, каким языком говорят на съездах и в парламенте? Выходит на трибуну академик, филолог, ведущий славянист, а звуки исторгает, вы мне простите, как последняя подзаборная пьянь-рвань-дрянь.
– А может, у него, как у покойного Брежнева, вставные челюсти и от этого неважно с дикцией?
– Дался вам Леонид Ильич? Он простой народ не очень обижал: сам любил выпить и награды получать, но и всем давал налево направо. Никого без медальки в этой стране не оставил. Даже вон у Саньки есть.
– А у него какая?
– Всем сотрудникам давали в 1979 году и ему перепало.
– А! Вон ты про какую. Это точно, получали все, как значки, по пять-шесть в год.
– Лучше бы книги заставляли читать, больше бы пользы было.
– Времена и нравы. Так у тебя личная библиотека?
– Своя.
– А если что-то надо?
– Шлю запрос и мне сбрасывают, если есть в наличии, а если нет, то готовят и пришлют.
– Через спутник?
– Ага.
– У каждого библиотека есть?
– У стрелков – у всех, и те, кто в обучении, обязаны иметь. Вы не думайте, что если Жух в тайге торчит, то не читает. Ещё как!
– Лимит есть?
– Минимум есть, верхнего предела нет. Три тысячи в год.
– Мне, выходит, не одолеть!
– Не спать если, то при ваших восьми часах на книгу в год получается 1095. Маловато. Три тысячи для стрелка – это пятьсот часов, в году 8760 часов. Шесть сна в день – 2190. Остаток – 6570. Вычитаем пятьсот на чтение, округляем, получаем – на основную работу остаётся 6000 часов. Такая математика.
– А приём пищи?
– Ну, снимите ещё тысячу часов.
– Дикий ведь ритм?
– Обычный.
– Паралич мозга не случиться?
– Пусть лучше от знаний, чем от тупости.
– А есть разница: умный маразм или тупой маразм?
– Совершённое с конца тридцатых и до смерти Сталина это умно или тупо?
– Все сходятся на том, что было много безвинных жертв.
– Вы на вопрос не ответили.
– Пополам, имело место и то, и другое,- выкрутился Гунько.
– Моё мнение другое.
– Умный?
– Да, умный, хитрый, расчётливый.
– Ты никак оправдываешь то, что они натворили?
– Да нет, Юрий Ефимович. Можно их осудить на суде истории, но правда от этого слаще не станет.
– Тогда мне смысл тобой сказанного не ясен.
– В центре после смерти Ульянова сложилась нестабильная ситуация, а там сидели отнюдь не ангелы, и отнюдь не всегда грамотные люди. Степень компетенции по всем вопросам была у них низкой. Культуры ведения внутрипартийной борьбы не было у них вообще. Они имели опыт, как бороться с противником, а способ этот был простым – ставили к стенке и всё.
– Так было. Этого факта отрицать не могу.
– И в регионах сидели на постах заслуженные партийцы-убийцы, прославившиеся своими деяниями в годы гражданской войны.
– И это правда.
– Ситуация аналогичная нынешней, происходящей в Советском Союзе у вас на глазах.
– Я не стал бы так категорично сравнивать.
– А я не сказал, что это точная копия, нет. Говорю – почти сходна с той, что сложилась тогда.
– Хорошо. Согласен, сходство действительно просматривается.
– Цель сидящих в столице лидеров – власть, власть единоличная, такая, какой обладал в своё время Ульянов, а до него – государь-император Российский. Но все они были на равных в первый момент, к началу борьбы. Сталин ведь не очень выделялся среди них, более того, частенько висел вообще на волоске от исключения из партии.
– Ознакомился, вижу, основательно с прошлым?
– К сожалению, нет. Ряд важных документов при Берии был уничтожен и утерян безвозвратно. Ко многим нет доступа и сейчас. Хранятся в архивах за семью печатями без права пользования. В личном архиве Горбачёва есть раздел такой, что его, скорее всего, уничтожат прежде, чем Михаил Сергеевич покинет Кремль, и на его место придёт Ельцин, но не передаст последнему ни одной бумажки из этой части архива.
– Да, есть такой,- подтвердил Гунько.- Многие заплатить готовы огромные деньги, чтобы в нём часок порыться.
– Возвращаюсь на грешную землю. Борьба за власть – это рассматриваем,- сказал Левко.- Там, где такая борьба происходит, нет места шуткам. Юмор и власть несовместимы.
– Само собой,- поддакнул Гунько.
– Главной фигурой противодействия остальным лидерам в то время был Дзержинский. Он с 1924 года – председатель ВСНХ и, кроме этого, с 1921 года – министр путей сообщения. Главный, так скажем, калибр.
– Ещё председатель ЧК, ГПУ, ОГПУ,- добавил Гунько.
– Махина и всё тут. В 1924 году ему исполнилось 47 лет. Для политика это возраст расцвета, момент, когда приходит осмысление опыта, реально сделанного дела, и переоценка в сторону большей либерализации взглядов и принципов. Так происходит со всеми, это я суммирую по проведенным исследованиям всех политических величин. Не избежал такого процесса и Ульянов. Да ко всему, Феликс Эдмундович держал власть в стране жёсткой рукой. Немного был нездоров, долгие годы, проведенные в тюрьме, давали себя знать, но, тем не менее, он мог ещё протянуть лет 20-25. И главное, он был за НЭП, хоть ныне многие и пытаются доказывать обратное.
– Мысль вашу улавливаю. Он загораживал дорогу любому человеку и даже группе лиц, рвущимся к власти.
– Да, обойти его было невозможно. Маузером он управлял толково и быстро. Вот он ушёл и остался в истории со страшными противоречиями. Для одних он – кровавый Феликс, для других – железный Феликс, но его величину и его вклад в дело переворота или революции, это как вам угодно, а также в становлении страны отрицать глупо.
– Из песни слов не выкинешь.
– Он погиб, случайно ли, неслучайно ли, обсуждать не стоит. Своей смертью он открыл дорогу своре к приобретению полноты власти…
– Претенденты от лёгких покусываний друг друга в период, когда он был на Олимпе, перешли к открытой борьбе,- продолжил Гунько.
– Совершенно верно. Первый этап – разгром троцкистско-зиновьевского блока. Для атаки объединились даже, на первый взгляд, непримиримые враги и одолели.
– Тактика ясна.
– И понеслось-поехало в регионы. Врагов и соратников стали искать там.
– А центр?
– И там хлестались между собой. В Питере растёт Киров, которого все проглядели за своими распрями, и пришлось убирать. С момента смерти Кирова начался второй этап, и уже главным сценаристом и режиссером был Сталин, где свойства его натуры: мстительность, недоверие, страх – сыграли немалую роль. Он закопал всех, кто в период от смерти Ленина ставил ему палки в колёса и их друзей, знакомых тоже пустил в расход. И опять процесс покатился из центра на периферию. Маховик раскрутили сильно, а остановить сложно. Сам Сталин знал, что много людей попало в эту мясорубку случайно, но он влиять на ход происходящих событий не стал, катится, мол, и хрен с ним.
