Яан Кросс - Полет на месте
Позднее рассказывали, шепотом, конечно, что поводом для повальных арестов силами СД послужили обстоятельства, причины которых тогда трудно было определить, была ли виной тому явная растерянность или явная неудача. Человек, в чье задание входило упаковать в клеенчатый мешок очередную почту, переправляемую через залив, вошел с соответствующим чемоданом в соответствующий дом на Пярнуском шоссе в Таллинне. Там, в определенной квартире, должны были произвести окончательный отбор отправлений.
Когда он оказался в подъезде, до его сознания дошло: он видел на улице, в двадцати шагах от входной двери, ну, не то чтобы знакомое, но небезызвестное
лицо — парня из СД. Немедленно сработал механизм инстинкта. И он не остановился у двери нужной квартиры, а прошел мимо, поднялся по лестнице, остановился на промежуточной площадке и стал наблюдать за дверью из–за лифтовой шахты. Через пять минут из квартиры на лестницу вышли двое, как подсказывало ему чутье, подозрительных мужчин, которые спустились по лестнице и вышли из дома. Человеку с чемоданом стало ясно: в квартире — охрана СД. Следовательно, ему нужно исчезнуть отсюда как можно незаметнее. Понимал, что с чемоданом он может привлечь к себе внимание. Чемодан же ни в коем случае не должен попасть в руки СД. Мгновение он обдумывал, что делать. Затем спустился по лестнице, зашел в незапертый подвал, юркнул в котельную и тут огляделся. Рядом с котлом центрального отопления был отделенный низкой перегородкой, наполовину заполненный каменным углем отсек. Тут же стояла совковая лопата. Человек взял лопату и сдвинул кучу угля от перегородки к стене, освободив необходимое для чемодана место, потом поставил на бетонный пол чемодан и набросал на него уголь. Через несколько часов, как только стемнеет, он хотел вернуться сюда и попытаться незаметно забрать чемодан. Затем подошел к парадной двери и стал украдкой наблюдать за улицей, выжидая удобный момент. Парень из СД перешел на другую сторону улицы и фланировал по тротуару. Когда отвернулся, — а на этой стороне по тротуару прошли мимо парадной сразу человек пять–шесть в обратном направлении, — человек без чемодана затесался в их число. И ушел восвояси.
Когда же тот, кого он послал вместо себя, пришел за чемоданом, того на месте не оказалось.
Много позднее выяснилось, что в игру вмешался пьянчуга–дворник, он же истопник, безответственный раболепный олух, который с той же готовностью согнулся бы перед Третьей возможностью, но в первую очередь склонился перед другой возможностью, бывшей как раз у власти. Этот с грязной рожей паршивец нашел чемодан и прихватил его с собой, разумеется, в надежде найти там деньги. Но нашел, к своему разочарованию, какие–то бумаги. Однако эти бумаги, по его соображению, могли бы, коли бог даст, заинтересовать СД. Он притащил свою находку господам из службы Безопасности и поставил на стол, но прежде, надо думать, на пол:
«Halt! Auf den Fussboden setzen! Nicht doch auf den Tisch! Das Stuck ist zu dreckig…«35
Так что дворник поставил черный от угольной пыли чемодан на линолеумный пол в трех шагах от стола и замер возле него, сопя и вращая глазами, — отсюда вот–вот брызнут слезы Мяэ в количестве по меньшей мере двух бутылок…
Уж не знаю и никто не знает, чем у дворника закончилось дело со слезами
Мяэ — или со слезами Иуды. Но эстонцам его иудин поступок стоил многих слез и страданий.
Исходя из материалов, попавших к немцам, арестовали в первую очередь людей из круга технических вспомогательных сил Третьей возможности. Арестовали и некоторых членов Национального комитета. Остальные ушли в подполье или бежали за границу. Иные остались, их связь с Национальным комитетом так и не была обнаружена немцами.
Некоторые арестованные под давлением неопровержимых вещественных доказательств вынуждены были в известных пределах взять вину на себя: да, тот или иной собирал на своей работе какие–то сведения. На них заорали, что они вражеские шпионы. Те утверждали, что они действовали по заданию иностранных послов Эстонской Республики и что в данный момент это единственные легитимные органы Эстонского правительства. Тогда на них снова заорали — поначалу, насколько я знаю, до рукоприкладства все–таки не опускались: эти Вармы и Тормы и Ларетеи с вашими сведениями в тот же миг побежали к англичанам! Теперь, когда Эстонского правительства больше нет, все они там продажные псы у английской кормушки. Англичане же немедленно отправили ваши данные на серебряном подносе своим друзьям в Москву! Неужели вы этого не понимаете?! Объективно все вы как один красные шпионы, шпионы Москвы, шпионы Сталина!
И нужно сказать: трудно было против этого возразить. Потому что объективно это было (благодаря, например, успешной деятельности мистера Филби) в значительной степени верно, даже вернее, чем они могли предположить.
Конечно, первоначально в сети попало множество мелкой рыбешки. И в течение весны и лета ее отфильтровали и выпустили. 18 сентября бывший шеф Улло профессор Улуотс подписал в подполье декрет (сделал это в полном соответствии с конституцией Эстонской Республики как премьер–министр, исполняющий обязанности президента в отсутствие последнего) о формировании правительства Эстонской Республики, премьер–министром которой был назначен Отто Тиф, присяжный поверенный и, как член бывшего правительства, человек хорошо известный.
В течение 18 сентября в Центральной тюрьме продолжалось освобождение по списку третьеразрядных заключенных, прибывших из СД: воришки — вон, мелкие красные — на все четыре стороны, махровые красные — на грузовики в Козеский лес и пулю в затылок. В то же время из периферийных тюрем в Центральную под натиском приближающегося фронта прибывали большими партиями эвакуированные заключенные. Никто не знал, что с ними будет.
В тот же день, 18 сентября, Марет сообщили в ведомстве прокурора Платцера, что Улло как личность, причисленная к мелким красным, видимо, скоро будет освобожден. Одновременно там же моей Хелле сказали, что меня в ближайшее время отправят в Германию. Окрыленная надеждой Марет поспешила домой дожидаться Улло — и дождалась. Ибо вечером того же дня Улло с какой–то бумажкой об освобождении прошел сквозь странный хаос погруженного в сумерки города, сквозь гул идущих в порт военных машин, сквозь весь этот темный город, еще более темный от реющего в воздухе пепла сжигаемых документов, и вернулся домой на улицу Эрбе.
Мне (Марет, конечно же, знала, а Улло, кажется, нет, что миновавшие его апрельские акции для меня закончились арестом) Хелла 18‑го после обеда принесла в тюрьму необходимый при отправке в Германию пакет с теплой одеждой, продуктовым полисом и витаминами. Охранник, который передал пакет, еще недавно был жестким малым, но неделю назад вечером неожиданно сунул мне в камеру газету (в одиночную камеру особенного риска ведь не было) и пробормотал:
«Этого в газете нет — вчера Финляндия вышла из войны…»
Или: «Би–би–си сообщило сегодня утром: вчера американцы перешли западную границу Германии…»
Сейчас, когда просунул в дверной люк моей камеры пакет Хеллы, он пробурчал:
«Вашей жене сказали, будто вас отправляют в Германию. Не верьте этой болтовне. Вас выпустят. Я знаю…»
Часов в одиннадцать в коридоре послышались приглушенные голоса. Затем дверь с лязгом отворилась и все тот же охранник, который приносил газеты, вызвал меня взмахом руки «Тсс…» с вещами в коридор. Там в полутьме уже стояли какие–то люди. Всего собралось с десяток человек. Насколько я мог разглядеть — парни все из Третьей возможности. Тот же самый охранник вывел нас — непривычно без окриков, в полном молчании — по коридорам за решетчатые ворота. Потом куда–то исчез, и руководство над нами осуществлял узколицый человек в кепке с налитыми, будто пьяными, глазами. Долгое время мы следовали за ним. Помню, шепотом я рассказывал соседу, гидрологу по имени Армин Каск, какой–то политический анекдот и одновременно старался зафиксировать: ага, миновали коридор, ведущий в камеру смертников, но и склад, в котором — при освобождении — нам должны были бы выдать вещи… Затем очутились в хозяйственном дворе Центральной тюрьмы. Шли, спотыкаясь в темноте о ноги вновь прибывшего этапа заключенных, которым было приказано сесть на брусчатку двора. Затем проскрипела, все еще почти в темноте, калитка в задних воротах, и мы оказались на воле. Огляделись вокруг — а где жандармы, собаки, грузовики? Для отправки в худшем случае — в Козеский лес, в менее худшем — в Палдиски и оттуда в Германию, в лагеря?.. Темень. Тишина. Наверху светлые сентябрьские звезды. Затем появился подвыпивший сопровождающий и прошептал, обдавая нас винными парами:
«Ребята, на сей раз из этого дерьма вылезли. А теперь — на все четыре
стороны — фьють!»
Лишь через несколько дней выяснилось, как безумно, слепо, ослепительно и бессовестно нам повезло.
