Максим Малявин - Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд!
Ку-ку, я в домике!
Круги на полях Англии, загадочные фигуры на просторах пустыни Наска и прочие следы крупномасштабного ландшафтного хулиганства издавна будоражат воображение ученых, обывателей и просто желающих улететь отсюда к едрене фене в качестве посла доброй воли. В целом, ажиотаж общественности вполне понятен. Возможно, это и есть одна из многих причин, по которым контакт цивилизаций до сих пор не состоялся: как объяснишь этим землянам, что вон там один чолдон из провинциальной галактики (совершенно случайно числящейся во всегалактических каталогах как Едреня Феня) написал «здесь был Ёпрст», а вот это — да-да, то, на что вы сейчас показываете, — и вовсе нельзя произносить вслух при детях младше первой сотни лет.
Но кто бы мог подумать, что легенды поджидают ничего не подозревающего доктора прямо на территории родного дурдома! И ведь не надо было далеко ходить — стоило всего-то прогуляться вокруг зданий больницы в конце работы, благо погода была просто отменная, а поток пациентов вдруг иссяк: не иначе как рванули на дачи. И вот, прямо посреди густо поросшей клевером, одуванчиками и прочими условно культурными и трудноубиваемыми травами полянки — тропинка.
Причем тропинка непростая. Все нормальные тропинки ведут откуда-то и куда-то. Эта же была вещью в себе и могла повергнуть в полный восторг Платона или Канта, если бы их отпустили сюда на прогулку. Дело в том, что она не имела ни начала, ни конца. Она была замкнута сама на себя, вытянута этакой гантелей метров на тридцать, и будь у местных ворон толика абстрактного мышления и словарный запас чуть богаче того, что им приходится выслушивать в свой адрес, они бы наверняка обозвали ее как-нибудь вроде «Уроборос, прикусивший свой хвост и попавший под КамАЗ». При этом трава на тропинке отсутствовала полностью, настолько плотно она была утоптана. Создавалось впечатление, что по ней кругами ходит во время прогулки одно отделение за другим, но в том-то и дело, что все прогулки больных проистекают в других местах, и, насколько я успел заметить, привычки ходить строем в колонну по одному ни за каким из отделений не числится.
Порасспрашивав персонал, сторожей и не найдя ни одного внятного объяснения (версии с брачным хороводом ежиков и пьяным косильщиком лужаек были решительно отметены), я уже почти решил пожать плечами, плюнуть и забыть, как вдруг однажды утром загадка разрешилась сама собой. В тот день я приехал на работу очень рано. Выйдя из машины, я направился было ко входу в поликлинику, как вдруг мое внимание привлек очень узнаваемый силуэт, нарезающий на полусогнутых… э-э-э… гантелеобразные фигуры по той самой загадочной тропинке. Ну конечно, это же Федя!
Федя поселился в больнице очень давно. Фактически, к моменту, когда ее корпуса были отстроены, он уже был постоянным обитателем того, старого психдиспансера и активно помогал при переезде. Для отделения Федя незаменим в хозяйстве: он драит полы, наводит порядок, выносит мусор, а свободное время проводит в компании то одной, то другой девчонки из числа наших постоянных пациенток — он умеет быть обходительным. Как только что оказалось, это были не все его тайны, и я решил получить информацию из первых уст.
— Доброе утро, Максим Иванович. — Федя приостановился и кивнул мне.
— Доброе утро, Федя. Тропинка — это твое творение?
— Да, — не без гордости подтвердил он.
— Давно ты ее протаптываешь?
— Уже пятый год.
— Пятый год?! Но зачем? Она же никуда не ведет!
— Да я это… спортом занимаюсь, каждое утро. — В тоне Федора промелькнули фальшивые нотки.
— Колись, Федя! Ты про невинность девчонкам лапшу вешай и про спорт тоже! Спортом ты ходишь в другое место заниматься, и явно предпочитаешь гири терренкуру!
— А вы не будете смеяться?
— Федя, я буду серьезен, как приличный зять на похоронах любимой тещи.
— Все бы вам шутить, доктор! А дело-то серьезное!
— Мне просто и в самом деле интересно, и хотелось бы услышать правдивую версию, а не гимн физзарядке.
— Хорошо, — вздохнул Федя. Он помолчал, собрался с духом и продолжил: — Как только я умру, за мной явятся, чтобы забрать на суд, а оттуда — в ад. Не спорьте, я точно знаю, информация из первых уст. Да, вот так вот прямо и сказали, и ладно бы один раз — постоянно твердят, не дают забыть. Да что там — мне всё показали: и где меня ждут, и что будут делать, и как. Каждую ночь приходят и заглядывают: жив еще? Ладно, ладно, мы подождем. Я стал искать способ остаться — нет, не попасть в рай, просто остаться, хотя бы призраком — и я его нашел. С тех пор я каждый день хожу здесь и думаю обо всем, что вижу, но только не о себе. И с яблонькой я обо всем договорился.
— О чем? И что это даст?
— Тропинка, протоптанная паломниками, которые делают Парикарму, скрывает Шамбалу от злых глаз. Тропинка «здоровья» вокруг горных монастырей скрывает монастыри от непрошенных посетителей — они просто не находят туда дороги. Моя душа после смерти спрячется вот здесь, — и он указал на яблоню, которую огибала тропинка. — И ХРЕН КТО МЕНЯ ЗДЕСЬ НАЙДЕТ! Я НАВСЕГДА ОСТАНУСЬ В ЭТОМ ДУРДОМЕ!
Наркологический диспансер снова запросил помощи у нашего, психиатрического. Там не справляются с наплывом белогорячечников и галлюцинирующих порошочечников. Не вопрос, поможем.
Мишка Маша
Мода ругаться на падение нравов подрастающего поколения, судя по древним пергаментам, каменным табличкам и хитросплетениям узелкового письма, насчитывает столько же тысяч лет, сколько у человечества эти поколения подрастают. Может даже создаться впечатление, будто с момента появления на земле человека он занимался не столько культурным и научно-техническим прогрессом, сколько моральной и духовной деградацией. А краски молодого мира, включая зелень травы и синеву неба, просто резали глаз. Наверняка и из микроорганизмов на заре человечества существовали лишь полезные дрожжи и исключительно вежливая кишечная палочка, это они у людей научились плохому. Не верьте, все это блажь, и молодые ребята с девчатами ничуть не хуже — просто моложе. И переживают они за свои успехи и неудачи так же. А иногда даже чересчур.
Не так давно к Оксане Владимировне на прием в сопровождении страшно взволнованных родителей пришло юное чудо. С огромными глазищами, пышными ресничищами и шикарной косой. Маша (назовем ее так) заканчивала школу и готовилась к ЕГЭ. Будучи девочкой очень ответственной, она целыми днями штудировала учебники и дополнительную литературу, перелистывала школьные конспекты и очень огорчалась оттого, что вокруг столько отвлекающих факторов: то подружки позовут гулять (какое «гулять», когда тут квантовая физика в голове никак не укладывается), то у брата какая-то сволочь в его компьютерной игре нудит противным голосом — мол, надо строить зиккурат! Самого бы кто построил, охламона! Словом, сплошные переживания.
Ну, эти проблемы решились сравнительно малой кровью: на подружек шикнули, брата вместе с зиккуратом построили, телефоны поотключали. А через несколько дней поднялась температура, а еще через день начались рвота и понос.
Доктора искали инфекцию, искали пищевое отравление, искали еще по нескольким направлениям — но тщетно. Физически девочка была вполне здорова. Вот только температура держалась уже две недели, рвота с поносом случались ежедневно, а в одну из последних ночей Маша, уже проваливаясь в сон, услышала, как разговаривают о чем-то соседи за стенкой. Ну, разговаривают — и на здоровье. Только дело в том, что за ЭТОЙ стенкой никаких соседей быть не могло, поскольку она была наружная, а этаж — двенадцатый. А голоса были слышны довольно отчетливо, будто кто-то мирно болтал. Поскольку за местными стрижами привычки вести светские беседы о дожде и высоте полета как-то не наблюдалось, Маша сильно напугалась. Она знала, что бесхозные голоса — это звоночек хозяину от покидающей его крыши. Теперь каждая ночь проходила в напряженном ожидании: появятся или нет? Голоса были вежливые и обязательные, ожидания старались не обманывать. Всякий раз они возникали на грани засыпания, после чего вся ночь была коту под хвост.
Собрав волю в кулак, Маша решила показаться психиатрам. Родителям про голоса она рассказать побоялась, чтобы не расстроить, а предлогом для визита послужила рекомендация терапевта: доктор, исключив практически все возможное, включая тяжелую беременность и холеру, сказала, что пусть ее удавят фонендоскопом, если это не психиатрическое.
Словом, это юное чудо робко перешагнуло порог, выдохнуло и отправило родителей погулять, после чего выложило все как на духу, попросив только про голоса маме с папой не рассказывать.
— Маша, а рвота и понос у тебя когда-нибудь раньше случались, чтобы вот так подолгу и тебе запомнилось?
— Раза два, кажется, но это было давно. Один раз в четвертом классе — я тогда еще перешла из одной школы в другую. Другой раз — когда впервые пошли месячные. Я очень напугалась крови, а тут еще и рвота с поносом начались.
