Рейчел Джойс - Невероятное паломничество Гарольда Фрая
— Опять на телефоне? — ухмылялся Рич без тени сочувствия.
Рич снова уличил Уилфа в воровстве, и Гарольд про себя опасался, что это чистая правда. Защищать паренька становилось тем сложнее, что в глубине души он понимал: на Уилфа точно так же, как и на Дэвида, ни в чем нельзя положиться. А тот даже не скрывал опустошенных им бутылок. Иногда его с трудом удавалось добудиться, а когда он все-таки кое-как поднимался, тут же принимался ныть. Выгораживая Уилфа, Гарольд пожаловался попутчикам, что у него разнылась старая травма на правой ноге. Он понуждал увеличивать периоды отдыха и даже предложил им идти вперед. «Нет, нет!» — хором возразили члены отряда, убеждая Гарольда, что он воплощает саму идею паломничества и им без него никак не обойтись.
Впервые он начал испытывать облегчение от прихода в города. Уилф там резко оживал, а Гарольд, наблюдая за людьми и глазея на витрины магазинов и размышляя над ненужностью тех или иных вещей, отвлекался от сомнений, во что в конечном итоге превратилось его предприятие. Он и сам не мог взять в толк, как ему удалось породить нечто, переросшее его возможность держать это в узде.
— Один чувак предложил мне чертову уйму денег за мои приключения, — похвалялся Уилф, вприпрыжку поспешая за Гарольдом.
Он опять весь трясся от возбуждения, и от него разило виски.
— Я сказал ему «нет», мистер Фрай. Я лучше буду держаться за вас.
Паломники разбивали лагерь, но Гарольд теперь не принимал участия в приготовлении пищи и обсуждении завтрашнего маршрута. Рич пристрастился к охоте на зайцев и птиц; он свежевал их и зажаривал на костре. Гарольда бросало в дрожь от одного вида несчастных зверушек с содранной шкуркой, насаженных на вертел. К тому же кровожадный огонек, частенько загоравшийся в глазах Рича, напоминал Гарольду и о мистере Напьере, и о собственном отце, и ему становилось как-то не по себе. Белая футболка Рича была вся забрызгана кровью. На шее он теперь носил шнурок, унизанный зубами убитых грызунов. При взгляде на них у Гарольда неизменно пропадал аппетит.
Измученный, вымотанный почти до предела, Гарольд гулял в сумерках, слушая скрип сверчков и устремляя взор в усеянное звездами небо. Лишь в такие минуты он чувствовал себя на свободе. Он думал о Морин и о Куини, ощущая родство с обеими. Ему вспоминалось прошлое. Так проходили часы, но Гарольд не замечал этого и мог бы бродить так целыми днями, целую вечность. Потом он возвращался в лагерь, где кое-кто из попутчиков уже спал, а кто-то еще пел у костра, и каждый раз ощущал холодный приступ паники. Что его связывает с этими людьми?
Однажды в отсутствие Гарольда Рич тайком устроил собрание и объявил, что он всерьез обеспокоен положением дел. Говорить об этом довольно трудно, но начать кто-то должен: Куини не может дольше ждать. В свете этой проблемы Рич предложил возглавить разведгруппу, которая двинется альтернативным прямым маршрутом.
— Я знаю, нам нелегко на это решиться, ведь мы все так любим Гарольда. Мне самому он как отец. Но в последнее время он еле плетется, и нога у него постоянно болит. Полночи он где-то бродит. А теперь еще и постится. Он совсем не тот, что прежде…
— Ничего он не постится, — возразила Кейт. — Ты его святошей не выставляй. Он просто не хочет есть.
— Пусть как хочет, но для похода он теперь мало годится. Давай называть вещи своими именами. Нам всем надо пораскинуть мозгами, как помочь делу.
Кейт высосала из зуба какое-то травянистое волокно и отрезала:
— Ерунду ты мелешь!
Уилф залился истерическим хохотом, и дискуссия на этом исчерпалась. Остаток вечера Рич тихо просидел в сторонке, обстругивая ножом палочку, срезая лучинку за лучинкой и очинивая ее до немыслимой остроты.
На следующее утро Гарольда разбудили чьи-то крики. У Рича пропал нож. Обыскали близлежащее поле, склоны холмов и кусты; пришлось признать, что нож украл Уилф. Гарольд почти сразу же обнаружил, что вместе с ножом пропало и пресс-папье с блестками — подарок для Куини.
«Горилла» сообщил, что Паломник Уилф завел страничку на «Фейсбуке», у которой уже больше тысячи подписчиков. Там он выложил истории о своих походных приключениях и о спасенных им людях, туда же поместил и несколько молитв. Своим поклонникам Уилф обещал, что новые подробности о нем появятся в воскресных газетах.
— Я предупреждал, что это добром не кончится, — процедил Рич, испепеляя Гарольда взглядом сквозь пламя походного костра.
Исчезновение юноши глубоко растревожило Гарольда. Отходя от лагеря, он с надеждой всматривался в ночной мрак, ожидая его возвращения. В городах он заходил в пабы и приглядывался к молодежным ватагам, тщетно отыскивая среди них исхудалые, болезненные черты Уилфа, прислушивался, не раздастся ли поблизости его безумный смех. Он чувствовал, что все-таки где-то недосмотрел за пареньком и в этом, как водится, остался верен себе. Гарольд снова начал страдать бессонницей и в иные ночи совсем не мог уснуть.
— У вас усталый вид, — заметила ему Кейт.
Они оба удалились от отряда и сидели в кирпичном тоннеле, выложенном вдоль русла реки. Вода в ней застоялась и больше напоминала зеленый бархат, нежели текучую жидкость. Берега поросли мятой и кресс-салатом, но Гарольд утратил былой интерес к травам.
— Я очень отдалился от своего начала. Но и к окончанию слишком мало приблизился. — От зевка он сотрясся всем телом. — Как вы думаете, почему сбежал Уилф?
— Просто ему надоело. Никакой он не злодей, а так… Уилф еще молодой, стержня в нем нет.
Наконец хоть кто-то заговорил с Гарольдом без излишнего пафоса, как в первые дни похода, когда еще никто не имел на его счет никаких предвкушений, в том числе и он сам. Гарольд по секрету признался Кейт, что Уилф очень напоминал ему сына и что предательство по отношению к Дэвиду мучило его в последние дни даже больше, чем вероломство по отношению к Куини.
— Когда Дэвид был еще ребенком, мы с женой увидели, как он умен. Он все время сидел, запершись в комнате, и делал уроки. Если ему не ставили хороших оценок, он расстраивался до слез. Но потом его дарования обернулись против него же. Дэвид был каким-то заумным. И очень нелюдимым. Он поступил в Кембридж и начал попивать. Сам я в школе всегда был отстающим, поэтому преклонялся перед его способностями. Зато в жизненных неудачах мне равных нет.
Кейт рассмеялась — ее подбородок гармошкой сложился на груди. Гарольд заметил, что, несмотря на резковатые манеры этой женщины, ему делается как-то спокойнее в обществе ее внушительных телес. Кейт призналась:
— Я никому не говорила, но мое обручальное кольцо несколько дней назад тоже исчезло.
Гарольд вздохнул, понимая, что доверял Уилфу вопреки всем и вся, но причиной тому была отчасти и привычка находить в каждом человеке врожденное доброе начало. Теперь такому доверию приходилось положить предел.
— Это ничего, что кольцо пропало. Я недавно развелась со своим бывшим. Сама не знаю, зачем я его все это время носила… — Она посмотрела на руку без кольца, согнула пальцы. — Будем считать, Уилф сделал для меня доброе дело.
— Чем еще я мог ему помочь, Кейт?
Она улыбнулась:
— Невозможно спасти всех до единого.
Кейт помолчала, а потом спросила:
— А сейчас вы видитесь с сыном?
Гарольду было больно это слышать.
— Нет.
— Наверное, скучаете по нему? — продолжала расспрашивать она.
После Мартины еще никто не интересовался его сыном; во рту у Гарольда пересохло, а сердце невольно заколотилось. Ему хотелось объяснить Кейт, каково обнаружить своего юного отпрыска в луже рвоты, отнести его в постель, утереть ему лицо, а утром притвориться, будто ничего такого не видел. Он был не прочь поведать ей, каково ребенком наткнуться на мужика, то бишь на своего отца, валяющегося примерно в таком же состоянии. Хотелось допытаться: «Как же это случилось? При чем тут я? Неужели это я виноват?» Но Гарольд промолчал. Негоже взваливать на Кейт подобное бремя. Он лишь кивнул и ответил, что да, он очень скучает по Дэвиду.
Обняв колени, Гарольд припоминал, как отроком лежал у себя в комнате и прислушивался к тишине, в которой больше не было матери. Он вспомнил, как ему впервые сообщили об отъезде Куини и как он от неожиданности плюхнулся на стул, потому что она даже не зашла попрощаться. Он будто наяву увидел побелевшее от ненависти лицо Морин, услышал, как с треском захлопнулась за ней дверь гостевой комнаты. Он заново прожил свой последний визит к отцу.
«Мне очень жаль, — сказала ему санитарка. Она взяла Гарольда за рукав и почти насильно утянула прочь. — Вы же видите, он разволновался. Лучше вам сегодня уйти».
Поспешая за ней, Гарольд оглянулся напоследок, и все, что он запомнил: тщедушный человечек бросался в него ложками и вопил, что у него нет никакого сына.
Разве такое выразишь? Придется пересказать целую жизнь. Можно, конечно, попытаться и найти слова, но для Кейт они будут исполнены совершенно иного смысла. Можно сказать: «мой дом», но она вообразит этот дом по-своему. Нет, этим никак не поделишься…
