Эрика Косачевская - Ночь Патриарха
Следует сказать, что во всех вузах абитуриенты образуют особое братство по обмену информацией. И через 2–3 дня я уже знала, что конкурс для поступающих в МАРХИ — 8 человек на одно место и при этом бывшие фронтовики (а это был 1947 год) поступают вне конкурса. Между тем, в Строительном институте Моссовета есть архитектурный факультет, где конкурс всего 2–3 человека на место, а рисовать на вступительном экзамене нужно не голову, а гипсовый лепной орнамент, и главное, там также работают курсы для абитуриентов, но, правда, нет общежития.
Под недовольное ворчание секретаря, я забрала в канцелярии свои документы и с ещё одной девочкой мы поехали на Шлюзовую набережную подавать их в Строительный институт Моссовета.
Сведения оказались абсолютно верными, мы сдали документы, а уже на следующий день сидели за мольбертами и рисовала гипсовый орнамент.
Прошла я по конкурсу легко, поскольку только за рисунок и за сочинение я получила четвёрки, а остальные предметы сдала на пятёрки.
И тут стал вопрос, где я буду жить. У тёти Саны в двух смежных комнатах проживало 4 человека, и я там могла жить только летом, пока дядя Миша, а также дочь Ляля со своим мужем Колей — все эстрадные актёры — находились на гастролях.
Созвонились с папой и совместно решили, что жить я буду у старшей папиной сестры — тёти Яси, у которой была огромная двухкомнатная квартира при Детской больнице имени Филатова, заместителем главного врача которой тётя работала более 30 лет. Но квартира располагалась на первом этаже прямо в здании больницы, это было служебное жильё, там ещё жила дочь тёти Яси — Таня, которая работала педиатром в грудничковом отделении. Никого из посторонних, не являющихся работниками больницы, в эту квартиру прописать не имели права. Поэтому договорились, что пропишут меня на своей площади в Большом Каретном переулке13 тётя Сана и дядя Миша, а жить я буду у тёти Яси.
Училась я легко, и уже первый семестр сдала на одни пятёрки. У нас была дружная весёлая группа. Ещё в Канске я увлекалась волейболом и поэтому сразу же записалась в спортивную секцию. Меня включили в институтскую волейбольную команду — сначала запасным игроком, а потом ввели и в основной состав. Было интересно и увлекательно ездить с командой на межвузовские соревнования, а самое главное, у меня появилась близкая подруга Юля, самый сильный нападающий в нашей женской команде.
Юля, учившаяся курсом старше, была очень одарённым всесторонне человеком. Кроме того, что она была блестящей спортсменкой — нападающей с хорошим прыжком при росте 174 см и длинными, сильными руками14, была круглой отличницей, обладала прекрасным слухом, когда-то даже окончила музыкальное училище по классу фортепьяно. Рассказывала, что на выпускном экзамене играла Первый фортепьянный концерт Чайковского. Кроме того, Юля ещё прекрасно вязала и шила.
Мы с ней жили рядом: я — на Садово-Триумфальной улице, а она — на площади Восстания. По вечерами мы с ней часто выходили гулять и не могли наговориться, у нас оказались одинаковые вкусы и взгляды на многие вещи. Мы всё лучше открывали друг друга и все больше нравились друг другу. Чаще всего мы гуляли по Садовому Кольцу до тех пор, пока ни уставали так, что уже не могли идти. Тогда мы садились на кольцевой троллейбус «Б» и доезжали до дома. Мы часто пели на два голоса — обе обожали русские народные песни и романсы, любили лирические советские песни. Наша дружба была похожа на влюбленность. Никогда в жизни ни до, ни после у меня не было более близкой подруги.
Успешно сдав экзаменационную сессию и отработав геодезическую практику, я уехала на каникулы домой в Канск. Родители за время моего отсутствия получили новую более просторную квартиру со всеми удобствами и даже с телефоном. Лето прошло быстро, и к 1 сентября к началу занятий я приехала в Москву.
И тут нас всех ждал неожиданный сюрприз. В связи с тем, что якобы образовалось «перепроизводство» архитекторов, с подачи Госплана правительство приняло решение ликвидировать архитектурные факультеты при большинстве строительных институтов, в том числе и нашем. При этом постановление касалось только набора, начиная с нашего курса, а тех, кто поступил учиться даже на год раньше нас, продолжали готовить по специальности «инженер-архитектор». Я была очень огорчена — рушились все мои планы на жизнь.
И тут Юля мне говорит: «Эра, у меня сохранились все конспекты. Я тебе их подберу, ты сможешь по ним сдать все экзамены и перейти учиться на наш курс».
Я немного подумала и решила, что ничего не теряю, а нужно попробовать. Пришла посоветоваться с нашим деканом, который ко мне очень хорошо относился. Он с одобрением принял мое решение, обещал в случае надобности помогать, и я с головой бросилась в эту авантюру.
К этому времени я уехала от тёти Яси, которую стала безумно раздражать. Она не привыкла к тому, что молодая девушка может самостоятельно принимать решения, распределять свое время. Она не понимала, почему я не посещаю каждодневно институт, а большее время сижу дома за книгами и конспектами. Она, не поверив тому, что я сдаю экзамены сразу за два курса, решила, что я морочу ей голову, и однажды в моё отсутствие залезла в мой портфель и заглянула в зачётку. Я не привыкла к такому обращению, мы разругались, и я ушла от неё, сняв за 200 рублей «угол» у одинокой женщины, проживающей недалеко от института.
Деньги, которые папа платил тёте Ясе за мое проживание и содержание (500 рублей) я стала получать на руки.
Следующий год превратился для меня в бесконечную скачку с препятствиями. Я по Юлиным конспектам готовила очередной предмет, брала в деканате направление на досрочную сдачу экзамена, договаривалась с преподавателем, ведущим этот предмет, и шла его сдавать.
В течение года закончить два курса полностью у меня не получилось, а только удалось сдать за два года предметы трёх курсов. После окончания экзаменационной сессии четвёртого курса, которую я уже сдавала в общем потоке по запросу, организованному папой, я уехала в свой Канск для прохождения производственной практики на строительстве Канской теплоэлектростанции.
Это было моё первое близкое знакомство с рабочим классом, главной спецификой которого было то, что в Канске он состоял преимущественно из бывших заключённых. Больше всего меня поразили бывшие «зэчки» — совершенно опустившиеся женщины, которые без мата не произносили ни одной фразы. На стройке я по существу работала мастером, прораб стал мне доверять, и я даже могла самостоятельно выдавать и подписывать наряды, принимать работу. Мне выписали первую в моей жизни заработную плату — 450 рублей. По тем расценкам это было очень мало, разнорабочие получали 700–800 рублей в месяц, а квалифицированный плотник — 1200 рублей.
Отработав на стройке больше месяца, я подписала положенные бумаги, получила характеристику и в последних числах августа уехала в Москву. Поскольку занятия у нас начинались только 15 сентября, я решила на 10 дней поехать в Харьков, посетить моих родственников, посмотреть каким он стал любимый город моего детства.
Перед отъездом я зашла на Шлюзовую набережную в свой институт. В коридоре я встретила нашего преподавателя по начертательной геометрии Климухина, который когда-то ещё на первом курсе поставил мне за экзамен по его предмету пять с плюсом. Мы знали, что одновременно с нашим институтом, он преподаёт начертательную геометрию ещё и в МАРХИ, и даже, кажется, занимает там должность заместителя заведующего кафедрой. Слух о том, что я для того, чтобы учиться на архитектурном отделении, «перескочила» через курс, прибавил мне очков в глазах преподавателей (но не студентов…). Мы разговорились, и вдруг Климухин мне предложил:
— Если у вас такое горячее стремление стать непременно архитектором, почему бы вам не перейти учиться в Архитектурный институт? Я мог бы вам помочь… Приходите ко мне в кабинет начертательной геометрии.
Он назначил день и час, когда я должна была к нему придти в Архитектурный институт, но я, подумав, решила, что всё это не реально. Все знали, как трудно поступить в этот институт. Хотя такой переход оказался бы для меня очень кстати, поскольку я тогда была в глубочайшем кризисе. Да, я добилась своего — я на пятом последнем курсе архитектурного отделения и через год получу диплом инженера-архитектора. Но я трезво понимала, что работать архитектором не смогу: поскольку была подготовлена значительно хуже, чем мои сокурсники. Пока они нормально занимались специальными предметами — рисунком и проектированием, я эти предметы сдавала в скоростном порядке — «на зачёт». Таким образом, огромные усилия по переходу на другой курс оказались потраченными даром.
Я тогда не поверила, что смогу перевестись в Архитектурный институт, хотя это могло бы решить мои проблемы, поскольку курс обучения там был не 5 лет, как в строительном институте, а 6 лет, и по идее за предстоящие годы я могла бы наверстать упущенное. А кроме того, у меня в сумочке лежал билет до Харькова, и там меня уже ждали. Поэтому я не пошла к Климухину в назначенное время.
