Евгений Гришковец - Почти рукописная жизнь
А по дороге к самому большому шару лежат меньшие, но всё равно огромные. Они словно тянутся к самому большому по возрастающей. Вот один диаметром около метра. Вот чуть побольше, вот ещё больше… Вот диаметром более полутора метров, точнее, примерно моего роста… И вот тот, самый большой, – около трех метров в диаметре. Круглый, шершавый, фантастический. С одной стороны он отколот и утратил свою безупречность. Виктор Боярский говорил, что десять лет назад он стоял ещё целехонький. Скол шара такой удивительной формы, что при определенном ракурсе кажется гигантским черепом, например, живой головы из «Руслана и Людмилы».
Что бы ни говорили геологи, для меня это чудо, и всё тут. Какие бы гипотезы происхождения этих шаров они ни выдвигали, у меня возникает вопрос: почему шары возникли только здесь и больше их нигде нет? Если некий процесс привёл к формированию сферолитов, почему такие же процессы не происходили в других местах? Песка во всем мире полно. Что же ему мешает склеиться в такую форму в других частях мира или на других островах архипелага Земля Франца-Иосифа?
Мы разбрелись по разным местам, рассматривая диковинные камни. В районе большого шара малых сферолитов совсем не осталось, их растащили в бесконтрольные времена, развезли по музеям и коллекциям. Но на близлежащих крутых склонах их целые россыпи. Как странно! Целые россыпи маленьких шариков. Какие-то – размером с бусинку, какие-то – сантиметр-полтора в диаметре. Встречаются и, как бы это сказать, сросшиеся сферолиты, состоящие из двух, а то и трёх слипшихся шаров. Одни песчаные камни напоминают диковинные фигуры, другие – фаллические изваяния. Что это? Почему эти чудеса случились здесь и в единственном экземпляре? Почему на соседних островах этого нет? Почему и на острове эти дивные предметы представлены в таком многообразии форм и количестве лишь на одном склоне? Этого никто не знает.
Нам повезло с погодой. Даже не верилось, что всего пару часов назад, высаживаясь на острове Хейса в сплошном тумане, мы видели ужасные руины научного городка.
Я посидел на скале. Виктор Боярский показал мне своё любимое место, откуда он любит созерцать пролив в случае хорошей погоды, когда бывает на Чампе. Туман, в котором мы бродили по острову Хейса, развеялся и над недавно посещённой нами станцией. Её хорошо было видно в мощный бинокль со скалы, на которую я забрался. Были видны антенна и несколько строений. Даже не верилось, что чудо, в котором мы находились теперь, располагается так близко от кошмара, оставленного человеческим присутствием в Арктике. Здесь же, на Чампе, было чудо совсем другого рода и происхождения.
А потом к месту нашей высадки и стоянки нашего судна подошёл ледокол «Капитан Драницын», похожий на плавучий многоэтажный дом на чёрной подставке корабельного корпуса. По сравнению с нашим «Профессором Молчановым» он казался огромным. Ледокол привёз к шарам группу австрийских туристов. Хорошо, что мы их опередили, нам не хотелось делить с ними наши шары. А мы их уже ощущали нашими! Также мы чувствовали, что имеем на них больше прав, чем какие-то австрийцы, поскольку, хоть сферолиты и необъяснимые фантастические объекты, находятся-то они на российской территории.
Нам повезло ещё и потому, что, как только ледокол стал спускать на воду катера для доставки австрийцев на берег, из-за скалы с птичьим базаром вдруг пошла стена плотного тумана. Я такого никогда в жизни не видел. Туман был плотным, как облако, и надвигался стремительно, так что красот гор и склонов острова Чампа австрийцам увидеть не довелось.
А мы возвращались на свой борт счастливые, переполненные каким-то мистическим чувством прикосновения к необъяснимому. Мы отходили от Чампы, как бы позволив австрийцам немножко полюбоваться нашими чудесами после нас. Откуда-то появилась даже гордость за то, что у нас есть такая сказочная Арктика, а у австрийцев нет. У них есть Альпы, но Альпы по сравнению с тем, что мы видели, казались чем-то банальным и легкодоступным. А как ещё понять то, что австрийцы от своих Альп за большие деньги так и лезут в нашу Арктику? А вместе с ними немцы, французы, англичане и т. д.
Земля Франца-Иосифа – настоящее, неподдельное чудо высочайшей пробы. Чудо, состоящее из фантастической красоты проливов, бухт и по одной версии – из 191-го, а по другой – из 199 островов.
Когда все вернулись на борт, «Молчанов» поднял якорь, и мы двинулись вдоль стены ледника. Вскоре туман остался позади, и мы долго ещё наблюдали с борта ледяную стену, во многих местах неестественно голубого цвета, и водопады, стекавшие с поверхности ледника. Ледник зависал над водой, видны были огромные трещины, которые в наше отсутствие сорвутся, превратившись в айсберги, уронят огромные глыбы льда в тёмно-синие и гладкие воды пролива. Мощное, я вам скажу, зрелище!
Но остров Чампа был не последней точкой высадки. В тот же день нас ждали бухта Тихая и остров Гукера. В Тихой мы должны были посетить легендарную станцию, которую в 1913 году основал Седов, которую строили и развивали знаменитые полярники, а в тридцатые годы ею руководил легендарный Папанин.
Теперь мы движемся в сторону Архангельска. Мы возвращаемся. Вчера весь день и всю ночь, которые ничем не отличались друг от друга, шли в сплошном тумане. Казалось, мы идём в туннеле, такой плотной была пелена по сторонам и сверху.
Вчера вечером читал для всех желающих текст будущего спектакля «Прощание с бумагой». А что ещё было делать на идущем в тумане корабле? Взял его с собой для доработки. В первый раз прочёл людям текст целиком. Приятно было сделать это на борту идущего в высоких широтах судна. Несмотря на сильную качку, все дослушали до конца, потом задавали вопросы. Потом долго-долго, почти до утра, не могли разойтись. Я был тихо счастлив.
Послезавтра День Военно-морского флота. Отмечу его в море. А 30 июля наша экспедиция закончится.
Как только мы достигли самой верхней точки экспедиции, высадили учёных и легли на обратный курс, захотелось поскорее к родным, то есть балтийским, берегам – в Калининград, домой.
Сейчас 20 часов 55 минут по московскому времени, идём довольно быстро. «Профессор Молчанов» и его команда тоже хотят домой. Качает нас ощутимо, баллов пять точно. Над нами тяжёлые, можно сказать, тяжеленные тучи, состоящие из всех оттенков серого, сквозь которые иногда ненадолго проглядывает солнышко.
Русская Арктика. Одиннадцатый день
Обидно, что позавчера запись не дошла до Большой земли. Мы отправляли её несколько раз, но, увы, она в положенное время в дневник не попала. Дело в том, что интернет у нас на борту совсем медленный, работает посредством спутниковой связи и одно текстовое сообщение может уходить в течение получаса. К тому же мы на борту остаёмся в неведении, ушла запись или нет, а главное – достигла ли она адресата и если да, то в какое время. Всё-таки пока коммуникации в Заполярье не совершенны.
Море, которое одиннадцать дней назад швыряло нас из стороны в сторону, сейчас спокойно. Довольно солнечно. Столбик термометра стабильно ползёт вверх. Мы возвращаемся. И есть ощущение, что мы спускаемся с некой высокой горы вниз. Спускаемся, и становится теплее. Вершины мы не достигли, полюс остался на тысячу километров выше той точки, до которой добрались.
Уже никто с борта не всматривается в морскую даль, надеясь рассмотреть дельфина или кита. А когда мы шли по Белому морю, уходя к северу, все только и делали, что взбудораженно всматривались в волны и держали наготове фотоаппараты.
Сегодня, можно сказать, самый скучный день похода. Завтра все начнут собирать вещи, укладываться – а сегодня скука на уровне тоски. Это нормально для морского путешествия, которое подходит к концу. Уже никто не хочет есть, но все едят, никто не хочет спать, но спят… Никогда время не тянется так, как на обратном пути. А морской обратный путь тягуч вдвойне.
Всё не могу закончить рассказ о прекрасном дне 24 июля. Этот день был кульминацией нашей экспедиции. После острова Чампа, где мы насладились зрелищем таинственных сферолитов, криками птиц на птичьем базаре и видом грозной стены сползающего в море ледника, наш курс лег в сторону острова Гукера, в бухту Тихую. После ошеломляющих впечатлений, полученных на острове Чампа, я перекусил и просто рухнул в койку. Предварительно я наглухо зашторил иллюминатор, так что в каюте была полная темнота. Сколько проспал, не помню, но разбудило меня объявление по громкой связи. Я быстренько ополоснулся, оделся и поднялся на верхнюю палубу, чтобы оглядеться вокруг.
Когда вышел на правый борт, я буквально замер с приоткрытым ртом. Я не увидел неба и моря. Я увидел огромную скалу, которая занимала весь вид и мимо которой медленно-медленно полз наш корабль. А ещё я совершенно оглох от птичьего шума. Это «Профессор Молчанов» шёл совсем малым ходом, почти вплотную к скале Рубини. Но то, что это скала Рубини, я узнал чуть позже.
