Джоди Пиколт - Жестокие игры
— Отличный кофе. «Кона»?
Амос кивнул.
— Элитный сорт.
— Гавайский тоже хорош. Но, разумеется, в конторе мы радуемся и растворимому «Максвелл-хауз».
— Я куплю для конторы окружного прокурора кофеварку-эспрессо, — пообещал Амос, — если вы засадите этого ублюдка за решетку.
Не желая задерживаться на этом, Мэтт кивнул.
— Мистер Дункан, я очень хорошо вас понимаю, именно поэтому и пришел сегодня сюда. Сент-Брайду предъявлено обвинение в изнасиловании при отягчающих обстоятельствах, что влечет за собой наказание в виде двадцати лет тюрьмы. Я решительно настроен добиться максимального срока. А это означает, что речь о сделке о признании вины не идет.
— Он выйдет на свободу?
Мэтт не стал делать вид, что не понял вопроса Амоса.
— Сент-Брайда не выпустили под залог, поэтому до суда он будет находиться в тюрьме. После приговора он отсидит двадцать лет, а потом до конца жизни будет состоять на учете. Третье обвинение в изнасиловании — и он останется в тюрьме пожизненно. — Мэтт улыбнулся. — Поэтому нет, мистер Дункан. Он еще не скоро окажется на свободе. — Он повернулся к Джиллиан. — Мы можем организовать тебе помощь психолога из реабилитационного центра по работе с жертвами насилия, если нужно.
— Мы уже об этом побеспокоились, — ответил Амос.
— Хорошо. Сейчас мы занимаемся опросом свидетелей. Джиллиан, назови людей, которые могли бы, на твой взгляд, что-то знать о событиях прошлой ночи.
Джиллиан взглянула на отца, который начал мерить шагами комнату.
— Думаю, остальные девочки. Уитни, Челси и Мэг.
Мэтт кивнул.
— Детектив Сакстон с ними побеседует.
— Что с результатами медицинского осмотра? — спросил Амос. — Что-нибудь обнаружили?
— Узнаем через пару недель, мистер Дункан.
— Две недели? Так долго?
— Как только поступят результаты экспертизы, можно идти в суд, шансы у нас хорошие. Я уверен, что мы обнаружим улики, подтверждающие показания Джиллиан.
— Мои показания?
Мэтт кивнул.
— Я собираюсь вызвать тебя для дачи показаний.
Она тут же замотала головой.
— Я этого не выдержу!
— Выдержишь. Мы отрепетируем твои показания, никаких сюрпризов не будет.
Джиллиан вцепилась в край своего свитера.
— А как насчет адвоката? Откуда вы знаете, что он спросит? — И тут ее осенило. — Если результаты экспертизы докажут, что он был там, мне не нужно будет выступать в суде?
Обычная реакция жертв насилия, более типичная для подростка. Мэтт мягко заметил:
— Не нужно думать об этом сейчас. У нас пока нет улик. Я получил еще не все документы, еще не опросил всех свидетелей. Позвольте мне заниматься своей работой, а детективу Сакстону — своей. А потом мы объединим усилия в суде. — Мэтт помолчал. — Мне только нужно знать одно, Джиллиан, и я обязан тебя спросить: ты была девственницей до того, как это произошло?
Джиллиан метнула взгляд на отца, который застыл на месте.
— Мистер Гулиган…
— Мне очень жаль, но ответ чрезвычайно важен.
Она, не сводя глаз с отца, пробормотала:
— Нет.
Амос снова принялся ходить по комнате, пытаясь взять себя в руки.
— Я тоже хочу помочь в расследовании, — неожиданно заявил он, чтобы сменить тему.
Его слова удивили не только Мэтта, но и Джиллиан.
— Спасибо за предложение. Но пусть делом занимаются профессионалы, мистер Дункан. Меньше всего нам нужно, чтобы Сент-Брайда освободили по формальным причинам.
— А я его увижу? — не унимался Дункан.
— Что?
— Дело. Полицейские отчеты, результаты анализа ДНК.
— Во время процесса, — ответил Мэтт. — Но могу вас заверить, что вы сразу же будете осведомлены обо всем, что станет известно мне. Я покажу вам все необходимые документы.
Ответ несколько успокоил Амоса. Он коротко кивнул.
Но Мэтта больше заботила Джилли, которая, казалось, никак не могла прийти в себя после внезапного осознания того, что придется давать показания в суде.
— Джиллиан, — мягко окликнул он, — я не дам тебя в обиду! Обещаю.
Морщинки на ее лбу разгладились, она натянуто улыбнулась.
— Спасибо.
Амос снова сел и обнял дочь, словно хотел напомнить, что он гоже здесь и готов ей помочь. Мэтт отвел взгляд, чтобы не смущать их. И клятвенно пообещал себе, что из кожи вылезет, лишь бы они могли хоть частично вернуться к той, прежней жизни, в которой еще не было Джека Сент-Брайда.
Последний раз Джиллиан была в кабинете доктора Горовиц, когда ей было девять. Она помнила, как играла с куклами, пока доктор что-то писала в своем блокноте. В конце сеанса она всегда угощала ее мятным печеньем. Но потом отец решил, что Джилли е мирилась со смертью матери, и девочка перестала еженедельно посещать психиатра.
— Джиллиан, — приветствовала ее доктор Горовиц, — давно не виделись!
Сейчас доктор была сантиметров на пять ниже Джиллиан. Волосы на висках поседели, а на украшенной бисером цепочке она носила бифокальные очки. Она казалась старухой, и это напугало Джилли: если время так обошлось с доктором Горовиц, то это значит, что и для нее эти несколько лет не прошли бесследно.
— Мне незачем было сюда приходить! — выпалила Джиллиан. — Я могу сама о себе позаботиться.
Доктор Горовиц лишь кивнула.
Джиллиан молчала. Она боялась говорить. Хватит уже того, что она беседовала с прокурором и детективом Сакстоном, но они, по крайней мере, ожидали получить от нее ответы. Доктор Горовиц — другое дело. Ее работа — порыться у Джиллиан в голове и узнать, ЧТО именно там происходит.
— Давай вместе решим, смогу ли я помочь, — предложила психиатр. — Как ты себя сегодня чувствуешь? — Джиллиан молча пожала плечами. — Ты в состоянии есть? Спать?
— Я не хочу.
— Ты можешь сосредоточиться?
— Сосредоточиться?! — разозлилась Джиллиан. — Да я постоянно думаю об одном и том же!
— О чем?
— О нем!
— Мысленно возвращаешься к тому, что произошло?
— Боже, да! Снова и снова, — призналась Джиллиан. — Но кажется, что это уже не я.
— Ты о чем?
Она понизила голос.
— Как будто я сижу… где-то высоко… и вижу эту девочку в лесу… как он ее хватает… и когда он убегает, внезапно кажется, что меня больше нет.
— Вероятно, ты очень расстроена.
Она кивнула. К ее ужасу, на глаза навернулись слезы.
— Простите. Со мной правда все в порядке. Я просто… просто…
Доктор Горовиц протянула ей бумажную салфетку.
— Джиллиан, ты ни в чем не виновата. Тебе нечего стыдиться или смущаться.
Джиллиан подтянула колени к подбородку и обхватила их руками.
— Если это правда, — возразила она, — тогда почему из всех людей на земле он выбрал именно меня?
В карцере в правом углу было целое озеро мочи и засохшие пятна на цементной стене — наследство, доставшееся от предыдущего заключенного. Дверь захлопнулась, и Джек опустился на металлическую койку. Одно радовало: на нем была его одежда. Его собственная одежда. Он подумал об обладателях суперкубка, которые забили первый гол, о странах, которые выиграли первое сражение в завершившейся победой войне.
Если в окружную тюрьму заточили его тело, пусть хотя бы, черт возьми, оставят в покое его свободную волю!
Он пошарил под матрасом, над душем и даже в основании унитаза. «Ручку, — молил он, — обыкновенную ручку!» Но кому-то удалось изъять отсюда все, что можно было использовать хоть для какого-то развлечения.
Джек сел на койку и принялся разглядывать свои ногти. Убрал катышки с джинсов. Расшнуровал кроссовки и снова их зашнуровал.
Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором тут же возникла Эдди. Он помнил аромат ее кожи, тонкую нотку духов… Внезапно он почувствовал, как печет в груди, как немеет рука. Сердечный приступ. Боже, у него сердечный приступ!
— Надзиратель! — что было мочи закричал он.
Потом потряс койку, и она ударилась о забетонированные в стену скобы.
— Помогите!
Но его никто не слышал. А если и слышал, то не пришел.
Джек попытался сосредоточиться на чем-то, чтобы забыть О боли.
«Если бы ты страдал погонофобией, ты бы их избегал».
Соберись, Джек!
«Бородатых людей».
«Уникальная пища, которой питается жирянка».
Вдох. Выдох.
«Насекомые».
«У одного арктофилиста их была целая гора».
«Плюшевых медведей».
Он положил руку себе на грудь. Постепенно боль утихла, отступила, прекратилась. И он совершенно не удивился, что больше не слышит биение собственного сердца.
Джиллиан наблюдала, как шипит последняя свеча, превращаясь в восковую лужицу. Клочок бумаги с именем матери тлел на серебряном подносе. Джилли не сводила глаз со свечи на самодельном алтаре. «Может быть, она не является, потому что ненавидит то, во что я превратилась».
