Алексей Санаев - Уругуру
Он вышел на главную площадь деревни, лениво поприветствовал стариков, сидевших в тени вокруг калебаса с ячменным пивом:
– Сео!
– На сео!
Выслушав ответ, сел рядом и принялся жаловаться на жизнь. Его зовут Абд-эль-Кадир, и приехал он из Тимбукту, что лежит далеко на севере. Он торговал здесь солью и чаем, и все бы хорошо, но этой ночью издох его ишак. Это был очень мудрый ишак, старый друг, но Аллах забрал его на небо. Пришлось пешком добираться до ближайшей деревни, спрятав товар в придорожных кустах, откуда его, наверно, уже давно растащили неверные. Слава богу, осталось немного денег.
И теперь Абд-эль-Кадиру конечно же нужны две вещи: во-первых, как доброму мусульманину, попасть в мечеть, чтобы воздать хвалу Всевышнему за то, что издох ишак, а не он сам; во-вторых, новый осел взамен старого, потому что нужно ведь забрать товар и как-то добраться до Бандиагары. А еще он поинтересовался, где можно купить хорошего, доброго барана с солидной бородой, которого он мог бы довезти домой, чтобы принести в жертву за благополучное возвращение. Не помогут ли ему почтенные отцы?
Отцы, конечно, согласились помочь. Большинство из них, к моему удивлению, отлично говорили на французском языке, и в их отношении ко мне не было той подозрительности, закрытости, которую мы испытывали на протяжении всей нашей жизни в Стране догонов. Было очевидно, что быть туарегом в этих краях гораздо выгоднее, чем европейцем.
Сначала, как водится, догоны расспросили меня о моей семье, о количестве жен и детей (две, семеро), о том, где находится мой дом и чем я живу. Все это я с удовольствием сообщил, одновременно приправив повествование живописными подробностями о жизни туарегов, которые своими глазами наблюдал в Тимбукту. Я все больше входил в роль, и мне казалось, что я прирожденный туарег. Правда, их несколько удивил мой отказ от пива, по моим представлениям, вполне естественный для мусульманина. Старейшины рассмеялись и сообщили, что впервые видят непьющего туарега. На это я парировал, что происхожу из семьи муллы и дал обет не прикасаться к спиртному. Взгляды плохо скрываемого отвращения, которые я бросал на калебас с ячменным пивом, их вроде бы убедили окончательно.
– Конечно же, – сказали они. – В деревне Иби можно купить осла.
Базар сегодня не здесь, а в соседней деревне (у догонов базар кочует по селениям, возвращаясь в исходную точку каждые пять дней), но местный торговец Дугалу держит на продажу скот. А вот мечеть поблизости имеется только в Кунду, туда можно доехать за час на осле или пешком дойти за полтора. Если же это неудобно, можно помолиться в христианской часовне, которую в прошлом году построили французские миссионеры. Догоны положительно не различают, чем мировые религии отличаются друг от друга.
Возможность встречи с миссионерами я отверг, поблагодарил стариков порцией орехов колы и отправился к Дугалу. Здесь меня ждала удача: Дугалу, старый прожженный торгаш, держал в своем загоне не только ослов всех видов и мастей (они шарахались от меня как зачумленные – чувствовали, видимо, европейский дух), но и великолепного бородатого барана темно-коричневой масти. И если насчет осла мы сговорились довольно быстро, то с бараном пришлось повозиться.
– Слушай, возьму-ка я у тебя вот этого больного на вид барана. Тебе этот доходяга ни к чему, не сегодня-завтра отдаст концы, а мне по дешевке пригодится, – произнес я максимально безразличным тоном, какой только мог изобразить.
Я хотел даже сплюнуть, но этому беспроигрышному жесту мешал платок туарега, закрывающий мое лицо, под которым было жарко, как в парнике. Баран буйно резвился за изгородью, демонстрируя апоплексическое веселье, и отдавать концы определенно не собирался.
– Больного? – Дугалу даже удивился. – Да это мой лучший экземпляр, я купил его на базаре в Бонго на прошлой неделе! Купил за сто тысяч франков КФА!
Беседа быстро обретала практический смысл. Я без лишних слов объяснил ему, что весь его дом с загоном, животными и с ним самим не будет стоить ста тысяч франков (около 250 долларов), в результате чего спустя полчаса я уже вешал на своего нового осла мешок и привязывал к седлу бородатого барана, исполненного нездешнего веселья. Сделка была совершена быстро и к обоюдному удовольствию.
– Куда ты теперь поедешь? – спросил Дугалу, укладывая в мешки корм для осла и барана, которым я попросил меня снабдить.
– В Бандиагару, – искренне ответил я, отчаливая.
Попрощавшись и сообщив ту же информацию старейшинам, я сделал кружок вокруг Иби и отправился прямиком в другую сторону – в деревню Найе.
Если кто-то думает, что ослом управлять легко, то я готов предоставить всем желающим возможность поупражняться. Отправляйтесь в небольшую прогулку в компании с этим животным между деревнями Иби и Найе и испытайте свою судьбу. Даже «Жигули» шестой модели, на которых я ездил в свои незабываемые студенческие годы, ежеминутно готовый к худшему, даже они ехали лучше. Хотя вряд ли более предсказуемо.
Дело в том, что с ослом вообще не договоришься. Он движется вперед по одному ему известной траектории, может неожиданно направиться в другой конец пустыни, плохо понимает или вовсе не понимает по-французски, ищет (и находит) по пути съестные припасы и вообще ведет себя довольно развязно. Иногда он может вдруг остановиться, и лишь изощренное физическое насилие может заставить его продолжить движение. Спускаясь с отвесного плато по узкой тропинке, он постоянно издевается над седоком, на каждом повороте делая вид, что собирается сделать следу ющий шаг прямо в пропасть, и повергая меня в состояние оцепенения. Наличие рядом бородатого барана не способствует координации движения каравана: они поминутно ругаются между собой, норовят умчаться в разные стороны, а потом неожиданно сговариваются, чтобы совместными усилиями выбросить меня из седла...
Мне удалось заночевать в деревне Кунду, где меня радушно приняли местные мусульмане и где мне пришлось выполнить все обряды Корана, о которых я только слышал. При этом знал я их немного, и поэтому в мечети стал молиться спиной к михрабу{ Михраб (араб.) – святилище, молитвенная ниша в стене мечети.}, а медресе долгое время называл школой.
–В ответ на удивленные взгляды я всякий раз говорил, что в Тимбукту теперь так принято молиться, и вроде бы все остались довольны, думая, что я всегонавсего безвредный идиот. Здесь же, в мечети, я и спал, подложив под голову рюкзак с фотоаппаратом и своей европейской одеждой, добросовестно пересказав своим новым друзьям все, что знал о жизни туарегов. А наутро, съев наскоро миску просяной каши, я поведал им, что еду на север, в то время как сам конечно же отправился на юго-восток, через пустыню, к Найе.
За стеной песка – так ведь сказал предсказатель Абдаллах? Теперь я понял его слова. Страну догонов и ближайшие плодородные долины разделяет холмистая пустыня, в древности преграждавшая путь с востока на запад, что делало догонов неуязвимыми. Здесь нет дорог, только писты – небольшие тропки, по которым в день проходит два-три человека и три-четыре осла, следуя из Страны догонов в Буркина-Фасо или обратно.
Следующую ночь мне пришлось провести в голой местности на полпути к месту назначения, в шалаше из веток кочевой семьи фульбе. Отец-скотовод сносно говорил по-французски и согласился покормить меня и моих четвероногих спутников, а мать и шестеро детей приготовили еды – мясо и рис – и, не отрываясь, смотрели на меня изумленными глазами.
К этому времени я уже основательно зарос щетиной, загорел и действительно походил на туарега, поэтому безбоязненно открыл лицо и съел свой ужин вместе со всеми. Перед сном за стаканом чая (стакан в семье был только один, и он достался мне как дорогому гостю, остальные пили из небольших калебасов) отец семейства неожиданно выкинул замечательный номер, предложив мне в жены свою старшую дочь, сидевшую здесь же. Это было сделано столь будничным тоном, что я сперва даже подумал, что ослышался.
– Ну да, в жены, – повторил он, еще раз указав пальцем прямо на лицо сидевшей рядом девицы, в ушах которой висели мощные металлические кольца, а губы были намазаны яркой синей краской. – Бери ее хоть третьей, хоть четвертой женой. Она умеет сшивать кожу. За это не возьму ничего, даже дам тебе на дорогу еще сена для твоего осла.
Дочь флегматично пережевывала рис, не проявляя никаких признаков эмоций в ответственный момент, когда решалась ее судьба. Но я подумал, что чернокожих женщин в моей жизни не должно быть слишком много, и откровенно ответил:
– Спасибо, друг. Я подумаю. Может быть, на обратном пути.
– Да забирай сейчас, – упорствовал кочевник. – Эту ночь можешь провести с ней.
Я подавил желание вскочить из шалаша и бежать куда глаза глядят.
– Нет, дружище. Я слишком устал, чтобы насладиться твоей красавицей. И это было правдой.
