Татьяна Воронцова - Морской змей
Теперь уже никто не рискнул присоединиться к ним. Все стояли в сторонке – кто с бокалом, кто с сигаретой, кто просто так – и следили затаив дыхание за одной-единственной парой, творящей для притихших зрителей свое неистовое волшебство.
Совершенно случайно Лиза обратила взгляд в сторону распахнутых дверей зала и там, на пороге, увидела мужчину и женщину, очевидно, только что вошедших и оцепеневших от изумления. Женщина казалась приятной, но отвернувшись буквально на минуту, вы бы уже не смогли вспомнить ее лица. А взглянуть на нее вторично вам бы просто не пришло в голову. Смотреть хотелось только на мужчину.
Ни к чему было спрашивать, кто это. Стоящий у входа под руку с женой человек мог быть только отцом того, кто кружил свою сестру по паркету. Те же слишком правильные для мужчины черты лица, та же дымка во взгляде зеленоватых глаз. Впрочем, он пленял не столько красотой лица, сколько богатырской статью и совершенно несвойственным современному человеку вельможным достоинством. Король Артур, не хватает только меча... Глядя на него, можно было уже не задаваться вопросом, в кого пошли дети.
Франсуаза тоже заметила родителей и что-то шепнула Венсану. Он ничего не ответил. Ни разу не сбился с такта, ни разу не посмотрел на дверь. Рубашка у него была расстегнута чуть ли не до пупа, влажные кончики волос прилипли к вискам, взгляд затуманился, точно в преддверии оргазма. В этом состоянии, экстатическом и сосредоточенном одновременно, он вел Франсуазу по огненным лабиринтам румбы – все дальше и дальше, до победного конца.
Аплодисменты взорвали зал, как пороховую бочку. Гости выли и визжали от восторга, и каждый норовил запечатлеть поцелуй хоть на какой-нибудь части тела опьяневших от ритма танцоров.
– Пошли отсюда! – в притворном ужасе вскричала Франсуаза. – Иначе нас порвут на сувениры.
Неугомонный Гуго опять уже был тут как тут.
– Malеdiction! – простонал Венсан. – Уберите от меня этого парня, или, клянусь богом, я вставлю ему прямо здесь.
– Дружище, я только этого и жду!..
К ним протолкался взъерошенный Кевин.
– Ты не собираешься подойти и поздороваться с родителями, Венсан?
Тот, не отвечая, расчленял его взглядом. Оба – и брат, и сестра – уже поняли, кого следует благодарить за этот сюрприз.
– Будь ты неладен! – шепотом проговорил Кевин, из по–следних сил стараясь выдержать и не моргнуть. – Ты не человек, а какая-то рептилия, Торанс. У тебя не сердце, а батарея с подзарядкой.
– Я уже пять лет терплю твои фокусы, Роджерс. Бог свидетель, когда-нибудь мое терпение лопнет.
Кевин решил обратить все в шутку.
– Франсуаза, твой брат мне угрожает.
– Господи, – вздохнула та, качая головой, – да я удивляюсь, как он тебя до сих пор не убил.
По-английски она говорила с тем же очаровательным акцентом, что и Венсан.
Между тем надо было что-то делать. Минуту Венсан размышлял, затем взял Лизу под руку и, даже не попытавшись привести в порядок свою внешность, повел через зал к родителям. Те уже готовились сесть за стол, накрытый для них рас–торопными официантами.
Кевин и Франсуаза шли следом. Франсуаза была очень взволнована и даже пару раз споткнулась, хотя в этом могли быть повинны шампанское и высокие каблуки.
Филипп Торанс позволил жене расцеловать сына и его избранницу, усадил за стол, но сам остался стоять. Его тяжелый взгляд неторопливо перемещался с Венсана на Лизу и обратно. Венсан, надо отдать ему должное, первым протянул руку.
– Рад видеть тебя, Фил.
– Я тоже, Венсан, – промолвил тот, отвечая на пожатие.
Судя по тому, что Франсуаза по-прежнему обнаруживала признаки паники, это временное перемирие не значило ровным счетом ничего. Но в чем причина вражды?
Просматривая книги Венсана, она наткнулась на Эриха Фромма, которого почти не читала. Между страниц торчала закладка, и Лиза из любопытства заглянула туда.
Связь ребенка с отцом не так сильна, как его связь с матерью, потому что отец никогда не играет той роли, которую играет мать в первые годы его жизни, объемля все и вся своей защитой и любовью. Напротив, во всех патриархальных обществах отношение сына к отцу — это, с одной стороны, отношение подчинения, с другой стороны — бунта, что постоянно несет в себе элемент разрушения. Подчинение отцу отличается от фиксации на матери. Последняя является продолжением естественных связей, продолжением фиксации на природе. Подчинение отцу порождено человеком, оно искусственно, основано на силе и законе и потому не так сильно и непреодолимо, как связь с матерью. Отец воплощает в себе абстракции, совесть, долг, закон и иерархию, в то время как мать олицетворяет собой природу и безусловную любовь. Отцовская любовь к сыну не похожа на безусловную любовь матери, которая любит своих детей просто потому, что они ее дети: это — чувство к сыну, которого отец любит больше всех, так как он в наибольшей мере оправдывает отцов–ские ожидания и больше других подходит для того, чтобы стать наследником собственности и земных дел своего отца [96] .
Тогда она подумала: вот оно. То, что гложет обоих, не позволяя их отношениям оставаться гармоничными и непринужденными. Оба так хороши, что ревность неизбежна. Глядя на сына, отец думает: «Он вырос и превзошел меня». Глядя на отца, сын думает: «Мне никогда не превзойти его, пусть я взрослею, а он стареет». Шах и мат.
Филипп Торанс сдержанно поздравил ее, приложился к ручке. Она что-то ответила невпопад. Исходящий от него магнетический флюид не давал ей вникнуть в смысл его слов, и она заранее смирилась с тем, что в этой семье ее будут считать идиоткой. Ну и пусть. Русская жена имеет право быть какой угодно. Минутку... он задал вопрос? Спросил ее о чем-то? Да, точно. Вопрос, да такой, что выразительное лицо Венсана окаменело в гримасе презрения.
– И как вам такой вариант мужчины?
Обращаясь к Лизе, он продолжал разглядывать Венсана. Взлохмаченные волосы, золотая цепочка в распахнутом вороте рубашки, закатанные рукава...
– Вариант? – медленно повторила Лиза. – Это вы о своем сыне – «вариант»? Знаете, сэр, вообще-то у меня был выбор, но конкретно этот вариант, – накрашенным ногтем она указала на побледневшего Венсана, – в настоящее время устраивает меня больше других.
Она умолкла и отвернулась, переводя дыхание.
– Браво, детка, – вполголоса промолвил Венсан.
Лиза почувствовала его руку на своем плече.
– Что ж, – кивнул его отец, – достойный ответ, мадам.
– А ты что хотел услышать? – поинтересовался Венсан.
– Ничего, – ответила ему Франсуаза. – Он хотел, чтобы она промолчала. Как молчала всю жизнь его жена.
– Франсуаза, – страдальчески поморщилась мать семейства.
– Извини, мама, – буркнула та. И тут же снова вспылила, правда, на этот раз ее гнев был адресован Кевину и Венсану: – Да прекратите оттирать меня плечами! Это мой отец, и я могу сказать ему все, что угодно!
– Вот за это спасибо, – слегка поклонился в ее сторону Филипп Торанс.
Лизу не оставляло ощущение, что все происходящее ему страшно нравится. Он появился, как Зевс Громовержец, и без особого труда посеял панику в рядах смутьянов. Так и должно быть. Трепещите, несчастные!