Александр Ольшанский - Евангелие от Ивана
Но и внутри страны она была нежеланна. Передислоцировалась дивизия воздушно-десантных войск от южного брата в Поволжье. Дивизия находилась в воздухе, когда губернатор приказал закрыть аэропорт и не пускать десантников на свою территорию. И командир дивизии стал слезно умолять столичное начальство подыскать другую губернию, пока у самолетов не кончилось горючее! Великий Дедка, наблюдая эту историю в режиме, как сейчас говорят, on line, все ожидал, что комдив прикажет: «Первый батальон такого-то полка десантироваться, обеспечить посадку самолетов, поймать губернатора и повесить на первом же фонарном столбе!» Не приказал. Да и куда ему приказывать, когда Великий Дедка собственными глазами видел: хоронили ветерана и оркестр стал исполнять гимн Советского Союза, так офицеры из почетного караула стали разбегаться. А ведь тоже принимали присягу на верность СССР.
Не стало денег на здравоохранение и образование, сбережения населения, а это были сотни миллиардов рублей, вполне сравнимых с ньюголдордынскими тугриками, превратились в ничтожные суммы, которые ненасытные и безжалостные власти ко всему прочему еще и заблокировали. Появились голодные и бездомные, беженцы, которым во вчерашних братских республиках велели, если им дорога жизнь, убираться. В считанные месяцы продолжительность жизни упала на полтора десятилетия — да и цена жизни невиданно упала: за год только в столичном регионе совершалось несколько десятков тысяч убийств.
После расчленения Союза местные ханы и губернаторы в погоне за суверенитетом стали провозглашать верховенство своих законов над федеральными. Они боялись упреков со стороны центра, а там не знали, что делать с сотнями тысяч предприятий, которые в большинстве своем остановились. Уровень тех, кто принимал решения, был чудовищным. К примеру, совершал визит исполняющий обязанности председателя федерального правительства в один из регионов и, увидев из окна бронированного автомобиля внушительное бетонное сооружение, воскликнул: «Какие у вас домны большие!» «Это не домны, господин премьер, а элеватор», — пользуясь свободой слова, объяснило местное начальство.
Мгновение ока — и регионально-аборигенное начальство нашло общий язык с бандитами, установило в стране чиновно-криминальный террор. Тут и подоспели чумаучеры на приватизацию бесхозного государственного имущества — террор превратился в криминальную войну, и тысячи братков украсили надгробными гранитными плитами кладбища. Да чтоб надгробье было из темного гранита, с «патретом» на плите непременно торчком — многообразие как в «цинке» с патронами.
На всей этой грязи и крови взросли новые русские. Большевики мечтали о создании нового человека — вот и получили его, наглого, безжалостного, богатого, тупого и жадного. В новые русские назначали власти, за бесценок передавая им гигантскую собственность, или же выбивались из бандитов. Из накипи уже этого слоя образовалась так называемая семья Бобдзедуна, вершившая судьбами страны, пользуясь тем, что пахан был вечно пьян.
Великий Дедка был бессилен противостоять этому: все отечественное — традиции, обычаи, нравы, честь, порядочность, достоинство, свершения предыдущих поколений — с раннего утра до глубокой ночи высмеивались и отвергались. Он поражался той легкости, с которой люди расставались с прежними убеждениями, предавали друзей и родных во имя ничтожной выгоды. Никогда в стране вся жизнь не была настолько фальшивой и неестественной. Ему казалось, что вся Россия превратилась в огромный лагерь тушинского вора, где каждое ничтожество, втаптывая в грязь все отечественное, с пеной у рта защищает и возвеличивает Нью Голд Орду.
Только обрадовался Великий Дедка, что парламент взбунтовался, восстав против семьи, как в Великом Вече Доброжилов, средоточии национальных традиций и патриотизма, служба собственной безопасности выявила крота, то есть агента Главного Лукавого. И не одного, а целый выводок. Они передали бесовскому отродью все программы и шифры, сумели даже умыкнуть компьютер четырнадцатого поколения, тогда как ведомство Лукавого пользовалось машинами тринадцатого и никак не могло сравниться в техническом прогрессе с доброжилами. В Великом Вече предательство нескольких главных домовых вызвало переполох: были заблокированы все каналы связи, центральная нейронно-логическая машина отключена от питания во избежание того, чтобы черти не скачали ее содержимое. Великий Дедка, присмотревшись к событиям вокруг бунта Верховного Совета, увидел схватку самолюбий, борьбу за власть, которую многие, особенно патриотически настроенная молодежь, посчитали борьбой за справедливость. И подставляли свои головы под пули приезжих снайперов. Еще Великий Дедка понял, что это такая же провокация, как и августовский переворот, происшедший двумя годами ранее. Провокация сил Зла, прибирающих к рукам всю власть в этой стране.
Теперь документы поступали фельдсвязью, причем фельдъегерь при вручении пакета требовал назвать пароль. «Еще немного и перейдем на голубиную почту!» — раздражался Великий Дедка. Как бы в насмешку над происходящим в стане неприятеля Главлукавый появился перед Дедкой в форме фельдъегеря. С увесистым портфелем, в генеральских штанах с лампасами, которые дико смотрелись на конечностях с шерстью и копытами. Великий Дедка как раз предавался невеселым думам в своей совершенно секретной конторке на чердаке здания горисполкома. Никто из доброжилов, не говоря уж о служащих Моссовета, не знал об этом помещении, а Главлукавый, торжествующе улыбаясь и обнажая желтые клыки, сам назвал очередной пароль и протянул ему пакет.
— Почему отзыва не слышу? — сделал замечание нечистый, а Великий Дедка вспомнил в этот миг благословенные времена, когда он с предыдущим предводителем нечистой силы обменивались бесхитростными паролями-приветствиями: «Проездной!» «Единый!».
— Что вы мне суете? — вместо отзыва проворчал Великий Дедка.
— Контракт о приеме вас на нашу службу, — буднично произнес Бес-2, и насмешливость вновь вернулась к нему. — Пора и вам приобщаться к нашей цивилизации. Все спят и видят себя цивилизованными, а вы так и остаетесь чаговым превосходительством.
— Не чаговым, а очаговым, — поправил незваного гостя хозяин. — От слова очаг, стало быть, дом, семья… Да не суйте мне свои бумаги, не суйте, я и смотреть их не стану.
— В таком случае пообсуждаем сложившуюся ситуацию, — сказал нечистый и сел на скамью напротив, заложив ногу за ногу и нацелив при этом на Великого Дедку копыто. — Учтите, я делаю это исключительно из великодушия и уважения, как своему коллеге. Тем более что я не могу не оценить той помощи, которую вы оказали и продолжаете оказывать бесовским силам. Ваши домовые стараются лучше чертей. Семейные очаги, как вы их именуете, лопаются, как мыльные пузыри. Великолепно растет число бомжей, потерявших жилье в результате приватизации квартир. Все многочисленнее армия беспризорных детей — уж они-то, можете не сомневаться, станут истинными слугами Дьявола. Разумеется, вы дали указание своим подопечным всячески помогать нечистому делу — в расчете на то, что население возмутится и возьмется за ум. Оно взялось за совесть, ум и честь нашей эпохи — не так ли называли еще недавно компартию? Пух и перо полетело. А ведь большевизм — изначально наш проект, рай на земле вместо рая на небе. Вместо него организовали ад на земле, создали государство-недоразумение. Ну и миллионы километров колючей проволоки, миллионы репрессированных, умерших от искусственного голода, расстрелянных. Учтите, под несмолкающие аплодисменты населения и гневные требования: «Раздавить гадину!» То есть, если разобраться, раздавить самого себя. До сих пор себя давят — вот что поразительно! Когда рай в этой стране не состоялся, тогда мы решили ее обдемократить. Вообще-то демократия задумана, особенно в России, исключительно для того, чтобы власть не перешла к народу. Поскольку вы не знаете нынешнего населения this country, абсолютно не знаете, поэтому мы и решили сделать вам предложение, так сказать, для повышения квалификации.
— Послушайте, что вы хотите, в конце концов? Чего добиваетесь? — спросил раздраженно Великий Дедка.
— Окончательного и бесповоротного раздрая. Чтобы государство-недоразумение вошло в историю как Страна Несчастный Случай. Всеобщий и всеохватный. И исчезло не только как геополитическое образование, но и как географическое понятие. Чтобы осталось исключительно как понятие историческое. Для этого нужна нам власть — единая и неделимая, если не возражаете против политических штампов.
— Но я хочу знать, что вы хотите конкретно от меня?
— Чтобы вы, как в свое время некто Шепилов, примкнули к нам. Вопрос сложный и в то же время весьма простой. Вы ведь что-то вроде одной из составляющих духовности, в какой-то степени блюдете народные традиции. Другие составляющие — например, литература и искусство, прут на всех парах коммерциализации в цивилизацию. С помощью порнухи, чернухи, дефектива.
