Алексей Слаповский - Участок
Младшая сестренка Андрея, двенадцатилетняя Катя, поправила:
– И не так, не так! Рядом свидетели сидят!
– А невеста от жениха справа сидит или слева? – спросил Андрей сестру, как взрослую.
Ответил Микишин:
– Слева, конечно! Она женщина, в смысле девушка, ее место слева, а он справа!
– Придумал! – закричала Катя. – Мужчина, если хочешь знать, должен правой рукой женщину поддерживать и держать, значит, она справа! А слева она только у военных, потому что им нужна правая рука, чтобы честь отдавать!
– Ты-то откуда знаешь, коза? – удивился Микишин.
– Ага, сразу намеки! – рассердилась Катя, хотя непонятно, на что намекал отец. Тряхнув головой, она отошла от стола, говоря: – Делайте, как хотите, только все у вас будет неправильно!
Микишина вышла из дома и сказала Андрею:
– Чего ты тут трешься? Сходил бы к Оле.
– Недавно был.
– Да? Ну, иди компота выпей, я только что сварила.
– Это можно.
Андрей пошел в дом, а Микишина негромко сказала мужу:
– Ванька Карабеев завтра приезжает.
– Ну и приезжает. И пускай, – хладнокровно ответил Николай Иванович.
– Прямо на свадьбу, ты подумай! Это он нарочно. Ох, будет беда, чую прямо! Прямо сердце заныло!
– Ничего не будет. Пусть только попробует!
– Не знаю, как Андрею сказать... Или не говорить? – сомневалась Микишина.
Микишин ее сомнений не понял:
– А чего не говорить? Он мужик или кто? Андрюх, слыхал? Мать тут плачется: Ванька Карабеев приезжает!
Андрей, выйдя с кружкой компота, спросил:
– Когда?
– Будто завтра.
– Ну и хорошо. На свадьбу пригласим, – спокойно сказал Андрей, отпивая из кружки.
– Что один, что другой! – вскрикнула Микишина. – Хоть этой глупости не делай, Андрей! Не зови, я тебя прошу!
– Почему? Еще обидится!
– Мужчинский ответ! – загордился Микишин сыном. – А твое дело, мать, огурчики, помидорчики! Рюмочки поставить! – Он подмигнул Андрею. – Ты нальешь, а мы выпьем!
Микишина махнула рукой и, отходя, тихо причитала, жалуясь самой себе:
– Вот как с ними говорить? Беда прямо... Хоть свадьбу отменяй...
6– Отменяйте свадьбу, начальники! – настаивал Хали-Гали в администрации.
– Надо бы, конечно, – соглашался Шаров. – Но как ты ее отменишь? Я тут бессилен, это дело семейное.
Кравцов глядел на них с изумлением.
– Вы что, серьезно, что ли?
– А ты думал! – воскликнул Шаров. – Старик редко сны видит, но все в точку!
– Именно! – горячо подтвердил Хали-Гали не ради гордости, а ради правды. – Пожар увидел на конеферме – был пожар, хотя я и предупредил их. Смену власти видел, она и сменилась. Хотя я, обратно, предупреждал. Не послушались! Про Читыркина видел, как он на тракторе в пруд сваливается, он и свалился. А я ведь ему говорил: ты по плотине не ездий, я сон плохой видел, как ты с плотины кувыркнулся. Он посмеялся, конечно. Через день поехал в дождь, хотел путь сократить через плотину, и сократил прямо в пруд. Что и требовалось доказать. Хорошо, жив остался.
– Ну, ты не очень пугай! – остерег Андрей Ильич. – На самом деле пугаться надо было бы, если бы Иван Карабеев тут был. А он в армии.
– Сегодня в армии, а завтра... – начал Хали-Гали, но его перебил вбежавший Геша.
– Слыхали? – крикнул он. – Иван Карабеев завтра приезжает!
– Прямо как в кино! – усмехнулся Кравцов. – Или в сериале.
– Зря улыбаешься, – укорил Андрей Ильич. – Не смешно это, а наоборот, как бы слез не было.
7Слезы уже были – у Наташи Кублаковой, которая давно влюблена в Андрея, и вот он женится, и как быть? Главное, кусала подушку Наташа, лежа на кровати, он ведь всего полгода назад с ней ходил! Ольга, гадюка, тогда еще Ивана ждала, а Андрей с ней ходил! Совсем уже по-взрослому, между прочим, уже не только в губы целовались, а и по-всякому, как она видела в разных фильмах и научила Андрея. Он уже, осмелев, хотел дойти до совсем уже физических отношений, но Наташа, воспитанная строго матерью и сама по себе довольно честная, не разрешила. И дура, если теперь признаться, полная дура, надо так делать, как все делают: сначала позволить, а потом – женись, голубчик! Правда, ей шестнадцать только исполнилось, но это ерунда, Лилька вон из Буклеевки в пятнадцать не только замуж вышла, а и родила!
Наташа услышала скрип двери, но не повернулась.
Легкие шаги, легкая и мягкая тяжесть рядом на кровать опустилась, легкая рука легла на плечо. Нина, лучшая подруга...
– Чего лежишь? – с улыбкой в голосе спросила Нина.
– Голова болит.
– Я к Ольге собираюсь. Пойдешь?
Наташа резко перевернулась.
– Ты нарочно, да?
– Конечно, – не скрывала Нина. – Конечно, нарочно. Если хочешь какую-нибудь глупость сделать, лучше сейчас, а не на свадьбе.
Наташа взмахнула руками и сказала так, как иногда говорит, когда дурачится, правда, на этот раз дурачилась она с горечью:
– Ваши рассуждения, мадам, выше моего понимания! А если и сейчас, и на свадьбе?
– И что изменится?
– А ничего. Зато мне легче будет.
– Вот видишь, ты о себе думаешь.
– А о ком еще? – очень удивилась Наташа.
– Ты ведь Андрея любишь, так?
– Я?! Я бы его своими руками придушила сейчас!
Нина кивнула, будто услышала утвердительный ответ:
– Ну вот, любишь. Значит, должна вытерпеть, чтобы ему было хорошо.
– Это пусть другие терпят, если кому нравится!
Наташа опять отвернулась.
Ища слова, чтобы ее утешить, Нина сказала:
– Свадьба еще ничего не решает, между прочим. Я читала, по статистике на каждые два брака один развод. То есть каждая вторая свадьба зря справляется.
Помолчав, Наташа спросила:
– Прямо каждая вторая?
– Статистика!
– Надо же! Люди сидят, веселятся – и все зря! Вот идиоты! Ладно, ты иди! Мне и дома хорошо! Оле большой привет и пламенные пожелания! И чтобы не последний раз свадебное платье надевать!
8Свадебное платье, сшитое руками матери, гляделось на Ольге удивительно хорошо. Она кружилась перед зеркалом, а мать смотрела на нее с улыбкой:
– Картинка! А ты говорила: в городе купить. Они там, мне рассказывали, все ношеные. Невесты покупают, а через неделю тайком сдают, продавцы ярлык вешают, как на новое, и опять в продажу... Ты, кстати, когда Ивану писала-то?
– Это почему же кстати?
– Ну, некстати.
– Именно, что некстати. Еще весной все написала.
– А он чего?
Ольга удивилась:
– Я же сто раз говорила!
– Ну, память дырявая, убить меня теперь? Забыла, ей-богу!
– Там и помнить нечего. Написал, что остается служить по контракту. Очень хорошо написал. Спокойно так. Я даже удивилась.
Мать вздохнула:
– Это они умеют. Такой вид на себя напустят! Отец твой тоже был тихий-тихий, прямо шелковый.
– Он и сейчас негромкий. Нет, а ты чего спросила-то? – Ольга отвела глаза от зеркала и пристально посмотрела на мать. И догадалась: – Приехал? Приехал, да?
– Нет, – ответила мать с неохотой. – Завтра должен... Карабееву встретила, она сказала. Тебя, конечно, грязью попачкала.
– За что?
– Да ни за что, со злости, что ты ее дураку не досталась.
– Она не злая вроде. И он не дурак, а просто... Просто Андрей лучше оказался, вот и все.
– Еще бы не лучше! – воскликнула мать. – У Андрея и голова, и характер! Золотой парень, я всегда говорила!.. И ведь моя правда оказалась? Моя?
Ольга, не ответив, начала стаскивать с себя платье.
– Порвешь! – испугалась мать и стала помогать ей. Переодевшись, Ольга вышла в сад.
Там, за столиком под яблоней, отец ее угощался с Дугановым и рассказывал о своей дочери, удивляясь тому, как быстро она выросла.
– Помню, она вот такая вот была... с тубареточку всего! – показал Савичев рукой. – А я лежу... Встать не получается... А она подошла, за руку тянет... Папа, вставай, говорит! Папа, вставай! Вот как понимала отца! Ты выпей, выпей!
Дуганов вежливо отказался:
– Спасибо, некогда. Я нож хотел для рубанка. У меня один был, и тот заржавел весь.
Но Савичеву неинтересно было говорить о практических вещах, ему хотелось восторгаться удивительности жизни.
– Я, ты знаешь, прямо иногда понять не могу!
– Чего это?
– Ну, как же! Только вчера она была вот такусенькая! Глазом моргнул – и замуж выходит! Или ты, например. Вчера был начальник, а сегодня никто. Вот что время делает!
Дуганов не согласился:
– Почему же никто? Я человек, как и был.
– Человек? – не поверил Савичев.
– Человек! – с достоинством подтвердил Дуганов. Савичев наставил на него палец и задал коварный вопрос:
– А если ты человек, почему тогда со мной не пьешь?
Если бы Дуганов родился и вырос не в Анисовке, он удивился бы постановке вопроса. Но как коренной анисовский он, напротив, не только понял вопрос, но и принял справедливость заложенной в нем укоризны. И сказал:
– Могу и выпить!
И в самом деле выпил тут же налитый Савичевым стакан.