Олдос Хаксли - Остров
— Зачем же тогда медитировать?
— Вы бы еще спросили — зачем надо обедать?
— Но мокша-препарат — разве это не обед?
— Это праздничный пир, — выразительно сказала она, — и именно поэтому без медитаций не обойтись. Ведь нельзя же устраивать пиры каждый день. Они слишком роскошны и длятся слишком долго. К тому же их приготовляет повар без вашего участия. Но обед на каждый день вам приходится готовить самому. Мокша-препарат — это редкое, изысканное удовольствие.
— Прибегая к теологическим терминам, — сказал Виджайя, — мокша-препарат дает вам даровую благодать — предмистические видения или полнокровный мистический опыт. А медитация — это то, как мы употребляем эту даровую благодать.
— Как это делается?
— Приучаем свой разум к такому состоянию, когда блистательные экстатические видения становятся постоянными и привычными. Стараемся достичь той черты, за которой подсознание уже не может толкнуть нас к отвратительным, бессмысленным, отупляющим поступкам, к которым мы порой так склонны.
— То есть медитация помогает стать умней?
— Не в смысле научных познаний или способности мыслить логически — мы становимся умней на глубинном уровне конкретного опыта и личных взаимоотношений.
— Да, мы становимся умней на этом уровне, даже если остаемся довольно глупыми в верхних слоях сознания. — Миссис Рао похлопала себя по макушке. — Я, например, слишком тупа, чтобы разбираться в тех вещах, которыми занимаются доктор Роберт и Вид-жайя, — генетика, биохимия, философия и все такое прочее. Но я и не художник, не поэт, не актриса. Ни ума, ни таланта. Отчего же я не впадаю в глубокое уныние, не чувствую себя обделенной? Только благодаря мокша-препарату и медитации. Да, я не умна и не талантлива. Но когда дело касается жизни, когда необходимо понять человека и помочь ему, я чувствую себя более понятливой и умелой. А что касается даровой благодати, — она сделала паузу, — как это называет Виджайя, то даже величайший гений не получает того, что дается мне. Правда, Биджайя?
— Истинная правда.
— Итак, мистер Фарнеби, — миссис Рао вновь обратилась к Уиллу, — Пала — самое подходящее место для глупцов. Величайшее счастье для многих и многих — а нас, тупиц, везде предостаточно. Мы признаем превосходство таких людей, как доктор Роберт, Виджайя и мой дорогой Ранга, мы понимаем, сколь важен выдающийся интеллект. Но мы понимаем, что и скромный интеллект иметь тоже неплохо. Мы не завидуем им, потому что нам дано не меньше, чем им. А иногда даже больше.
— Да, — согласился Виджайя, — а иногда и больше. Потому что люди, наделенные талантом манипулировать символами, подчинены своему таланту, а постоянная манипуляция символами является помехой к восприятию даровой благодати.
— И потому, — сказала миссис Рао, — вам нечего за нас беспокоиться. — Она взглянула на часы. — Боже, я опоздаю на обед к доктору Диллипу, если не потороплюсь.
Она стремительно направилась к двери.
— Время, время, — поддразнил Уилл. — Даже здесь, в комнате для медитации, где о нем следует забыть. Время обеда вторгается даже в вечность. — Он засмеялся: — Никогда не говори «да» в ответ. Природа вещей — это неизменное «нет».
Миссис Рао на секунду остановилась и обернулась.
— Но иногда, — сказала она с улыбкой, — вечность чудесным образом вторгается во время, даже за обедом.
Она помахала рукой и исчезла.
— Что лучше, — спросил Уилл Виджайю, когда они вышли из темного храма в ослепительное полуденное сияние, — что лучше: родиться глупцом в умном обществе или родиться умным в обществе глупцов?
Глава двенадцатая
— Вот мы и дома, — объявил Виджайя, когда они дошли до конца переулка, ведущего от рынка вниз по склону. Он открыл калитку и пригласил гостя войти в маленький садик, в дальнем конце которого на низких сваях стояла соломенная хижина.
Из-за дома выскочила дворняжка и приветствовала их бурным лаем, прыгая и виляя хвостом. Зеленый попугай с белыми щеками и блестящим черным клювом выпорхнул невесть откуда и с пронзительным криком, хлопая крыльями, сел на плечо Виджайи.
— Вас любят попугаи, — улыбнулся Уилл, — а малышку Мэри Сароджиня — минахи. Похоже, обитатели острова накоротке с местной фауной.
Виджайя кивнул.
— Пала, наверное, единственная страна, где теология зверей и птиц не признает дьявола. Повсюду на Земле для них Сатана — это Homosapiens.
Поднявшись по ступеням на крыльцо, они вошли через просторную входную дверь на веранду, а с веранды — в комнату, служившую гостиной. На низком стуле у окна сидела молодая женщина в голубом; у груди она держала младенца. Она подняла к ним лицо, которое, плавно сужаясь от широкого лба к крохотному острому подбородку, напоминало по форме сердечко, и приветливо улыбнулась.
— Я привел Уилла Фарнеби, — сказал Виджайя, нагнувшись поцеловать жену.
Шанта протянула гостю руку.
— Надеюсь, мистер Фарнеби не будет возражать против грубой природы, — проговорила она. Словно желая подкрепить ее слова, младенец выпустил изо рта коричневый сосок и срыгнул. Белый пузырь вырос у него на губах, раздулся и лопнул. Малыш срыгнул еще раз, а затем вновь принялся сосать.
— Раме уже восемь месяцев, — добавила мать, — но он все еще не научился вести себя за столом.
— Чудный малыш, — вежливо заметил Уилл. Дети его не интересовали, и он втайне радовался, когда все попытки Молли завести младенца заканчивались выкидышами. — На кого он похож — на вас или на Виджайю?
Шанта рассмеялась, и Виджайя громко вторил ей, октавой ниже.
— Уж на Виджайю он никак не похож, — ответила она.
— Почему?
— По той простой причине, — вмешался Виджайя, — что я не несу за него генетической ответственности,
— Иными словами, это не сын Виджайи.
Уилл переводил взгляд с одного смеющегося лица на другое и наконец пожал плечами:
— Ничего не понимаю.
— Четыре года назад, — пояснила Шанта, — мы произвели на свет близнецов, которые как две капли воды похожи на Виджайю. Но на этот раз мы подумали, что неплохо было бы внести какое-то разнообразие. И мы решили обогатить семью, заведя ребенка с совершенно иной психикой и темпераментом. Вы когда-либо слышали о Гобинде Сингхе?
— Виджайя познакомил меня с его живописью в комнате для медитации.
— Именно этого человека мы и выбрали в отцы Раме.
— Но, насколько я понимаю, он уже умер. Шанта кивнула.
— Но душа его жива.
— Что вы имеете в виду?
— ДЗ и ИО.
— ДЗ и ИО?
— Длительное Замораживание и Искусственное Оплодотворение.
— А, понятно.
— На самом деле, — сказал Виджайя, — ИО было открыто на Пале двадцатью годами раньше, чем у вас. Но мы не могли применить его, пока не научились использовать электричество и надежные холодильники. За последние двадцать лет мы овладели и этим. С тех пор мы широко употребляем ИО.
— Видите, — вмешалась Шанта, — мой сын может стать художником, когда вырастет, — если, конечно, он унаследовал этот талант. Если же нет, все равно, он будет гораздо более жизнедеятельным, чем его братья и родители. Что будет очень интересно и поучительно для всех нас.
— Многие ли родители так поступают? — поинтересовался Уилл.
— Да, и их становится все больше и больше. Скажу вам — практически все пары, которые решаются завести третьего ребенка, прибегают к ИО. Взять хоть мою семью. Б семье моего отца было несколько диабетиков, и потому мои родители решили, что обоих детей лучше завести, прибегнув к ИО. Мой брат происходит от трех поколений танцоров, а я генетически дочь двоюродного брата доктора Роберта, Мэлколма Чакравати Макфэй-ла, который был личным секретарем старого раджи.
— И автором, — добавил Виджайя, — лучшего исторического труда о Пале. Чакравати Макфэйл был одним из самых способных людей в своем поколении.
Уилл взглянул на Шанту, а затем вновь на Виджайю.
— И его способности унаследованы? — спросил он.
— Да, настолько, — сказал Виджайя, — что мне стоило большого труда утвердить свое мужское превосходство. У Шанты, конечно, больше мозгов, чем у меня, но, к счастью, она не может соперничать со мной по части мускулов.
— Мускулов, — с ехидцей повторила Шанта, — мускулов... Ну как тут не вспомнить историю Самсона и Далилы?
— Кстати, — продолжал Виджайя, — у Шанты тридцать два сводных брата и двадцать девять сводных сестер. И более чем треть отличается незаурядными способностями.
— Именно так вы улучшаете расу.
— Да, улучшаем. Дайте нам еще сотню лет, и наш коэффициент умственного развития поднимется до ста пятнадцати.
— Тогда как наш на данной точке развития вот-вот упадет до восьмидесяти пяти. Чем больше лекарств — тем больше врожденных дефектов, сохраняемых и продолжаемых. И тем легче прийти к власти будущему диктатору. — При мысли об этой вселенской шуточке Уилл рассмеялся. Немного помолчав, он спросил: — А что вы скажете об этических и религиозных аспектах применения ИО?