Патриция Хайсмит - Талантливый мистер Рипли
В письме Том объяснил Мардж, что он тогда устраивался на работу по продаже в Европе слуховых аппаратов американской фирмы. Но решил, что это свыше его сил, да и представитель фирмы, который с ним беседовал, тоже не счел его подходящим. Том написал также, что представитель фирмы появился буквально через минуту после их телефонного разговора, потому-то он и не смог тогда встретиться с ней, как условились, в баре «Анджело».
— При такой арендной плате двух тысяч тебе ненадолго хватит.
Том понял — она пытается выяснить, давал ли ему Дикки деньги.
— Хватит до лета, — ответил Том сухо. — Думаю, я это заслужил. Почти всю зиму кочевал по Италии, как цыган, практически не тратя денег, и сыт этим по горло.
— А где же ты был зимой?
— Во всяком случае, не с Томом… то есть я хотел сказать не с Дикки, — спохватился он, смеясь, но на самом деле испугавшись своей оговорки. — Знаю, ты, наверное, думала, что мы были вместе. Но я почти так же мало общался с Дикки, как и ты.
— Хватит заливать-то. — Язык у Мардж заплетался. Похоже, спиртное уже ударило ей в голову.
Том смешал в кувшине еще два или три мартини.
— Если не считать поездку в Канн и тех двух дней в феврале в Риме, я вообще не общался с Дикки.
Тут немного не сходились концы с концами, потому что он когда-то писал ей от имени Дикки, что, дескать. Том жил у него несколько дней в Риме после поездки в Канн. Но теперь, лицом к лицу с Мардж, ему вдруг стало стыдно, что Мардж знает или думает, будто он провел так много времени с Дикки, и они действительно повинны в том, в чем она его упрекала. Он прикусил язык и стал разливать коктейль, ругая себя за трусость. Во время ленча — к величайшему сожалению Тома, основным блюдом был холодный ростбиф, предельно дорогой продукт на итальянском рынке, — Мардж с большей въедливостью, чем любой полицейский, допрашивала его о душевном состоянии Дикки в тот период, когда Том был у него в Риме. Она поймала Тома за руку, напомнив об ужасных десяти днях, которые он провел с Дикки в Риме после путешествия в Канн, и расспрашивала его обо всем, начиная от Ди Массимо, художника, с которым работал Дикки, до аппетита Дикки и времени, когда он имел обыкновение вставать по утрам.
— А как, по-твоему, он относился ко мне? Я сумею выдержать все.
— Думаю, ты была его головной болью, — серьезно сказал Том. — Я думаю… Видишь ли, такая ситуация встречается не так уж редко. Во-первых, мужчина боится брака…
— Но я ведь никогда не предлагала ему жениться на мне, — возразила Мардж.
— Я знаю, но… — Том заставил себя продолжить. — Скажем так, его тяготило, что ты так носилась с ним, а он не мог ответить тебе тем же. Он, я думаю, предпочел бы более легкие отношения.
Мардж уставилась на Тома с растерянным видом, знакомым ему по прежним временам, но мгновенно взяла себя в руки и храбро произнесла:
— Ладно, теперь все это уже не имеет значения. Хочу знать одно: где он сейчас.
Ее ярость из-за того, что он якобы всю зиму пробыл с Дикки, тоже не имела значения, подумал Том. Потому что сначала она не хотела этому верить, а теперь уже верить этому и не нужно. Том осторожно спросил:
— А он, случайно, не написал тебе из Палермо?
Мардж покачала головой:
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Хотел знать, в каком, на твой взгляд, состоянии он тогда находился. Ты писала ему?
Она помедлила с ответом.
— Да… Честно говоря, писала.
— И что это было за письмо? Я потому спрашиваю, что недружелюбное письмо именно тогда могло на него плохо подействовать.
— Ну… Трудно сказать, что за письмо. Но вполне дружелюбное. Я писала, что возвращаюсь в Штаты. — Она смотрела на Тома широко раскрытыми глазами.
Том наслаждался, наблюдая за ее лицом. Ему было интересно смотреть, как мучаются другие, когда лгут. В том гнусном письме она писала о своем доносе в полицию: мол, Том и Дикки никогда не расстаются.
— В таком случае, я думаю, это не важно, — сказал Том кротко и мягко, откидываясь на спинку кресла.
Они немного помолчали, затем Том стал расспрашивать ее о книге, кто этот издатель и много ли осталось работы. Мардж отвечала с энтузиазмом. Том подумал: если бы она заполучила обратно Дикки и к следующей зиме вышла ее книга, она бы, наверно, просто лопнула от счастья. Хлоп — и нет ее.
— Как ты думаешь, стоит мне проявить инициативу и тоже поговорить с мистером Гринлифом? — спросил Том. — Я с удовольствием съезжу в Рим… — Тут он вспомнил, что удовольствие будет не столь уж большим, потому что в Риме полно людей, видевших его в обличье Дикки Гринлифа. — Или, по-твоему, он согласится приехать сюда? Он бы мог остановиться у меня. Где он живет в Риме?
— У знакомых американцев, у них большая квартира. Их фамилия Норман, а живут они на Виа Кватро-Новембре. Я думаю, будет лучше, если ты пригласишь его сюда. Я напишу тебе адрес.
— Отличная мысль. Он не любит меня, правда?
Мардж слегка улыбнулась:
— Откровенно говоря, не любит. Думаю, он, учитывая все обстоятельства, немного чересчур суров к тебе. Возможно, считает, что ты тянул из Дикки деньги.
— Вот уж чего не было, того не было. Жаль, что мне не удалось вернуть Дикки домой, но все это я ему объяснил. Когда узнал, что Дикки пропал без вести, я написал мистеру Гринлифу самое чуткое письмо, какое только мог. И что же, это совсем не помогло?
— Помогло, только… Ой, ради бога, прости, Том! Залила такую чудесную скатерть!
Мардж перевернула свой мартини. Теперь она неуклюже размазывала салфеткой пятно на скатерти.
Том прибежал из кухни с влажной скатертью в руках.
— Все в порядке, — сказал он, протирая столешницу и наблюдая, как, несмотря на это, на дереве все явственнее проступает белое пятно. Не о скатерти он беспокоился, а о своем красивом столе.
— Ради бога, прости! — продолжала восклицать Мардж.
Том ненавидел ее. Ему вдруг вспомнился ее купальный костюм, переброшенный через подоконник в Монджибелло. Если он пригласит ее остановиться у него, этой ночью ее белье будет раскидано по его креслам. Мысль об этом была ему противна. Он заставил себя широко улыбнуться Мардж через стол.
— Надеюсь, ты окажешь мне честь и согласишься переночевать у меня. Не в моей постели, — добавил он со смешком, — наверху две комнаты, одну я предоставлю тебе.
— Огромное спасибо. С удовольствием. — Она улыбнулась ему.
Том провел ее в спальню — в другой комнате была лишь кушетка, хотя и больше стандартного размера, но не такая удобная, как его двуспальная кровать, — и Мардж закрылась там, чтобы немного вздремнуть после ленча. Том беспокойно бродил по остальным комнатам и старался припомнить, не осталось ли в спальне чего-либо такого, что следовало бы изъять. В подкладке чемодана, который находился в стенном шкафу, был спрятан паспорт Дикки. Больше ничего не вспомнилось. Но у женщин острый глаз, даже у такой дуры, как Мардж. Небось постарается все высмотреть. Кончилось тем, что он решил войти в комнату, пока она спит, и забрать чемодан. Скрипнула половица, и Мардж широко раскрыла глаза.
— Хочу кое-что взять, — прошептал Том. — Извини.
Он вышел на цыпочках. Возможно, Мардж не вспомнит об этом, подумал Том, ведь она толком и не проснулась.
Позднее он показал Мардж весь дом. О полке с книгами в кожаных переплетах в комнате рядом со спальней сказал, что они уже стояли здесь, когда он снял дом, хотя на самом деле это были его собственные книги, купленные в Риме, Палермо и Венеции. Он вспомнил, что с десяток из них было у него еще в Риме, и сопровождавший Роверини молодой полицейский низко наклонялся над ними, изучая названия. Но он не посчитал это серьезной причиной для беспокойства, даже если к нему еще раз придет тот же самый полицейский. Том показал Мардж парадный вход — широкую каменную лестницу. Было время отлива, и из воды выступили четыре ступеньки, две нижние покрыты толстым слоем влажных водорослей. Они были из разновидности скользких, с длинными стеблями и свисали по углам лестницы, точно грязные темно-зеленые волосы. Тому ступени казались омерзительными, а Мардж нашла их очень романтичными. У Тома появилось желание столкнуть ее туда.
— А мы можем сегодня ночью взять гондолу и вернуться этим путем? — спросила она.
— Конечно.
Разумеется, сегодня они собирались поужинать в ресторане. Том страшился перспективы долгого итальянского вечера вдвоем, ведь ужинать они будут не раньше десяти, а потом она, вероятно, захочет посидеть в кафе на Пьяцца Сан-Марко до двух часов ночи.
Том поднял глаза к подернутому дымкой бессолнечному венецианскому небу, проследил за чайкой, скользнувшей вниз и усевшейся на ступени чьего-то парадного входа по ту сторону канала. Он прикидывал, кому бы из его новых венецианских друзей позвонить и попросить разрешения привести Мардж часиков в пять на коктейль. Все они, конечно, будут очень рады познакомиться с ней. Его выбор пал на англичанина Питера Смит-Кингсли. У Питера турецкий ковер, рояль и полно всяких напитков в баре. Том предпочел Питера остальным еще и потому, что тот любил, чтобы гости у него засиживались. Там можно будет провести время до самого ужина.
