Станислав Говорухин - Вертикаль. Место встречи изменить нельзя
Они шли обнявшись вдоль кромки воды. Два следа — большой и маленький вились на отполированном водой песке. Следы то сближались и путались, то расходились в стороны, вот они снова сошлись, повернулись друг к другу носками — дальше повел один большой, глубоко отпечатавшийся в песке след.
— Отпусти меня! Тяжело ведь… Ну, хорошо, хорошо — сильный… Вижу…
Он закрыл ей губы поцелуем, мягко опустил на песок.
— Пусти! Девчонки увидят…
Он откинулся на спину, раскинул руки на горячем песке.
— Хорошо-о!
— Идите-е к на-ам! — звали из воды три черные в костровом свете фигурки. Оттуда слышался и далеко разносился над водой смех, визги.
Снизу, против течения, шла лодка, груженная ворохом сучьев. На корме сидел мальчишка, правил веслом. Отец его, впрягшись в бурлачью лямку, шел берегом, тянул лодку «бечевой».
— Поцелуй меня…
— Нельзя, — Лиза возилась около него, засыпала горячим песком. — Увидят…
Она легла рядом, положив голову ему на руку. Перевернулась, уткнулась губами в сгиб у локтя.
— Как вкусно ты пахнешь…
…А уже работала Машина Смерти.
Сходили с ее конвейеров новенькие автоматы, и какие-то руки жадно расхватывали их, стирая смазку… Из черных зевов цехов выкатывались, скрежеща гусеницами, танки… Ввинчивались взрыватели в металлические болванки бомб… Какие-то люди в чужих одеждах целились и стреляли в мишени… И генералы склонялись над картой, исполосованной черными стрелами…
Словно все злые силы срочно объединялись и договаривались, как скорее растоптать, убить, уничтожить эту неуместную, оскорбляющую их Любовь, что соединила сейчас двух людей на узком солнечном берегу…
Уставшие, они играли после обеда в лото по пятачку карта.
Как всегда, на полную мощь работало радио, передавали музыку. Тамара, набрав полную горсть бочоночков с цифрами, выкрикивала каждый раз с новой интонацией:
— Барабанные палочки! Двадцать пять! Семнадцать!
— Квартира, — тихо сказала Венера.
— Вот тихоня-везунья! — Тамара долго шарила в мешке, выискивая новую цифру. — Пять!
— И у меня квартира, — довольно заулыбался Павел, накрывая пятерку пуговицей.
По радио объявили: «Шопен. Второй концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет юный пианист Слава Рихтер…»
Из тишины эфира тихо выплыли и пролились в комнату нежные звуки рояля.
В дверь постучали.
— Да! — сказала Александра. — Да входите же!
В дверь просунул голову парень, большой, рыжий, робко таращивший глаза на большую компанию за столом. Из коридора донесся звук патефона, игравшего «Прекрасную маркизу» с заезженной пластинки.
— Тому можно?
— Входи, чего мнешься! — велела Александра.
Парень неловко, боком просунулся в проем двери, покосился на лейтенанта, на Тамару, соображая, нет ли между ними какой-нибудь связи, и облокотился о косяк, небрежно засунув руки в карманы. Чувствовалось, что он смущен и развязность эта деланая. Одет он был парадно: темный шевиотовый костюм, галстук, парусиновые туфли крепко намазаны зубным порошком — облачко белой пыли поднималось с них при малейшем движении, незапыленными оставались только следы на полу.
— Кончим? — предложила Лиза. — Все равно Венерка выиграет.
— Вот еще, — небрежно отмахнулась Тамара от ухажера. — Подождет… «Чертова дюжина»!
— На танцы пойдешь? — спросил ухажер.
— «Шестьдесят девять» — туды-сюды!
— В летнем театре концерт, да билеты давно расхватали. За неделю еще… Какая-то знаменитость…
— Приглашаешь даму, а о билетах не позаботился… Семь!
— Я кончила, — ровным голосом сказала Венера. — Внизу.
— Что я говорила? — заметила Лиза.
— Пойдем лучше в кино?
Тамара лениво потянулась.
— Если комедия…
— Не знаю. Афишу только повесили. Называется «Большой вальс»…
— Хороший фильм, — одобрительно кивнул Павел.
— А билеты? — строго спросила Тамара.
— Достанем, — ободрился ухажер.
— Сходить, что ли? Венерка, я надену твои туфли?
— Возьми.
— Выйди, — кивнула она парню. — Переоденусь.
Ухажер покосился на лейтенанта. Павел поднялся.
— Пойдем перекурим…
Они вышли в коридор, закурили.
— С характером! — ухажер кивнул на дверь. — Не знаешь, как и подступиться.
Павел сдержал улыбку.
— А ты смелее.
— Трудно, — признался парень. — Обхождение надо знать… А откуда?
— Сам-то чей?
— Буинский.
— Земляк. Я из Троицкого, под Тетюшами…
— А-а…
— Учишься?
— Не, я на заводе…
Вышла Тамара: на сгибе руки ридикюль, маркизетовое платье в горошек с буфами на плечах, носочки — в тон. Небрежно кивнула ухажеру:
— Пошли, что ли?..
Тот тяжело вздохнул, подмигнул лейтенанту. Павел вернулся в комнату.
— Я, пожалуй, тоже пойду.
Лиза вздрогнула, умоляюще посмотрела на подруг.
— Оставайтесь, Павел Иванович, — предложила Александра. — Куда вы на ночь глядя?
— Переночую в гостинице.
— Дак если не пустят? Гостиница у нас одна. Право, оставайтесь. Общежитие пустое — лето, мы спать к девчонкам уйдем… Ну?
Павел пожал плечами.
— Вахтерша, что ли? Она с виду только такая сердитая…
Павел подошел к окну, заглянул вниз.
— Можно и через окно, — угадала его мысль Александра. — Мы и сами так делаем, когда поздно возвращаемся. Или вам форма не позволяет?
Он засмеялся:
— Ладно… Раз вы мне сдали угол, позвольте вас куда-нибудь пригласить, скажем, в ресторан?..
— Пойдемте в парк, — предложила Лиза. — Мороженого поедим…
— Идите одни, — сказала Венера. — У нас с Шурой дела…
— Не будем расставаться, — потребовал Павел. — Тут я категорически настаиваю…
Между деревьями парка, нависшего над самой рекой, таилось много соблазнов. Высоко взмывали вверх качели, играл духовой оркестр на открытой веранде, за полотняными стенами цирка шапито ревел мотор, афиша у входа извещала: «Круг смелости. Лев на мотоцикле…»
Они выпили по стакану воды с сиропом, постояли в очереди за мороженым — Павел купил восемь порций, по паре на каждого.
— Не транжирьте на нас деньги, Павел Иванович, — хозяйственно заметила Александра. — У вас еще дорога впереди…
— Что это за деньги? — отмахнулся Павел.
— Дак ведь копейка рубль золотит. Сядем?
Они устроились на свободной скамейке. Лиза сказала:
— Ужас как люблю мороженое. Мы один раз с Тамаркой после стипендии двенадцать порций съели…
— Ну и жена вам попалась, Павел Иванович, — засмеялась Александра. — Не прокормите… Как в прорву…
— Я прошлым летом в Казани, — вспомнила Венера, — такое вкусное мороженое ела — называется «эскимо». На палочке и сверху шоколадом облито…
— Эскимос, наверное? — поправила Александра.
— Нет, эскимо. Хорошо помню — «о» на конце.
— Удумают же… Нет, девки, что ни говорите, а жизнь стала богаче, вот и карточки отменили… Жаль, тятя с мамой не дожили до этого дня, — загрустила Александра.
— У нее родители в тридцать третьем от голода умерли, — объяснила Лиза.
— А у нас в деревне, — сказала Венера, — один кузнец в лотерею автомобиль выиграл. «ЗИС-101». Он, конечно, деньгами взял. Двадцать семь тысяч. С ума сойти!..
Был вечер, но еще не стемнело. Снизу сквозь зелень деревьев пробивались отсветы реки, оттуда волнами наплывали свежесть и прохлада. Духовой оркестр грянул «Кукарачу». За их спинами у освещенного входа в летний театр толпились люди, стояла очередь у касс.
— Что же с практикой будет, девочки? — спросила Лиза.
— «Скорая помощь» просит десять человек, — сказала Венера. — На все лето. Заработок хороший…
— И практика замечательная, — обрадовалась Лиза.
— Что же тут замечательного? — рассердилась Александра. — Инфаркты, простуда… Колор, долор, рубор эт функциолеза… Неужели вы не понимаете, в какое время мы живем? Война случится, а мы только и умеем, что банки ставить. Я считаю, мы все должны проситься в больницу, в хирургическое отделение.
— Ой, я крови боюсь, — сказала Венера.
— Здрасьте! — Александра пристукнула ладонью по колену.
— Я смотрю, вы деятельно готовитесь к войне, — вставил Павел.
— А вы не готовитесь? — Александра повернулась к нему. Лиза тоже с интересом ждала его ответа.
— Я — другое. У меня профессия такая — быть готовым к ней. — Он посерьезнел. — А если начистоту, девочки, — война будет. Надо быть, не скоро — через два, через три года, но будет. Не дадут они нам жить спокойно. И смотреть, как мы строим коммунизм, не будут. Но сейчас у фашистов руки связаны… Товарищ Сталин знает, что делает. Никогда бы не пошел он на этот Пакт с Германией, если бы это не было выгодно стране. И с японцами бы договор не подписал… Все это не так просто. Тут, конечно, есть второй смысл. Надо выгадать время. Идет огромная перестройка армии, военной промышленности… Война должна быть выиграна малой кровью. Нашей, солдатской. Нельзя, чтобы она коснулась всего народа, вас, мои дорогие…
